Но, к счастью, он выглядел таким, как всегда: маленький, худенький, сморщенный и лысый. Ему уже было далеко за семьдесят, но, сколько Элиз его знала, он совсем не менялся.
Роберт Стэр Блужи был, возможно, самым богатым человеком в Соединенных Штатах, а может быть, и в мире. Его мать происходила из семьи Стэров из Питсбурга и оказалась единственной наследницей двух громадных империй – угольной и сталелитейной. Его отец, знаменитый Джек Блужи, был сыном бурильщика из Оклахомы, которому в свое время хватило ума закрепить за собой права на более чем восемьсот тысяч акров земли на юго-западе страны, буквально напичканной нефтью. На фоне его богатства даже солидное состояние Элиз казалось сущей мелочью.
В придачу к родительским деньгам Роберт унаследовал от отца проницательность и неуемную жажду жизни, а от матери – любовь к прекрасному. Если он и сожалел о том, что его внешние данные не соответствуют его финансовому положению, он никогда этого не показывал. В конце концов, Эндрю Карнеги, другой питсбургский миллиардер, был ростом всего в пять футов три дюйма. Это никоим образом не помешало его карьере. Боб Блужи давно понял простую истину: жизнь дается всего один раз – поэтому живи в свое удовольствие и постарайся по возможности делать добро другим.
Его возможности позволяли ему проводить этот принцип в жизнь с большим размахом. Он жертвовал огромные суммы на благотворительность – анонимно – и предавался веселью часто и помногу. На самом деле он не был дядей Элиз, приходясь ей каким-то дальним родственником. Но с их первой встречи, когда Элиз было лет семь или восемь, дядя Боб включил ее в сферу своих интересов. С тех пор она всегда могла обратиться к нему за советом, выплакаться на его плече, отметить с ним важное событие в жизни.
Он очень много сделал для нее. Он помог расторгнуть ее первый неудачный брак, он выдал ее замуж за Билла. Теперь помогал ей с разводом. Сменив трех жен, он стал большим специалистом в этих делах. Он никогда не осуждал Элиз, всегда радовался ее успехам. У него было много друзей, и он поддерживал прекрасные отношения со всеми бывшими женами. Сейчас он писал мемуары, которые озаглавил «Автобиография никого». В общем, он был славным, милым стариком.
«Как хорошо, что я снова вижу его», – подумала Элиз. Ей пришлось наклониться, чтобы подставить ему щеку для поцелуя, настоящего поцелуя, не какого-то светского чмоканья воздуха.
– Как мама? – спросил он. – В последний раз я видел Елену в прошлом месяце.
Элиз вздохнула.
– У мамы все по-прежнему. Сейчас я больше беспокоюсь о себе.
– Лиззи, у тебя был такой голос по телефону, и сейчас, извини, что я тебе это говорю, выглядишь ты ужасно. Садись, рассказывай.
Уже давно никто не звал ее Лиззи, даже мать. Так ее называли в детстве, это имя придумал для нее отец. Так приятно было снова услышать его. Элиз с наслаждением опустилась в глубокое, мягкое кресло.
Стены комнаты, которая служила дяде Бобу одновременно кабинетом и библиотекой, были почти сплошь заставлены шкафами, вмещавшими его прекрасную коллекцию книг, многие из которых он действительно прочел. Пространство, свободное от книг, занимали картины. Некоторые полотна представляли большую ценность. Над огромным камином в готическом стиле висел автопортрет Ван Гога. Напротив стола – «Женщина, читающая письмо» Вермеера. Лицо женщины на картине выражало глубокую озабоченность. Очень актуально, подумала Элиз, молча протянув дяде смятое письмо Лэрри Кохрана.
Он быстро пробежал письмо глазами и вопросительно посмотрел на Элиз:
– Что это, дорогая? И что это за «частица его самого», которую он тебе посылает? Что-то неприличное?
Элиз кивнула. При воспоминании о сценарии кровь отхлынула от ее лица. Ее вид встревожил дядю Боба.
– Я надеюсь, это не часть тела?
– Боже, конечно, нет. – Неожиданность вопроса привела ее в замешательство. – Нет, что ты. – Она вздрогнула от отвращения.
– Такое случается, – заметил дядя Боб. Тактично выдержав паузу, он прокашлялся. – Так что же он тебе прислал?
– Сценарий. – В определенном смысле это было даже хуже, чем отрезанное ухо или зуб. Это было требование – оскорбительное и унизительное для нее.
Но дядя Боб, судя по всему, не разделял ее негодования.
– И хороший сценарий?
– Не знаю. – Элиз сказала это резко, почти грубо. – Дядя Боб, дело ведь не в этом. Меня беспокоит угроза, скрытая в письме.
– Какая угроза?
– Ну, тон письма.
– Какой тон?
Нет, так дело не пойдет. Обычно дядя Боб понимал ее с полуслова. Он обладал необычайной интуицией. Элиз вздохнула. Она надеялась, что ей не придется объяснять все с самого начала, вспоминать все мерзкие детали. Но, видимо, этого не избежать.
Она рассказала ему все. Про самоубийство Синтии, про похороны, про то, что случилось затем в «Карлайле». Закончив, она не осмеливалась поднять на него глаза.
– Ты во мне разочарован?
Но он только ласково улыбнулся ей.
– Я никогда в тебе не разочаруюсь. Элиз, ты замечательная и очень талантливая. Мне было жаль, когда ты оставила карьеру, но раз ты этого хотела, значит, так и должно было быть. – Он погладил ее руку. – Я рад, что ты получила то, что тебе было нужно и когда тебе это было нужно.
Элиз облегченно вздохнула. Она так боялась, что дядя Боб ее осудит. До этого момента она не сознавала, что он относится к ней, как к родной дочери.
– Теперь ты боишься, что у этого юного фотографа-горе-писателя есть фотографии, которые могут тебе повредить?
– Я не знаю, что думать.
– Ты полагаешь, он это сделал специально?
– Не знаю.
– Маловероятно. Зная твое безупречное прошлое, он вряд ли мог рассчитывать на успех. Может быть, он что-то подсыпал тебе в вино?
– Нет, нет, дядя Боб, это исключено. – Она не могла сказать ему, что в последнее время пьет слишком много, так, что порой теряет контроль над собой. Она не могла сказать, что тогда она просто отключилась и даже не помнит, как добралась до дома. Да и какое это имело значение. – Я боюсь, что это может осложнить развод.
– Ну что ж, возможно. Хотя, насколько я понял, Билл мечтает поскорее развестись, чтобы в спешном порядке снова связать себя узами брака. – Он довольно усмехнулся. – Я рад, что ты наконец-то избавишься от этого болвана. Откровенно говоря, Лиззи, он мне надоел до смерти. Помпезный дурак. В любом случае на следующей неделе документы будут готовы для подписания. Так что, даже если в письме и содержится угроза, это уже неважно.
– Хорошо бы так. – Элиз глубоко вздохнула. Наверное, дядя Боб прав. Хотя, конечно, хотелось бы большей уверенности.
– Послушай, дорогая, если тебя это так беспокоит, почему бы тебе не пригласить молодого человека и не поговорить с ним? Я попрошу своих людей навести о нем кое-какие справки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Роберт Стэр Блужи был, возможно, самым богатым человеком в Соединенных Штатах, а может быть, и в мире. Его мать происходила из семьи Стэров из Питсбурга и оказалась единственной наследницей двух громадных империй – угольной и сталелитейной. Его отец, знаменитый Джек Блужи, был сыном бурильщика из Оклахомы, которому в свое время хватило ума закрепить за собой права на более чем восемьсот тысяч акров земли на юго-западе страны, буквально напичканной нефтью. На фоне его богатства даже солидное состояние Элиз казалось сущей мелочью.
В придачу к родительским деньгам Роберт унаследовал от отца проницательность и неуемную жажду жизни, а от матери – любовь к прекрасному. Если он и сожалел о том, что его внешние данные не соответствуют его финансовому положению, он никогда этого не показывал. В конце концов, Эндрю Карнеги, другой питсбургский миллиардер, был ростом всего в пять футов три дюйма. Это никоим образом не помешало его карьере. Боб Блужи давно понял простую истину: жизнь дается всего один раз – поэтому живи в свое удовольствие и постарайся по возможности делать добро другим.
Его возможности позволяли ему проводить этот принцип в жизнь с большим размахом. Он жертвовал огромные суммы на благотворительность – анонимно – и предавался веселью часто и помногу. На самом деле он не был дядей Элиз, приходясь ей каким-то дальним родственником. Но с их первой встречи, когда Элиз было лет семь или восемь, дядя Боб включил ее в сферу своих интересов. С тех пор она всегда могла обратиться к нему за советом, выплакаться на его плече, отметить с ним важное событие в жизни.
Он очень много сделал для нее. Он помог расторгнуть ее первый неудачный брак, он выдал ее замуж за Билла. Теперь помогал ей с разводом. Сменив трех жен, он стал большим специалистом в этих делах. Он никогда не осуждал Элиз, всегда радовался ее успехам. У него было много друзей, и он поддерживал прекрасные отношения со всеми бывшими женами. Сейчас он писал мемуары, которые озаглавил «Автобиография никого». В общем, он был славным, милым стариком.
«Как хорошо, что я снова вижу его», – подумала Элиз. Ей пришлось наклониться, чтобы подставить ему щеку для поцелуя, настоящего поцелуя, не какого-то светского чмоканья воздуха.
– Как мама? – спросил он. – В последний раз я видел Елену в прошлом месяце.
Элиз вздохнула.
– У мамы все по-прежнему. Сейчас я больше беспокоюсь о себе.
– Лиззи, у тебя был такой голос по телефону, и сейчас, извини, что я тебе это говорю, выглядишь ты ужасно. Садись, рассказывай.
Уже давно никто не звал ее Лиззи, даже мать. Так ее называли в детстве, это имя придумал для нее отец. Так приятно было снова услышать его. Элиз с наслаждением опустилась в глубокое, мягкое кресло.
Стены комнаты, которая служила дяде Бобу одновременно кабинетом и библиотекой, были почти сплошь заставлены шкафами, вмещавшими его прекрасную коллекцию книг, многие из которых он действительно прочел. Пространство, свободное от книг, занимали картины. Некоторые полотна представляли большую ценность. Над огромным камином в готическом стиле висел автопортрет Ван Гога. Напротив стола – «Женщина, читающая письмо» Вермеера. Лицо женщины на картине выражало глубокую озабоченность. Очень актуально, подумала Элиз, молча протянув дяде смятое письмо Лэрри Кохрана.
Он быстро пробежал письмо глазами и вопросительно посмотрел на Элиз:
– Что это, дорогая? И что это за «частица его самого», которую он тебе посылает? Что-то неприличное?
Элиз кивнула. При воспоминании о сценарии кровь отхлынула от ее лица. Ее вид встревожил дядю Боба.
– Я надеюсь, это не часть тела?
– Боже, конечно, нет. – Неожиданность вопроса привела ее в замешательство. – Нет, что ты. – Она вздрогнула от отвращения.
– Такое случается, – заметил дядя Боб. Тактично выдержав паузу, он прокашлялся. – Так что же он тебе прислал?
– Сценарий. – В определенном смысле это было даже хуже, чем отрезанное ухо или зуб. Это было требование – оскорбительное и унизительное для нее.
Но дядя Боб, судя по всему, не разделял ее негодования.
– И хороший сценарий?
– Не знаю. – Элиз сказала это резко, почти грубо. – Дядя Боб, дело ведь не в этом. Меня беспокоит угроза, скрытая в письме.
– Какая угроза?
– Ну, тон письма.
– Какой тон?
Нет, так дело не пойдет. Обычно дядя Боб понимал ее с полуслова. Он обладал необычайной интуицией. Элиз вздохнула. Она надеялась, что ей не придется объяснять все с самого начала, вспоминать все мерзкие детали. Но, видимо, этого не избежать.
Она рассказала ему все. Про самоубийство Синтии, про похороны, про то, что случилось затем в «Карлайле». Закончив, она не осмеливалась поднять на него глаза.
– Ты во мне разочарован?
Но он только ласково улыбнулся ей.
– Я никогда в тебе не разочаруюсь. Элиз, ты замечательная и очень талантливая. Мне было жаль, когда ты оставила карьеру, но раз ты этого хотела, значит, так и должно было быть. – Он погладил ее руку. – Я рад, что ты получила то, что тебе было нужно и когда тебе это было нужно.
Элиз облегченно вздохнула. Она так боялась, что дядя Боб ее осудит. До этого момента она не сознавала, что он относится к ней, как к родной дочери.
– Теперь ты боишься, что у этого юного фотографа-горе-писателя есть фотографии, которые могут тебе повредить?
– Я не знаю, что думать.
– Ты полагаешь, он это сделал специально?
– Не знаю.
– Маловероятно. Зная твое безупречное прошлое, он вряд ли мог рассчитывать на успех. Может быть, он что-то подсыпал тебе в вино?
– Нет, нет, дядя Боб, это исключено. – Она не могла сказать ему, что в последнее время пьет слишком много, так, что порой теряет контроль над собой. Она не могла сказать, что тогда она просто отключилась и даже не помнит, как добралась до дома. Да и какое это имело значение. – Я боюсь, что это может осложнить развод.
– Ну что ж, возможно. Хотя, насколько я понял, Билл мечтает поскорее развестись, чтобы в спешном порядке снова связать себя узами брака. – Он довольно усмехнулся. – Я рад, что ты наконец-то избавишься от этого болвана. Откровенно говоря, Лиззи, он мне надоел до смерти. Помпезный дурак. В любом случае на следующей неделе документы будут готовы для подписания. Так что, даже если в письме и содержится угроза, это уже неважно.
– Хорошо бы так. – Элиз глубоко вздохнула. Наверное, дядя Боб прав. Хотя, конечно, хотелось бы большей уверенности.
– Послушай, дорогая, если тебя это так беспокоит, почему бы тебе не пригласить молодого человека и не поговорить с ним? Я попрошу своих людей навести о нем кое-какие справки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135