Вон та, которая сидит рядом с Пэт Бакли.
– Та, в которой явно есть что-то арабское? – спросила Шелби со своим тягучим южным акцентом.
– Никогда, просто jamais не называй персов арабами, дорогая. – Гунилла от возмущения даже затрясла головой. – Это такой дурной тон. Запомни, именно персы и придумали арийцев.
Пристыженная Шелби кивнула. Столькому еще надо учиться!
– И что она?
– Ей сделали операцию по уменьшению груди. Третью по счету. На будущее запомни: две операции – это предел для любой части тела. Иначе можно кончить, как Майкл Джексон. Короче, что-то там не получилось, и теперь у нее вообще нет сосков. Можешь себе представить? Они напортачили с одним, а потом удалили и второй, для симметрии. Теперь под просвечивающими платьями она носит резиновые протезы. Я пользовалась тем же клеем, когда носила накладные ресницы. Ужасная гадость. Как она не пачкает им платья? Я так рада, что эти ресницы вышли из моды. Мой муж – не Сол, мой второй муж – их просто ненавидел. – Она на секунду задумалась. – Правда, меня он тоже ненавидел. – Шелби хихикнула. Гунилла подняла бровь, прищурилась и продолжила: – Послушай меня, милочка. Ты, конечно, южанка, но ты не дурочка, я это вижу. Ты захомутала Морти Кушмана, а я-то знаю, чего это стоило. Ты мне нравишься. Я хочу тебе помочь. Поэтому запомни: все мужчины ненавидят всех женщин. Без исключения. Если ты встретишь кого-то, кто покажется тебе исключением, и ты влюбишься, немедленно уезжай на курорт и оставайся там, пока не стабилизируется уровень сахара в крови.
Она перевела дух. Роберт Хазенфус все еще бубнил: Джил Гриффин это, Джил Гриффин то. «Господи – подумала Гунилла, – ведь все прекрасно знают, что в этом мире подонков и мерзавцев он самый отъявленный негодяй». Она перевела взгляд на своего мужа: действительно ли его последний роман представляет для нее угрозу? Дети уже выросли и не могут служить прикрытием, значит, придется защищаться самой. Она опять повернулась к Шелби и продолжила урок:
– Ну, конечно, наоборот: все женщины ненавидят всех мужчин. Это основа цивилизации, какой мы ее имеем. – Она раскрыла вечернюю сумочку, достала тюбик помады «Палома» и начала аккуратно подкрашивать губы. Шелби была потрясена: она делала это совершенно невозмутимо на глазах у всего зала. Как зачарованная Шелби наблюдала за Гуниллой, а та, закончив, захлопнула сумочку, обвела глазами сверкающий зал, затем посмотрела на Шелби.
– Мы все ненавидим друг друга, милочка. Не забывай об этом.
Книга вторая
МУЖЬЯ УЯЗВЛЕНЫ
1
ПОЛЮБОВНАЯ СДЕЛКА
Трое из четырех мужей, намеченных в жертвы Клубом брошенных жен, находились в этот день в зале заседаний совета Объединенных фондов Дугласа Уиттера, где должно было состояться праздничное чаепитие.
– Чаепитие, придумали тоже, – фыркнул Морти Кушман. – Как это по-светски. Да еще в этих хоромах.
Действительно, зал заседаний выглядел внушительно. «Еще бы, – подумал Морти, – сколько денег сюда вбухано. Эти парни знают, что делают. Они грабят вдов и сирот со времен войны за независимость и называют это бизнесом». Он посмотрел на Джила Гриффина и Билла Атчинсона. Типичные сукины дети американской революции.
И весь зал был стилизован под ту эпоху. Стены до середины были отделаны темным полированным деревом, а затем до потолка оклеены кремоватыми обоями. Центр комнаты занимал длинный стол, на гладкой поверхности которого отражался свет нескольких десятков свечей, настоящих свечей, огромной медной люстры. Джил говорил, что это какой-то необыкновенный антиквариат чуть ли не из штаб-квартиры самого Вашингтона. Настоящее освещение, конечно, давали обычные электрические лампочки, аккуратно вделанные в высокий, богато украшенный лепниной потолок. Полы были тоже из темного полированного дерева, как в настоящем дворце. Но самое потрясающее было то, что весь этот уголок истории находился на шестьдесят восьмом этаже здания № 120 по Уолл-стрит, и из его окон открывался великолепный вид на Нью-Йоркскую гавань. Правда, увидеть все равно ничего было нельзя, поскольку в окна, тоже, конечно, стилизованные под старину, было вставлено рифленое стекло с пузырьками воздуха внутри. Это был класс: ухлопать уйму денег, создать колониальный Уильямсбург на вершине небоскреба и – проигнорировать открывающийся вид. Этим ребятам не откажешь в чувстве юмора.
Сегодня они собрались, чтобы отметить создание акционерной компании Неистового Морти и выпуск первого пакета акций, которые, может быть, в эту самую минуту, поступили на Нью-Йоркскую фондовую биржу. Невероятно. За годы своей карьеры Морти имел дело с самыми разными людьми, но эти парни были что-то особенное. Настоящие черти. Морти был наслышан об их методах. Они хватали за глотку и уже не отпускали, причем проделывали все это с чертовской элегантностью. Этот парадокс особенно восхищал Морти.
Он оглядел комнату. Джил восседал во главе стола, вылитый император, и, слегка склонив голову набок, слушал Мэри Бирмингем, которая что-то шептала ему на ухо. Костюм сидел на нем безукоризненно. Как ему это удается? Морти знал, что для этого нужно нечто большее, чем деньги. Это должно быть в генах. Как форма головы, у Джила она была идеальна, как благородная седина в его светлых волосах, как длинные, тонкие пальцы. И посадка головы. Джил держал голову так, будто ему принадлежал весь мир, и это его манера вызывала у Морти острое чувство зависти. Джил коснулся верхней губы указательным пальцем и кивнул Мэри, и Морти заметил, как в этот момент светлые глаза Джила блеснули холодным стальным цветом. Морти отвел глаза.
За столом сидело человек двенадцать, все в белоснежных рубашках и безукоризненно отутюженных костюмах. Волосы у тех, у кого они еще остались, были гладко зачесаны назад, очки на тех, кто их носил, поблескивали, отражая свет люстр. Шелковые галстуки были у всех примерно одинаковыми – мелкий рисунок на розовом, красном или желтом фоне. «Галстуки власти», как их называли. Они все производили впечатление богатства и чистоты. Богатство и чистота. Приходилось признать, что Морти не совсем соответствовал этому образу. Он был слишком толст, и стоило ему надеть костюм, как он собирался складками. Тем не менее, подумал он, откинувшись на спинку кресла и затягиваясь сигарой, он был здесь.
Он был здесь, потому что он этого заслуживал, потому что он неплохо потрудился, потому что он был умен и потому – он признался в этом самому себе – что ему повезло. Он оказался на самом гребне волны. У него на счете был 61 миллион долларов, а это что-нибудь да стоило. «Господи, – подумал он, – я, может быть, самый богатый из всех этих козлов». И эта мысль наполнила его ликованием.
Свалившееся на него богатство было самым лучшим, что он испытывал в жизни, – лучше, чем еда, лучше, чем азартная игра, даже лучше, чем секс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
– Та, в которой явно есть что-то арабское? – спросила Шелби со своим тягучим южным акцентом.
– Никогда, просто jamais не называй персов арабами, дорогая. – Гунилла от возмущения даже затрясла головой. – Это такой дурной тон. Запомни, именно персы и придумали арийцев.
Пристыженная Шелби кивнула. Столькому еще надо учиться!
– И что она?
– Ей сделали операцию по уменьшению груди. Третью по счету. На будущее запомни: две операции – это предел для любой части тела. Иначе можно кончить, как Майкл Джексон. Короче, что-то там не получилось, и теперь у нее вообще нет сосков. Можешь себе представить? Они напортачили с одним, а потом удалили и второй, для симметрии. Теперь под просвечивающими платьями она носит резиновые протезы. Я пользовалась тем же клеем, когда носила накладные ресницы. Ужасная гадость. Как она не пачкает им платья? Я так рада, что эти ресницы вышли из моды. Мой муж – не Сол, мой второй муж – их просто ненавидел. – Она на секунду задумалась. – Правда, меня он тоже ненавидел. – Шелби хихикнула. Гунилла подняла бровь, прищурилась и продолжила: – Послушай меня, милочка. Ты, конечно, южанка, но ты не дурочка, я это вижу. Ты захомутала Морти Кушмана, а я-то знаю, чего это стоило. Ты мне нравишься. Я хочу тебе помочь. Поэтому запомни: все мужчины ненавидят всех женщин. Без исключения. Если ты встретишь кого-то, кто покажется тебе исключением, и ты влюбишься, немедленно уезжай на курорт и оставайся там, пока не стабилизируется уровень сахара в крови.
Она перевела дух. Роберт Хазенфус все еще бубнил: Джил Гриффин это, Джил Гриффин то. «Господи – подумала Гунилла, – ведь все прекрасно знают, что в этом мире подонков и мерзавцев он самый отъявленный негодяй». Она перевела взгляд на своего мужа: действительно ли его последний роман представляет для нее угрозу? Дети уже выросли и не могут служить прикрытием, значит, придется защищаться самой. Она опять повернулась к Шелби и продолжила урок:
– Ну, конечно, наоборот: все женщины ненавидят всех мужчин. Это основа цивилизации, какой мы ее имеем. – Она раскрыла вечернюю сумочку, достала тюбик помады «Палома» и начала аккуратно подкрашивать губы. Шелби была потрясена: она делала это совершенно невозмутимо на глазах у всего зала. Как зачарованная Шелби наблюдала за Гуниллой, а та, закончив, захлопнула сумочку, обвела глазами сверкающий зал, затем посмотрела на Шелби.
– Мы все ненавидим друг друга, милочка. Не забывай об этом.
Книга вторая
МУЖЬЯ УЯЗВЛЕНЫ
1
ПОЛЮБОВНАЯ СДЕЛКА
Трое из четырех мужей, намеченных в жертвы Клубом брошенных жен, находились в этот день в зале заседаний совета Объединенных фондов Дугласа Уиттера, где должно было состояться праздничное чаепитие.
– Чаепитие, придумали тоже, – фыркнул Морти Кушман. – Как это по-светски. Да еще в этих хоромах.
Действительно, зал заседаний выглядел внушительно. «Еще бы, – подумал Морти, – сколько денег сюда вбухано. Эти парни знают, что делают. Они грабят вдов и сирот со времен войны за независимость и называют это бизнесом». Он посмотрел на Джила Гриффина и Билла Атчинсона. Типичные сукины дети американской революции.
И весь зал был стилизован под ту эпоху. Стены до середины были отделаны темным полированным деревом, а затем до потолка оклеены кремоватыми обоями. Центр комнаты занимал длинный стол, на гладкой поверхности которого отражался свет нескольких десятков свечей, настоящих свечей, огромной медной люстры. Джил говорил, что это какой-то необыкновенный антиквариат чуть ли не из штаб-квартиры самого Вашингтона. Настоящее освещение, конечно, давали обычные электрические лампочки, аккуратно вделанные в высокий, богато украшенный лепниной потолок. Полы были тоже из темного полированного дерева, как в настоящем дворце. Но самое потрясающее было то, что весь этот уголок истории находился на шестьдесят восьмом этаже здания № 120 по Уолл-стрит, и из его окон открывался великолепный вид на Нью-Йоркскую гавань. Правда, увидеть все равно ничего было нельзя, поскольку в окна, тоже, конечно, стилизованные под старину, было вставлено рифленое стекло с пузырьками воздуха внутри. Это был класс: ухлопать уйму денег, создать колониальный Уильямсбург на вершине небоскреба и – проигнорировать открывающийся вид. Этим ребятам не откажешь в чувстве юмора.
Сегодня они собрались, чтобы отметить создание акционерной компании Неистового Морти и выпуск первого пакета акций, которые, может быть, в эту самую минуту, поступили на Нью-Йоркскую фондовую биржу. Невероятно. За годы своей карьеры Морти имел дело с самыми разными людьми, но эти парни были что-то особенное. Настоящие черти. Морти был наслышан об их методах. Они хватали за глотку и уже не отпускали, причем проделывали все это с чертовской элегантностью. Этот парадокс особенно восхищал Морти.
Он оглядел комнату. Джил восседал во главе стола, вылитый император, и, слегка склонив голову набок, слушал Мэри Бирмингем, которая что-то шептала ему на ухо. Костюм сидел на нем безукоризненно. Как ему это удается? Морти знал, что для этого нужно нечто большее, чем деньги. Это должно быть в генах. Как форма головы, у Джила она была идеальна, как благородная седина в его светлых волосах, как длинные, тонкие пальцы. И посадка головы. Джил держал голову так, будто ему принадлежал весь мир, и это его манера вызывала у Морти острое чувство зависти. Джил коснулся верхней губы указательным пальцем и кивнул Мэри, и Морти заметил, как в этот момент светлые глаза Джила блеснули холодным стальным цветом. Морти отвел глаза.
За столом сидело человек двенадцать, все в белоснежных рубашках и безукоризненно отутюженных костюмах. Волосы у тех, у кого они еще остались, были гладко зачесаны назад, очки на тех, кто их носил, поблескивали, отражая свет люстр. Шелковые галстуки были у всех примерно одинаковыми – мелкий рисунок на розовом, красном или желтом фоне. «Галстуки власти», как их называли. Они все производили впечатление богатства и чистоты. Богатство и чистота. Приходилось признать, что Морти не совсем соответствовал этому образу. Он был слишком толст, и стоило ему надеть костюм, как он собирался складками. Тем не менее, подумал он, откинувшись на спинку кресла и затягиваясь сигарой, он был здесь.
Он был здесь, потому что он этого заслуживал, потому что он неплохо потрудился, потому что он был умен и потому – он признался в этом самому себе – что ему повезло. Он оказался на самом гребне волны. У него на счете был 61 миллион долларов, а это что-нибудь да стоило. «Господи, – подумал он, – я, может быть, самый богатый из всех этих козлов». И эта мысль наполнила его ликованием.
Свалившееся на него богатство было самым лучшим, что он испытывал в жизни, – лучше, чем еда, лучше, чем азартная игра, даже лучше, чем секс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135