Аарон хотел, чтобы Анни сама преодолела «этот барьер», и, когда их интимные отношения наконец возобновились, Анни уже не испытывала оргазма. Никогда. С того времени и до сегодняшнего дня.
Поначалу Аарон пытался быть терпеливым. Анни сделала небольшую операцию, прошла курс лечения, ей прописали транквилизаторы. Долгое время они просто жили. Но теперь ущербной в глазах Аарона стала выглядеть и Анни. Для него это было уже слишком. Аарон прочел о докторе Розен, сексопатологе, и в конце концов настоял, чтобы Анни проконсультировалась у нее.
Доктор Розен помогла ей открыто взглянуть на ее собственную жизнь. С ее помощью Анни поняла, как мало дала ей мать, как зла и одновременно печальна была она сама. Кончилось тем, что Анни привела к ней и Аарона. Тогда доктор Розен помогла ей решить некоторые проблемы их семейной жизни. Она убедила Анни найти специнтернат для Сильви. А потом Аарон ушел от нее, и доктор Розен отказалась продолжить лечение, так как Анни решила не сдаваться и сделать все, чтобы сохранить семью. И именно теперь, когда Анни больше всего нуждалась в поддержке, она чувствовала себя брошенной, отвергнутой врачом. «Вы все еще живете в мире снов. Отказываетесь видеть реальность. Больше я ничем не могу вам помочь».
У Анни закружилась голова. Сегодня нельзя торопиться. Она подумала, не позвонить ли Бренде, которая предложила проводить ее и Сильви в интернат. Но тогда Анни отказалась. Все это время ей хотелось быть вдвоем с Сильви, только с ней. Однако сейчас она поняла, что должна с кем-то поговорить. Часы показывали четверть восьмого. Анни постеснялась звонить Бренде так рано, та пришла бы в ярость. «В конце концов, никто еще от этого не умер, – подумала она про себя. – Обойдусь и без звонка. До сих пор я все делала сама. И это переживу сама».
Анни спустилась вниз в комнату Сильви. Она была почти пуста без маленьких сокровищ дочери, которые уже были уложены. Только Пэнгора, сиамского кота да саму Сильви нужно было приготовить к отъезду. Анни тихо раздвинула шторы и оглянулась на спящую дочь. Ее волосы цвета светлого золота рассыпались по подушке, лицо было умиротворенным. У Сильви были слегка раскосые, неправильной формы глаза, таких детей обычно называют «монголоидами»; спящая, она выглядела совсем ребенком, и на лице не было того ужасного, кричащего выражения умственной отсталости.
– Сильви, – Анни слегка потрепала ее за плечо. Всю свою жизнь Сильви ощущала лишь такие прикосновения, нежные и любящие. И, как Пэнгор, Сильви потянулась, выгнула спину и перевернулась на другой бок, а потом протянула руки к Анни. Та обняла ее, надеясь в душе, что дочь всегда будет вот так же надежно защищена, как у нее в объятиях, оставаясь при этом открытой и любящей.
– Привет, мам-пам.
Речь Сильви была слегка неразборчивой, но вполне понятной, если прислушаться. Многие даже не старались делать этого.
– Привет, Сильви.
– Доброе утро, Пэнгор.
Кот потянулся и перекатился к Анни. Она погладила его по мягкому брюшку.
– Вам обоим пора вставать. Ты помнишь, какой сегодня день, правда?
– Я еду в школу, – прошептала Сильви. В ее глазах был страх, тот самый страх, который не исчез после всех уговоров и увещеваний Анни. «Попозже мне там понравится», – бессмысленно повторяла Сильви за матерью снова и снова.
– Мам-пам, а Пэнгор тоже может ехать со мной?
– Разумеется.
– Это хорошо.
Сильви сбросила одеяло и встала. Движения ее были неловкими, неуклюжими. И, наверно поэтому, очень доверчивыми.
– Умойся и оденься. Хадсон будет здесь сразу после завтрака.
Сильви улыбнулась. Хадсон ей нравился, и он хорошо относился к Сильви. Анни наблюдала, как дочь пытается справиться со своей розовой пижамой. Слезы навернулись на глаза Анни, она круто развернулась и пошла на кухню.
Интернат находился недалеко, около ста семнадцати миль на север, в тихом уголке штата Нью-Йорк. Анни вздохнула, взглянув на упакованный чемодан и коробки в прихожей. Она вспомнила свой отъезд в частный пансион мисс Портер, тогда она была еще моложе Сильви. Анни припомнила, что была очень огорчена и расстроена, так же, как сейчас ее дочь. Но в отличие от Сильви мать Анни не провожала ее. Она просто сбежала. Сбежала, не сказав «прощай» ни Анни, ни ее отцу. И тот, оказавшись брошенным, отослал свою единственную дочь в пансион.
Казалось, Анни всю свою жизнь боролась с одиночеством. Интересно, замечали ли это другие? Возможно, они точно так же бежали от одиночества, как она. Анни очень страдала от этого, решив, что никогда не позволит своим детям пережить это чувство, если все будет зависеть от нее.
Да, «Сильван Глейдс» был для Сильви своеобразной гарантией от одиночества. Несмотря на то что говорил Аарон, название «Сильван Глейдс» означало то место, где Сильви будет хорошо вместе с другими детьми. У нее будут занятия, друзья, наконец, та необходимая каждодневная помощь, в которой она так нуждается. И Сильви ничем не будет отличаться от других. Будет как все.
Анни планировала, что Сильви будет долго находиться в интернате, и это стоило очень больших денег. Она добавила кругленькую сумму к той, что отложил Аарон. Этого было достаточно. Все, что теперь требовалось от Анни, – отпустить от себя Сильви. Не обрекать ее на одиночество, а мужественно ждать своего собственного.
И вот оно здесь, рядом.
Анни взяла коробку для Пэнгора и заставила кота проглотить таблетку снотворного, закатанную в сырный шарик. Без этого животное кричало бы всю дорогу. Да и самой Анни было бы неплохо принять одну таблетку.
Ровно в восемь позвонил Хадсон. Сильви, одетая в белую льняную блузку и красивый синий джемпер от Сакса, пританцовывала на месте от возбуждения. «Мы едем в школу, в школу, в школу», – напевала она, и Анни пыталась улыбнуться.
– В интернат, – напомнила Анни.
– В интернат, – кивнула Сильви. – Как Крис и Алекс. – Потом схватила Анни за руку: – Поехали, поехали!
Сильви была слишком взволнована, чтобы заснуть в машине, и они играли в «Я вожу» и индейцев, потом Сильви съела булочку с маслом и полбанана. Сначала поездка казалась Анни бесконечной, но закончилась как-то неожиданно.
– Это твоя новая школа? – спросил Хадсон, когда они подъехали к элегантному отреставрированному старинному особняку. Он даже присвистнул от восхищения: – Да, славное местечко!
Сильви, подпрыгивая на заднем сиденье, захихикала.
– Славное местечко! – эхом отозвалась она. Глаза ее были широко раскрыты от возбуждения. Анни очень нравились глаза дочери. Для посторонних они лишь отражали умственную отсталость Сильви, но для Анни слегка раскосые, восточного типа глаза дочери были загадочными, а их взгляд до боли родным. Кошачьи глаза. Сейчас они были испуганные. Как-то раз Анни очень удивилась, когда Сильви, указав на рисунок в книге о Японии (там была изображена гейша), сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Поначалу Аарон пытался быть терпеливым. Анни сделала небольшую операцию, прошла курс лечения, ей прописали транквилизаторы. Долгое время они просто жили. Но теперь ущербной в глазах Аарона стала выглядеть и Анни. Для него это было уже слишком. Аарон прочел о докторе Розен, сексопатологе, и в конце концов настоял, чтобы Анни проконсультировалась у нее.
Доктор Розен помогла ей открыто взглянуть на ее собственную жизнь. С ее помощью Анни поняла, как мало дала ей мать, как зла и одновременно печальна была она сама. Кончилось тем, что Анни привела к ней и Аарона. Тогда доктор Розен помогла ей решить некоторые проблемы их семейной жизни. Она убедила Анни найти специнтернат для Сильви. А потом Аарон ушел от нее, и доктор Розен отказалась продолжить лечение, так как Анни решила не сдаваться и сделать все, чтобы сохранить семью. И именно теперь, когда Анни больше всего нуждалась в поддержке, она чувствовала себя брошенной, отвергнутой врачом. «Вы все еще живете в мире снов. Отказываетесь видеть реальность. Больше я ничем не могу вам помочь».
У Анни закружилась голова. Сегодня нельзя торопиться. Она подумала, не позвонить ли Бренде, которая предложила проводить ее и Сильви в интернат. Но тогда Анни отказалась. Все это время ей хотелось быть вдвоем с Сильви, только с ней. Однако сейчас она поняла, что должна с кем-то поговорить. Часы показывали четверть восьмого. Анни постеснялась звонить Бренде так рано, та пришла бы в ярость. «В конце концов, никто еще от этого не умер, – подумала она про себя. – Обойдусь и без звонка. До сих пор я все делала сама. И это переживу сама».
Анни спустилась вниз в комнату Сильви. Она была почти пуста без маленьких сокровищ дочери, которые уже были уложены. Только Пэнгора, сиамского кота да саму Сильви нужно было приготовить к отъезду. Анни тихо раздвинула шторы и оглянулась на спящую дочь. Ее волосы цвета светлого золота рассыпались по подушке, лицо было умиротворенным. У Сильви были слегка раскосые, неправильной формы глаза, таких детей обычно называют «монголоидами»; спящая, она выглядела совсем ребенком, и на лице не было того ужасного, кричащего выражения умственной отсталости.
– Сильви, – Анни слегка потрепала ее за плечо. Всю свою жизнь Сильви ощущала лишь такие прикосновения, нежные и любящие. И, как Пэнгор, Сильви потянулась, выгнула спину и перевернулась на другой бок, а потом протянула руки к Анни. Та обняла ее, надеясь в душе, что дочь всегда будет вот так же надежно защищена, как у нее в объятиях, оставаясь при этом открытой и любящей.
– Привет, мам-пам.
Речь Сильви была слегка неразборчивой, но вполне понятной, если прислушаться. Многие даже не старались делать этого.
– Привет, Сильви.
– Доброе утро, Пэнгор.
Кот потянулся и перекатился к Анни. Она погладила его по мягкому брюшку.
– Вам обоим пора вставать. Ты помнишь, какой сегодня день, правда?
– Я еду в школу, – прошептала Сильви. В ее глазах был страх, тот самый страх, который не исчез после всех уговоров и увещеваний Анни. «Попозже мне там понравится», – бессмысленно повторяла Сильви за матерью снова и снова.
– Мам-пам, а Пэнгор тоже может ехать со мной?
– Разумеется.
– Это хорошо.
Сильви сбросила одеяло и встала. Движения ее были неловкими, неуклюжими. И, наверно поэтому, очень доверчивыми.
– Умойся и оденься. Хадсон будет здесь сразу после завтрака.
Сильви улыбнулась. Хадсон ей нравился, и он хорошо относился к Сильви. Анни наблюдала, как дочь пытается справиться со своей розовой пижамой. Слезы навернулись на глаза Анни, она круто развернулась и пошла на кухню.
Интернат находился недалеко, около ста семнадцати миль на север, в тихом уголке штата Нью-Йорк. Анни вздохнула, взглянув на упакованный чемодан и коробки в прихожей. Она вспомнила свой отъезд в частный пансион мисс Портер, тогда она была еще моложе Сильви. Анни припомнила, что была очень огорчена и расстроена, так же, как сейчас ее дочь. Но в отличие от Сильви мать Анни не провожала ее. Она просто сбежала. Сбежала, не сказав «прощай» ни Анни, ни ее отцу. И тот, оказавшись брошенным, отослал свою единственную дочь в пансион.
Казалось, Анни всю свою жизнь боролась с одиночеством. Интересно, замечали ли это другие? Возможно, они точно так же бежали от одиночества, как она. Анни очень страдала от этого, решив, что никогда не позволит своим детям пережить это чувство, если все будет зависеть от нее.
Да, «Сильван Глейдс» был для Сильви своеобразной гарантией от одиночества. Несмотря на то что говорил Аарон, название «Сильван Глейдс» означало то место, где Сильви будет хорошо вместе с другими детьми. У нее будут занятия, друзья, наконец, та необходимая каждодневная помощь, в которой она так нуждается. И Сильви ничем не будет отличаться от других. Будет как все.
Анни планировала, что Сильви будет долго находиться в интернате, и это стоило очень больших денег. Она добавила кругленькую сумму к той, что отложил Аарон. Этого было достаточно. Все, что теперь требовалось от Анни, – отпустить от себя Сильви. Не обрекать ее на одиночество, а мужественно ждать своего собственного.
И вот оно здесь, рядом.
Анни взяла коробку для Пэнгора и заставила кота проглотить таблетку снотворного, закатанную в сырный шарик. Без этого животное кричало бы всю дорогу. Да и самой Анни было бы неплохо принять одну таблетку.
Ровно в восемь позвонил Хадсон. Сильви, одетая в белую льняную блузку и красивый синий джемпер от Сакса, пританцовывала на месте от возбуждения. «Мы едем в школу, в школу, в школу», – напевала она, и Анни пыталась улыбнуться.
– В интернат, – напомнила Анни.
– В интернат, – кивнула Сильви. – Как Крис и Алекс. – Потом схватила Анни за руку: – Поехали, поехали!
Сильви была слишком взволнована, чтобы заснуть в машине, и они играли в «Я вожу» и индейцев, потом Сильви съела булочку с маслом и полбанана. Сначала поездка казалась Анни бесконечной, но закончилась как-то неожиданно.
– Это твоя новая школа? – спросил Хадсон, когда они подъехали к элегантному отреставрированному старинному особняку. Он даже присвистнул от восхищения: – Да, славное местечко!
Сильви, подпрыгивая на заднем сиденье, захихикала.
– Славное местечко! – эхом отозвалась она. Глаза ее были широко раскрыты от возбуждения. Анни очень нравились глаза дочери. Для посторонних они лишь отражали умственную отсталость Сильви, но для Анни слегка раскосые, восточного типа глаза дочери были загадочными, а их взгляд до боли родным. Кошачьи глаза. Сейчас они были испуганные. Как-то раз Анни очень удивилась, когда Сильви, указав на рисунок в книге о Японии (там была изображена гейша), сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135