– Добрый вечер. Чем могу служить?
– Леночка, Володя с задания вернулся? – спросил Дмитрий.
– Да, Дмитрий Степанович. Отчет для вас пишет и говорит, что скоро закончит.
– Прекрасно. Подвезите отчет ко мне в Третий Зачатьевский и можете быть свободны. Только передайте Володе, что я не в службу, а в дружбу прошу его вас проводить – сначала ко мне на Остоженку с отчетом, а после – до дома. Дело уже к ночи, молодой девушке не годится одной путешествовать по темной Москве. Так и скажите, что я распорядился.
– Какой вы смешной, Дмитрий Степанович, – хихикнула Леночка. – Володя и сам не откажется...
Колычев едва успел повесить трубку на рычаг, как телефон издал неприятную пронзительную трель.
– Митя, трубку сними, – попросил Антипов, брызгавший в этот момент на себя одеколоном из хрустального флакона с резиновой грушей пульверизатора.
– Квартира Антипова, – отозвался Колычев в нижний раструб телефонной трубки. – Слушаю вас.
– Сыскное отделение, дежурный Трофименко. Будьте ласковы, передайте Павлу Мефодьевичу – в Варсонофьевском переулке убийство женщины. Треба, шоб Павел Мефодьевич зараз туды прибылы.
–Подождите, я передам ему трубку, – перебил дежурного Колычев и позвал Антипова: – Павел, убийство женщины, тебя просят к аппарату.
– Ах, чтоб его, – вздохнул Антипов, выхватывая у Дмитрия трубку, – вот тебе и сходил на свидание. Уйди, Митя, с моих глаз! Одни только беды приносишь!
Глава 16
Вернувшись домой, Колычев нашел на своем столе отчет Володи о финансовых делах Ксенофонта Покотилова. Из бумаг следовало, что до смерти брата Никиты состояние Ксенофонта было отнюдь не в блестящем состоянии – большие долги, собственная фирма на грани разорения, бесконечные карточные проигрыши... Так что, денежный интерес в получении богатого наследства у него явно был. Кроме того, он, войдя в права наследования, сразу же продал головную фабрику Никиты Покотилова конкурентам брата, объясняя, что ему самому с таким сложным хозяйством не сладить. На одной этой сделке Ксенофонт сорвал немалый куш, не считая всего остального...
Дмитрий еще не успел дочитать отчет до конца, как в дверь его кабинета тихонько постучали. Это была Анастасия.
– Я не помешаю вам?
– Входите, Анастасия Павловна. Я как раз просматривал бумаги по вашему делу.
– Спасибо. Теперь у меня есть надежда, что благодаря вашим трудам можно будет добиться пересмотра приговора... Но мне так тяжело этого ждать, вы не представляете! Я очень благодарна вам за все, что вы делаете, и за то, что вы дали мне приют... Но, Дмитрий Степанович, простите, что я опять об этом говорю, но я словно снова оказалась в тюрьме! Это так ужасно – сидеть взаперти, не смея высунуть нос на улицу даже под покровом ночи, бояться каждого шума, каждого шороха. Дни кажутся такими бесконечно долгими; пустые, ничем не занятые часы тянутся, тянутся, и не с кем перекинуться словом, и нечем себя занять, кроме рвущих душу воспоминаний. Мне кажется, я сойду с ума от одиночества и тоски...
– Ну-ну, Анастасия Павловна, это просто нервы. Вы сильная, несгибаемая женщина, вы решились на поступок, непосильный многим мужчинам, – побег с каторги требует столько мужества! Возьмите себя в руки, дорогая Анастасия Павловна, нужно всего лишь немного потерпеть. Я тоже надеюсь, что мы сумеем добиться пересмотра вашего дела по вновь открывшимся обстоятельствам...
– А если не сумеете? Дмитрий Степанович, если не сумеете?
Ася закрыла лицо руками и горько заплакала. Колычев не стал ничего говорить, молча подошел к дивану, на который присела Ася, и как ребенка погладил ее по волосам. Что тут поделаешь, бедняжка столько перенесла, нужно же порой дать волю слезам. Пусть выплачется, потом станет легче...
– Простите меня, простите! – прошептала Ася и выбежала из комнаты.
Утром пришлось завтракать с зажженной лампой – на улице было пасмурно, да и шторы, закрывавшие окна, совсем не пропускали света. После вчерашней сцены Дмитрий старался разговаривать с Анастасией Павловной жизнерадостным тоном, чтобы приободрить ее и заставить забыть о вчерашних слезах.
– Анастасия Павловна, вы любите читать? Мои книжные шкафы в вашем распоряжении, а если вы вдруг не найдете в них ничего для себя интересного, можно послать Евдокию с запиской в книжную лавку. На Арбате есть несколько хороших книжных магазинов, там можно найти практически все что угодно. Я вам порекомендую магазин Папышева в доме Нейгардта, там встречаются такие раритеты...
– Спасибо, Дмитрий Степанович. Я уже позволила себе взять из вашего шкафа пару книг без спросу. Чтение – это, без сомнения, замечательное дело, но именно чтение, как ничто другое, напоминает мне о каторжной тюрьме. Мне никогда прежде не доводилось так много читать, как в тюремной камере, – там тоже иных занятий не было...
Дмитрий поперхнулся глотком кофе, прокашлялся и замолчал.
– Слыхал, чего Анастасия Павловна про чтение-то говорила? – спросила мужа на кухне Дуся, убиравшая посуду после завтрака.
– Чего? – рассеянно переспросил Василий, чистивший щеткой хозяйский сюртук к выходу.
– Чтение, говорит, о каторжной тюрьме напоминает. Никогда, дескать, прежде так много, как на каторге, не читала, там иных занятий не было...
– Не шута себе, каторжные тюрьмы у нас – все одно, что читальня, – поразился Василий. – То-то бомбисты тюрем этих нисколько не боятся! Метнут бомбу, взорвут кого ни то к чертовой матери – и на каторгу, книжки читать для отдыха... Эх, матушка Россия! И куда катимся?
– Ладно, куда катимся, туда еще не докатились, – перебила мужа Дуся. – Ты Дмитрию-то Степановичу скажи, что нужно на рынке пару мешков антоновских яблок взять. И на зиму заложить, и варенье еще не наварено... Да я бы и моченой антоновки бочонок поставила, Дмитрий Степанович сам моченые яблоки очень даже уважает. А у торговок брать – так ведь не у каждой возьмешь! Что она там в рассол намешает? У иной и побрезгуешь соленья-то покупать...
С утра «Картуз» снова маячил в Третьем Зачатьевском у дома Колычева, но Дмитрий на этот раз не обратил на него никакого внимания. Крепко сбитая фигура «Картуза» уже превратилась в привычный элемент окружающего пейзажа, а скрывать от кого бы то ни было тот факт, что адвокат с утра направляется в собственную контору, было бы глупо.
Володя, как всегда, сидел в приемной со стаканом крепкого чая в руке и в ожидании распоряжений начальства кокетничал с секретарем Леночкой.
– Дмитрий Степанович, мое почтение, – вскочил он с места, увидев босса. – Погода с утра мерзкая, сижу вот, чайком согреваюсь. Ну, а как вам мой вчерашний отчет по купцу Покотилову?
Лезть к начальству с подобными вопросами, напрашиваясь на похвалу, было вопиющим нарушением служебной субординации и делового этикета, но демократично настроенный Колычев всегда смотрел сквозь пальцы на вольности своего недостаточно вышколенного персонала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Леночка, Володя с задания вернулся? – спросил Дмитрий.
– Да, Дмитрий Степанович. Отчет для вас пишет и говорит, что скоро закончит.
– Прекрасно. Подвезите отчет ко мне в Третий Зачатьевский и можете быть свободны. Только передайте Володе, что я не в службу, а в дружбу прошу его вас проводить – сначала ко мне на Остоженку с отчетом, а после – до дома. Дело уже к ночи, молодой девушке не годится одной путешествовать по темной Москве. Так и скажите, что я распорядился.
– Какой вы смешной, Дмитрий Степанович, – хихикнула Леночка. – Володя и сам не откажется...
Колычев едва успел повесить трубку на рычаг, как телефон издал неприятную пронзительную трель.
– Митя, трубку сними, – попросил Антипов, брызгавший в этот момент на себя одеколоном из хрустального флакона с резиновой грушей пульверизатора.
– Квартира Антипова, – отозвался Колычев в нижний раструб телефонной трубки. – Слушаю вас.
– Сыскное отделение, дежурный Трофименко. Будьте ласковы, передайте Павлу Мефодьевичу – в Варсонофьевском переулке убийство женщины. Треба, шоб Павел Мефодьевич зараз туды прибылы.
–Подождите, я передам ему трубку, – перебил дежурного Колычев и позвал Антипова: – Павел, убийство женщины, тебя просят к аппарату.
– Ах, чтоб его, – вздохнул Антипов, выхватывая у Дмитрия трубку, – вот тебе и сходил на свидание. Уйди, Митя, с моих глаз! Одни только беды приносишь!
Глава 16
Вернувшись домой, Колычев нашел на своем столе отчет Володи о финансовых делах Ксенофонта Покотилова. Из бумаг следовало, что до смерти брата Никиты состояние Ксенофонта было отнюдь не в блестящем состоянии – большие долги, собственная фирма на грани разорения, бесконечные карточные проигрыши... Так что, денежный интерес в получении богатого наследства у него явно был. Кроме того, он, войдя в права наследования, сразу же продал головную фабрику Никиты Покотилова конкурентам брата, объясняя, что ему самому с таким сложным хозяйством не сладить. На одной этой сделке Ксенофонт сорвал немалый куш, не считая всего остального...
Дмитрий еще не успел дочитать отчет до конца, как в дверь его кабинета тихонько постучали. Это была Анастасия.
– Я не помешаю вам?
– Входите, Анастасия Павловна. Я как раз просматривал бумаги по вашему делу.
– Спасибо. Теперь у меня есть надежда, что благодаря вашим трудам можно будет добиться пересмотра приговора... Но мне так тяжело этого ждать, вы не представляете! Я очень благодарна вам за все, что вы делаете, и за то, что вы дали мне приют... Но, Дмитрий Степанович, простите, что я опять об этом говорю, но я словно снова оказалась в тюрьме! Это так ужасно – сидеть взаперти, не смея высунуть нос на улицу даже под покровом ночи, бояться каждого шума, каждого шороха. Дни кажутся такими бесконечно долгими; пустые, ничем не занятые часы тянутся, тянутся, и не с кем перекинуться словом, и нечем себя занять, кроме рвущих душу воспоминаний. Мне кажется, я сойду с ума от одиночества и тоски...
– Ну-ну, Анастасия Павловна, это просто нервы. Вы сильная, несгибаемая женщина, вы решились на поступок, непосильный многим мужчинам, – побег с каторги требует столько мужества! Возьмите себя в руки, дорогая Анастасия Павловна, нужно всего лишь немного потерпеть. Я тоже надеюсь, что мы сумеем добиться пересмотра вашего дела по вновь открывшимся обстоятельствам...
– А если не сумеете? Дмитрий Степанович, если не сумеете?
Ася закрыла лицо руками и горько заплакала. Колычев не стал ничего говорить, молча подошел к дивану, на который присела Ася, и как ребенка погладил ее по волосам. Что тут поделаешь, бедняжка столько перенесла, нужно же порой дать волю слезам. Пусть выплачется, потом станет легче...
– Простите меня, простите! – прошептала Ася и выбежала из комнаты.
Утром пришлось завтракать с зажженной лампой – на улице было пасмурно, да и шторы, закрывавшие окна, совсем не пропускали света. После вчерашней сцены Дмитрий старался разговаривать с Анастасией Павловной жизнерадостным тоном, чтобы приободрить ее и заставить забыть о вчерашних слезах.
– Анастасия Павловна, вы любите читать? Мои книжные шкафы в вашем распоряжении, а если вы вдруг не найдете в них ничего для себя интересного, можно послать Евдокию с запиской в книжную лавку. На Арбате есть несколько хороших книжных магазинов, там можно найти практически все что угодно. Я вам порекомендую магазин Папышева в доме Нейгардта, там встречаются такие раритеты...
– Спасибо, Дмитрий Степанович. Я уже позволила себе взять из вашего шкафа пару книг без спросу. Чтение – это, без сомнения, замечательное дело, но именно чтение, как ничто другое, напоминает мне о каторжной тюрьме. Мне никогда прежде не доводилось так много читать, как в тюремной камере, – там тоже иных занятий не было...
Дмитрий поперхнулся глотком кофе, прокашлялся и замолчал.
– Слыхал, чего Анастасия Павловна про чтение-то говорила? – спросила мужа на кухне Дуся, убиравшая посуду после завтрака.
– Чего? – рассеянно переспросил Василий, чистивший щеткой хозяйский сюртук к выходу.
– Чтение, говорит, о каторжной тюрьме напоминает. Никогда, дескать, прежде так много, как на каторге, не читала, там иных занятий не было...
– Не шута себе, каторжные тюрьмы у нас – все одно, что читальня, – поразился Василий. – То-то бомбисты тюрем этих нисколько не боятся! Метнут бомбу, взорвут кого ни то к чертовой матери – и на каторгу, книжки читать для отдыха... Эх, матушка Россия! И куда катимся?
– Ладно, куда катимся, туда еще не докатились, – перебила мужа Дуся. – Ты Дмитрию-то Степановичу скажи, что нужно на рынке пару мешков антоновских яблок взять. И на зиму заложить, и варенье еще не наварено... Да я бы и моченой антоновки бочонок поставила, Дмитрий Степанович сам моченые яблоки очень даже уважает. А у торговок брать – так ведь не у каждой возьмешь! Что она там в рассол намешает? У иной и побрезгуешь соленья-то покупать...
С утра «Картуз» снова маячил в Третьем Зачатьевском у дома Колычева, но Дмитрий на этот раз не обратил на него никакого внимания. Крепко сбитая фигура «Картуза» уже превратилась в привычный элемент окружающего пейзажа, а скрывать от кого бы то ни было тот факт, что адвокат с утра направляется в собственную контору, было бы глупо.
Володя, как всегда, сидел в приемной со стаканом крепкого чая в руке и в ожидании распоряжений начальства кокетничал с секретарем Леночкой.
– Дмитрий Степанович, мое почтение, – вскочил он с места, увидев босса. – Погода с утра мерзкая, сижу вот, чайком согреваюсь. Ну, а как вам мой вчерашний отчет по купцу Покотилову?
Лезть к начальству с подобными вопросами, напрашиваясь на похвалу, было вопиющим нарушением служебной субординации и делового этикета, но демократично настроенный Колычев всегда смотрел сквозь пальцы на вольности своего недостаточно вышколенного персонала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79