Но помяни мое слово – зря тогда бабенку в Сибирь упекли. Я говорил вашему следователю, как бишь его... ну тот мухомор, что на твое место заступил в Окружном суде?
– Господин Тырышкин?
– Вот-вот, Тырышкин Аристарх Герасимович, мухомор старый. Я ему говорил: проверяйте все тщательно, господин следователь, похоже, Покотилову кто-то умышленно подводит под обвинение. Но куда там, он же у вас самый умный, Тырышкин-то!
– И ты ничего не смог сделать?
– А что я поделаю? Мы, сыскари, только на этапе предварительного дознания к делу подключены, потом все в руках следователя, он же документы к суду готовит. А нас из Сыскного вообще тогда на убийство, почитай, к шапочному разбору вызвали – труп-то частный пристав обнаружил. Ну не совсем труп, купец Покотилов уже при нем Богу душу отдал, но пристав этот чертов пожелал сам в деле участие принимать, а мы, сыскные агенты, вроде как с боку припека оказались. Ты же знаешь, Сыскное с общей полицией в вечных контрах состоят, все они славу с нами делят, щучьи дети...
– Послушай, Павел, а почему ты решил, что Покотилову тогда подвели под обвинение? – поинтересовался Колычев.
– Да теперь так уж и не вспомню... Но что-то меня насторожило. Что-то фальшивое было в той истории, словно бы пьесу на театре представляли... А вот сама Покотилова не играла, нисколько не играла. Знаешь, сидит над телом мужа, вся помертвевшая, а в глазах такая боль... У меня, братец, опыт какой-никакой по части убийств есть, может быть, я и без всяких научных штучек, по-простому разбираюсь, но убийцу сразу отличу...
– Так значит, твои заключения основаны только на интуиции? – разочарованно протянул Дмитрий.
– Ну почему только на интуиции? Непременно тебе надо поддеть! Там было много несообразного. Например, подруга Покотиловой, не помню уж как ее зовут, при первом опросе сама мне подтвердила, что Анастасия была у нее в гостях и ее вызвали домой, протелефонировав, что дома несчастье. А потом память у этой подруги отшибло, и она уже не заикалась, что был телефон... Дескать, сидела-сидела у нее Ася Покотилова, а потом вдруг ни с того ни с сего сорвалась и побежала домой мужа убивать. А брат убитого? Примчался и давай невестку поносить – такая-сякая разэтакая, мужа убила, с полюбовником сойтись ладится... Вы, говорит, господа полицейские, любовные письма от хахаля у нее поищите, знаю, прячет где-нибудь в тайном ящичке. Ну пристав там землю носом рыл, кинулся искать и нашел, конечно. Но как он эту пачечку писем из хозяйкина секретера вытащил, так ты бы посмотрел, что с бедной Покотиловой сделалось! Ей-богу, она про них и ведать не ведала. Деверь знал, что такие письма припрятаны, а она – нет. Небось, этот деверь сам и припрятал, если еще не сам написал. Я тогда одно письмецо под шумок из пачечки вытянул, думаю, среди улик одним письмом больше, одним меньше – не суть важно. А я посмотрю потом, чьей рукой эта цидулька писана. Да замотался с другими делами, забыл. Ну и дворник, что против хозяйки показания давал, тоже, по всему видать, скользкий мужичок...
– Прости, Павел, а это письмо у тебя?
– Да валяется где-то на квартире, – небрежно ответил Павел.
Насколько Колычев успел узнать своего приятеля, за его показной безалаберностью во всем, что касалось служебных дел, скрывался настоящий педантизм. И если уж Антипов позволил себе прихватить улику с места преступления, стало быть, она бережно хранится в каком-нибудь тайном ящичке.
– А что это ты, брат, так озабочен старой историей с мадам Покотиловой? – спросил вдруг Антипов.
– Так просто, после разговора с Бреве заинтересовало меня это дело...
– Крутишь, Дмитрий! Уж мне-то баки не втирай! Так-таки ни с того, ни с сего тебя дельце покотиловское заинтересовало.... Покотилова-то с каторги сбежала, числится в розыске. Сам понимаешь, что это значит, господин присяжный поверенный. Так что я тебя предупредил, а дальше смотри сам, как совесть подскажет. Не мне же с тобой нянчиться. Смотри, девка какая красивая, – указал он вдруг на ресторанную шансонетку, мгновенно забыв о купчихе Покотиловой.
Облокотившись на бархат барьера, отделявшего кабинет от общего зала, Павел послушал надрывный плач скрипки и низкий голос певицы и предложил: – Слышь-ка, Митя, давай певичку сюда к нам в кабинет на бокал шампанского пригласим! Уж будь другом, может, я к ней как-нибудь после подъеду... Главное, знакомство свести.
Дмитрий невозмутимо кивнул. Что ж, теперь можно и певичку пригласить, главное от Павла он уже узнал – во-первых, филер, который так откровенно ходит за ним по пятам, к Сыскной полиции не имеет отношения, иначе Антипов вел бы себя по-другому; а во-вторых, у Павла завалялась важная улика по делу Анастасии Покотиловой.
Вечером Ася долго ждала Дмитрия Степановича, но его все не было и не было. Вернулся он совсем поздно и был, как и накануне, слегка навеселе, источая запахи вина и дорогого табака.
«Что ж, у человека своя жизнь, – подумала Ася, – и глупо было бы надеяться, что он из-за моего появления забросит собственные дела, откажется от всех привычек и станет с утра до ночи заниматься расследованием. Тем более, вчера Дмитрий Степанович был именинник, почему бы ему не погулять? Надо сказать спасибо, что, рискуя репутацией, он приютил беглую каторжанку. Нельзя же требовать слишком многого...»
Но, как оказалось, адвокат по вечерам вовсе не развлекался.
– Анастасия Павловна, вы уделите мне полчаса времени? – спросил он, едва переступив порог гостиной. – Мне удалось переговорить с нужными людьми, собрать кое-какие сведения, и теперь я хотел бы задать вам пару вопросов.
Пригласив гостью в свой кабинет, Колычев прежде всего плотно задернул там шторы.
– Я обнаружил, что за мной следят. Пока не знаю, кто и с какими намерениями, но осторожность не помешает. Пусть то, что происходит в моем доме, останется тайной для стороннего наблюдателя. И вас, Анастасия Павловна, я покорнейше прошу на улицу не выходить и даже из окон не выглядывать. Это в целях вашей же безопасности.
– Что ж, эта тюрьма поуютнее Мальцевской каторжной, – грустно усмехнулась Анастасия.
– Давайте договоримся, что мой дом для вас не тюрьма, а укрытие, – не смог не заметить Колычев. – А теперь перейдем к нашему делу. Расскажите-ка мне поподробнее, какие отношения у вас были с вашим деверем Ксенофонтом Покотиловым.
Глава 14
Как оказалось, брат Никиты Ксенофонт был своим человеком в доме, что называется, дневал и ночевал – Никита чрезвычайно высоко ценил родственные связи и привечал у себя всю родню, а родного братца тем более. Когда-то матушка братьев Покотиловых взяла перед смертью слово с Никиты, что он не оставит младшенького своими заботами. И он это слово свято держал...
Братья были очень близки. Но женитьбу Никиты на Анастасии Ксенофонт не одобрил и даже не считал нужным особо скрывать свою неприязнь к невестке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
– Господин Тырышкин?
– Вот-вот, Тырышкин Аристарх Герасимович, мухомор старый. Я ему говорил: проверяйте все тщательно, господин следователь, похоже, Покотилову кто-то умышленно подводит под обвинение. Но куда там, он же у вас самый умный, Тырышкин-то!
– И ты ничего не смог сделать?
– А что я поделаю? Мы, сыскари, только на этапе предварительного дознания к делу подключены, потом все в руках следователя, он же документы к суду готовит. А нас из Сыскного вообще тогда на убийство, почитай, к шапочному разбору вызвали – труп-то частный пристав обнаружил. Ну не совсем труп, купец Покотилов уже при нем Богу душу отдал, но пристав этот чертов пожелал сам в деле участие принимать, а мы, сыскные агенты, вроде как с боку припека оказались. Ты же знаешь, Сыскное с общей полицией в вечных контрах состоят, все они славу с нами делят, щучьи дети...
– Послушай, Павел, а почему ты решил, что Покотилову тогда подвели под обвинение? – поинтересовался Колычев.
– Да теперь так уж и не вспомню... Но что-то меня насторожило. Что-то фальшивое было в той истории, словно бы пьесу на театре представляли... А вот сама Покотилова не играла, нисколько не играла. Знаешь, сидит над телом мужа, вся помертвевшая, а в глазах такая боль... У меня, братец, опыт какой-никакой по части убийств есть, может быть, я и без всяких научных штучек, по-простому разбираюсь, но убийцу сразу отличу...
– Так значит, твои заключения основаны только на интуиции? – разочарованно протянул Дмитрий.
– Ну почему только на интуиции? Непременно тебе надо поддеть! Там было много несообразного. Например, подруга Покотиловой, не помню уж как ее зовут, при первом опросе сама мне подтвердила, что Анастасия была у нее в гостях и ее вызвали домой, протелефонировав, что дома несчастье. А потом память у этой подруги отшибло, и она уже не заикалась, что был телефон... Дескать, сидела-сидела у нее Ася Покотилова, а потом вдруг ни с того ни с сего сорвалась и побежала домой мужа убивать. А брат убитого? Примчался и давай невестку поносить – такая-сякая разэтакая, мужа убила, с полюбовником сойтись ладится... Вы, говорит, господа полицейские, любовные письма от хахаля у нее поищите, знаю, прячет где-нибудь в тайном ящичке. Ну пристав там землю носом рыл, кинулся искать и нашел, конечно. Но как он эту пачечку писем из хозяйкина секретера вытащил, так ты бы посмотрел, что с бедной Покотиловой сделалось! Ей-богу, она про них и ведать не ведала. Деверь знал, что такие письма припрятаны, а она – нет. Небось, этот деверь сам и припрятал, если еще не сам написал. Я тогда одно письмецо под шумок из пачечки вытянул, думаю, среди улик одним письмом больше, одним меньше – не суть важно. А я посмотрю потом, чьей рукой эта цидулька писана. Да замотался с другими делами, забыл. Ну и дворник, что против хозяйки показания давал, тоже, по всему видать, скользкий мужичок...
– Прости, Павел, а это письмо у тебя?
– Да валяется где-то на квартире, – небрежно ответил Павел.
Насколько Колычев успел узнать своего приятеля, за его показной безалаберностью во всем, что касалось служебных дел, скрывался настоящий педантизм. И если уж Антипов позволил себе прихватить улику с места преступления, стало быть, она бережно хранится в каком-нибудь тайном ящичке.
– А что это ты, брат, так озабочен старой историей с мадам Покотиловой? – спросил вдруг Антипов.
– Так просто, после разговора с Бреве заинтересовало меня это дело...
– Крутишь, Дмитрий! Уж мне-то баки не втирай! Так-таки ни с того, ни с сего тебя дельце покотиловское заинтересовало.... Покотилова-то с каторги сбежала, числится в розыске. Сам понимаешь, что это значит, господин присяжный поверенный. Так что я тебя предупредил, а дальше смотри сам, как совесть подскажет. Не мне же с тобой нянчиться. Смотри, девка какая красивая, – указал он вдруг на ресторанную шансонетку, мгновенно забыв о купчихе Покотиловой.
Облокотившись на бархат барьера, отделявшего кабинет от общего зала, Павел послушал надрывный плач скрипки и низкий голос певицы и предложил: – Слышь-ка, Митя, давай певичку сюда к нам в кабинет на бокал шампанского пригласим! Уж будь другом, может, я к ней как-нибудь после подъеду... Главное, знакомство свести.
Дмитрий невозмутимо кивнул. Что ж, теперь можно и певичку пригласить, главное от Павла он уже узнал – во-первых, филер, который так откровенно ходит за ним по пятам, к Сыскной полиции не имеет отношения, иначе Антипов вел бы себя по-другому; а во-вторых, у Павла завалялась важная улика по делу Анастасии Покотиловой.
Вечером Ася долго ждала Дмитрия Степановича, но его все не было и не было. Вернулся он совсем поздно и был, как и накануне, слегка навеселе, источая запахи вина и дорогого табака.
«Что ж, у человека своя жизнь, – подумала Ася, – и глупо было бы надеяться, что он из-за моего появления забросит собственные дела, откажется от всех привычек и станет с утра до ночи заниматься расследованием. Тем более, вчера Дмитрий Степанович был именинник, почему бы ему не погулять? Надо сказать спасибо, что, рискуя репутацией, он приютил беглую каторжанку. Нельзя же требовать слишком многого...»
Но, как оказалось, адвокат по вечерам вовсе не развлекался.
– Анастасия Павловна, вы уделите мне полчаса времени? – спросил он, едва переступив порог гостиной. – Мне удалось переговорить с нужными людьми, собрать кое-какие сведения, и теперь я хотел бы задать вам пару вопросов.
Пригласив гостью в свой кабинет, Колычев прежде всего плотно задернул там шторы.
– Я обнаружил, что за мной следят. Пока не знаю, кто и с какими намерениями, но осторожность не помешает. Пусть то, что происходит в моем доме, останется тайной для стороннего наблюдателя. И вас, Анастасия Павловна, я покорнейше прошу на улицу не выходить и даже из окон не выглядывать. Это в целях вашей же безопасности.
– Что ж, эта тюрьма поуютнее Мальцевской каторжной, – грустно усмехнулась Анастасия.
– Давайте договоримся, что мой дом для вас не тюрьма, а укрытие, – не смог не заметить Колычев. – А теперь перейдем к нашему делу. Расскажите-ка мне поподробнее, какие отношения у вас были с вашим деверем Ксенофонтом Покотиловым.
Глава 14
Как оказалось, брат Никиты Ксенофонт был своим человеком в доме, что называется, дневал и ночевал – Никита чрезвычайно высоко ценил родственные связи и привечал у себя всю родню, а родного братца тем более. Когда-то матушка братьев Покотиловых взяла перед смертью слово с Никиты, что он не оставит младшенького своими заботами. И он это слово свято держал...
Братья были очень близки. Но женитьбу Никиты на Анастасии Ксенофонт не одобрил и даже не считал нужным особо скрывать свою неприязнь к невестке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79