Отец вечно курил, стряхивая пепел в стоявшую около его тарелки пепельницу. Наверное, я курю из-за этого.
Отец напоминал мне «ковбоя Мальборо». По крайней мере так я думал, став взрослым.
* * *
Я вернулся в комнату. Решившись позвонить домой, набрал номер матери. Она ответила сразу. Тут же начались театральные расспросы, в порядке ли я и почему не звонил... В конце концов, когда я успокоил ее и убедил, что все в полном порядке, попросил позвать к телефону отца. Мы не разговаривали с самых похорон Шона. Если разговаривали вообще.
— Пап?
— Сын. Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь?
— Отлично. Как ты сам?
— Более-менее. Беспокоились, а так — нормально.
— Ладно вам. Все отлично.
— Это ужасно, да?
— Ты про Гладдена? Да уж.
— У нас гостит Райли. Приехала ненадолго.
— Хорошо, папа.
— Хочешь с ней поговорить?
— Нет, я хочу поговорить с тобой.
Наступило вынужденное молчание. По-моему, он сильно нервничал.
— Ты в Лос-Анджелесе?
Он сказал это слово с отчетливым «дже».
— Да, почти два дня. Я звоню потому, что хочу сказать... я много думал и хочу попросить прощения.
— За что, сын?
— Не знаю за что. За все. За Сару, Шона... ты ведь понимаешь... — Я издал то ли смешок, то ли кашель, маскируя неловкость. — Прошу, простите меня за все.
— Джек, с тобой все точно в порядке?
— Отлично.
— Тебе нет нужды извиняться.
— Да, но я прошу, простите меня.
— Ладно... Ты тоже прости нас. Извини меня.
Я немного помолчал, как бы подводя черту.
— Спасибо, папа. Мне нужно идти. Передай маме до свидания, а Райли — мой привет.
— Хорошо, передам. Почему бы тебе не заехать на пару дней, когда вернешься?
— Заеду.
Я положил трубку и подумал: «Ковбой Мальборо».
Взглянув через раскрытую балконную дверь, я снова увидел глаза того парня с рекламного щита. Он смотрел прямо на меня, поверх перил.
Снова заныла рука. Разболелась и голова. Я узнал много такого, что просто не могло в ней поместиться. Пришлось проглотить еще одну таблетку.
* * *
Наконец Бледшоу позвонил, в пять тридцать. Его новости оказались нерадостными. Последнее звено, недостающий кусочек мозаики. Я тайно надеялся, что не услышу этого. Слушая, чувствовал, как кровь отхлынула из сердца. Теперь я остался один. И что самое ужасное, та, которую я так желал, не просто оставила меня одного. Она меня использовала и предавала так, что трудно даже представить.
— Вот что я накопал, дружище, — начал Бледшоу. — Держись за что-нибудь, чтобы не упасть.
— Выкладывай.
— Рейчел Уэллинг. Дочь Харви Уэллинга. Мы с ним ни разу не встречались. Я еще служил патрульным, а Харви Уэллинг был уже в чинах. Я поговорил с одним из бывших начальников. Тот рассказал, что Уэллинга называли Харви Сосиска. Такой тип, длинный и неуклюжий.
— Как он погиб?
— Перехожу к сути. Один приятель нашел дело в архиве. Все произошло девятнадцать лет назад. Забавно, а я так ничего и не вспомнил. Наверное, работал не поднимая головы. И вот теперь мне приносят это дело в таверну «Феллз пойнт». То есть папку. И главное, это ее отец, определенно. В папке есть даже имя. Она нашла его тело. Он застрелился. Выстрел в висок. Сочли самоубийством, хотя и не без странностей.
— Каких?
— Во-первых, не нашли записки. Во-вторых, на руках были перчатки. Самоубийство произошло зимой, однако стрелял он в помещении. Встал утром и тут же застрелился. Следователь отмечал в рапорте, что это весьма необычно.
— На перчатках нашли следы от выстрела?
— Да, их там нашли.
— Она, то есть Рейчел, находилась дома?
— Да. На следствии сказала, что спала наверху, в своей огромной кровати, и проснулась от выстрела. Сильно испугавшись, не спускалась вниз целый час. Потом сошла и обнаружила отца. Так сказано в деле.
— Что о матери?
— Мать с ними не жила. Бросила за несколько лет до этого случая. С тех пор Рейчел жила с отцом.
Мне тоже показались странными некоторые моменты. Сначала он упомянул о размерах кровати, да и последние слова тоже произнес как-то не так.
— Что такое, Дан? Ты рассказал мне не все.
— Джек, можно, я спрошу тебя кое о чем? У тебя что-то было с этой женщиной? Я же говорил, что видел по Си-эн-эн, как она...
— Слушай, у меня нет времени! Что ты недоговариваешь?
— Хорошо, хорошо. Еще в деле отмечалось, что кровать Уэллинга оказалась застеленной.
— Как это понимать?
— Его кровать оказалась застеленной. События выглядели примерно так: он встал утром, заправил кровать, оделся, как на работу, включая пальто и перчатки, а потом сел на стул и пустил пулю себе в висок. Или он сидел на стуле всю ночь, сделав это только утром.
Внутри возникли депрессия и липкая усталость. Со стула я сполз на пол, продолжая держать телефон возле уха.
— Тот, кто расследовал дело, давно на пенсии, однако никуда не переехал. Его зовут Мо Фридман. Мы с ним пересекались не раз. Я только начинал подниматься по службе, а Мо уже выходил в тираж. Хороший человек. Я сейчас говорил с ним по телефону. Живет в Поконосе. Спросил его об этом деле, ну, были еще какие-то улики или нет. Неофициально, разумеется.
— И что он ответил?
— Он сказал, что не стал копать потому, что Харви Сосиска получил именно то, что заслужил.
— А что он сказал о фактах?
— Он считает, что кровать оказалась застеленной потому, что ее не разбирали. Никто никогда не спал в той кровати. Отец спал с дочерью в другой, огромной кровати, и однажды девочка подвела черту. Больше он ничего подобного не видел и не слышал, ничего похожего на все недавние случаи. Мо уже семьдесят один год. Он решает кроссворды и не любит смотреть новости. И не знает, что та девочка стала агентом ФБР.
Говорить я уже не мог. Не мог и двигаться.
— Джек, куда ты пропал?
— Пора идти.
* * *
Секретарша из управления ФБР сообщила, что сегодня Бэкуса уже не будет.
Я попросил уточнить, где Бэкус. Возможно, он еще на месте. Минут пять в телефоне играла музыка — наверное, секретарь красила ногти или поправляла макияж. Вернувшись на линию, сказала, что Бэкус ушел, и посоветовала перезвонить утром.
Я и глазом не успел моргнуть, а она уже бросила трубку.
Бэкус — это ключ от всего. Придется найти его, рассказать то, что мне известно, и поиграть в игру, угодную специальному агенту. Я решил: если Бэкус покинул управление, то скорее всего он направился в тот мотель, на Уилкокс. В мотель хотелось попасть еще по одной причине: там я оставил машину.
Повесив на плечо сумку с компьютером, я направился к выходу. Открыв дверь, я замер на пороге. Передо мной стоял Бэкус с поднятой вверх, уже занесенной для стука рукой.
* * *
— Гладден вовсе не был Поэтом. Он убийца, да, но не Поэт. Могу доказать это.
Бэкус воспринял новость так, словно узнал, что мне подмигнул «ковбой Мальборо».
— Джек, знаешь что, сегодня ты весь день делал странные звонки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Отец напоминал мне «ковбоя Мальборо». По крайней мере так я думал, став взрослым.
* * *
Я вернулся в комнату. Решившись позвонить домой, набрал номер матери. Она ответила сразу. Тут же начались театральные расспросы, в порядке ли я и почему не звонил... В конце концов, когда я успокоил ее и убедил, что все в полном порядке, попросил позвать к телефону отца. Мы не разговаривали с самых похорон Шона. Если разговаривали вообще.
— Пап?
— Сын. Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь?
— Отлично. Как ты сам?
— Более-менее. Беспокоились, а так — нормально.
— Ладно вам. Все отлично.
— Это ужасно, да?
— Ты про Гладдена? Да уж.
— У нас гостит Райли. Приехала ненадолго.
— Хорошо, папа.
— Хочешь с ней поговорить?
— Нет, я хочу поговорить с тобой.
Наступило вынужденное молчание. По-моему, он сильно нервничал.
— Ты в Лос-Анджелесе?
Он сказал это слово с отчетливым «дже».
— Да, почти два дня. Я звоню потому, что хочу сказать... я много думал и хочу попросить прощения.
— За что, сын?
— Не знаю за что. За все. За Сару, Шона... ты ведь понимаешь... — Я издал то ли смешок, то ли кашель, маскируя неловкость. — Прошу, простите меня за все.
— Джек, с тобой все точно в порядке?
— Отлично.
— Тебе нет нужды извиняться.
— Да, но я прошу, простите меня.
— Ладно... Ты тоже прости нас. Извини меня.
Я немного помолчал, как бы подводя черту.
— Спасибо, папа. Мне нужно идти. Передай маме до свидания, а Райли — мой привет.
— Хорошо, передам. Почему бы тебе не заехать на пару дней, когда вернешься?
— Заеду.
Я положил трубку и подумал: «Ковбой Мальборо».
Взглянув через раскрытую балконную дверь, я снова увидел глаза того парня с рекламного щита. Он смотрел прямо на меня, поверх перил.
Снова заныла рука. Разболелась и голова. Я узнал много такого, что просто не могло в ней поместиться. Пришлось проглотить еще одну таблетку.
* * *
Наконец Бледшоу позвонил, в пять тридцать. Его новости оказались нерадостными. Последнее звено, недостающий кусочек мозаики. Я тайно надеялся, что не услышу этого. Слушая, чувствовал, как кровь отхлынула из сердца. Теперь я остался один. И что самое ужасное, та, которую я так желал, не просто оставила меня одного. Она меня использовала и предавала так, что трудно даже представить.
— Вот что я накопал, дружище, — начал Бледшоу. — Держись за что-нибудь, чтобы не упасть.
— Выкладывай.
— Рейчел Уэллинг. Дочь Харви Уэллинга. Мы с ним ни разу не встречались. Я еще служил патрульным, а Харви Уэллинг был уже в чинах. Я поговорил с одним из бывших начальников. Тот рассказал, что Уэллинга называли Харви Сосиска. Такой тип, длинный и неуклюжий.
— Как он погиб?
— Перехожу к сути. Один приятель нашел дело в архиве. Все произошло девятнадцать лет назад. Забавно, а я так ничего и не вспомнил. Наверное, работал не поднимая головы. И вот теперь мне приносят это дело в таверну «Феллз пойнт». То есть папку. И главное, это ее отец, определенно. В папке есть даже имя. Она нашла его тело. Он застрелился. Выстрел в висок. Сочли самоубийством, хотя и не без странностей.
— Каких?
— Во-первых, не нашли записки. Во-вторых, на руках были перчатки. Самоубийство произошло зимой, однако стрелял он в помещении. Встал утром и тут же застрелился. Следователь отмечал в рапорте, что это весьма необычно.
— На перчатках нашли следы от выстрела?
— Да, их там нашли.
— Она, то есть Рейчел, находилась дома?
— Да. На следствии сказала, что спала наверху, в своей огромной кровати, и проснулась от выстрела. Сильно испугавшись, не спускалась вниз целый час. Потом сошла и обнаружила отца. Так сказано в деле.
— Что о матери?
— Мать с ними не жила. Бросила за несколько лет до этого случая. С тех пор Рейчел жила с отцом.
Мне тоже показались странными некоторые моменты. Сначала он упомянул о размерах кровати, да и последние слова тоже произнес как-то не так.
— Что такое, Дан? Ты рассказал мне не все.
— Джек, можно, я спрошу тебя кое о чем? У тебя что-то было с этой женщиной? Я же говорил, что видел по Си-эн-эн, как она...
— Слушай, у меня нет времени! Что ты недоговариваешь?
— Хорошо, хорошо. Еще в деле отмечалось, что кровать Уэллинга оказалась застеленной.
— Как это понимать?
— Его кровать оказалась застеленной. События выглядели примерно так: он встал утром, заправил кровать, оделся, как на работу, включая пальто и перчатки, а потом сел на стул и пустил пулю себе в висок. Или он сидел на стуле всю ночь, сделав это только утром.
Внутри возникли депрессия и липкая усталость. Со стула я сполз на пол, продолжая держать телефон возле уха.
— Тот, кто расследовал дело, давно на пенсии, однако никуда не переехал. Его зовут Мо Фридман. Мы с ним пересекались не раз. Я только начинал подниматься по службе, а Мо уже выходил в тираж. Хороший человек. Я сейчас говорил с ним по телефону. Живет в Поконосе. Спросил его об этом деле, ну, были еще какие-то улики или нет. Неофициально, разумеется.
— И что он ответил?
— Он сказал, что не стал копать потому, что Харви Сосиска получил именно то, что заслужил.
— А что он сказал о фактах?
— Он считает, что кровать оказалась застеленной потому, что ее не разбирали. Никто никогда не спал в той кровати. Отец спал с дочерью в другой, огромной кровати, и однажды девочка подвела черту. Больше он ничего подобного не видел и не слышал, ничего похожего на все недавние случаи. Мо уже семьдесят один год. Он решает кроссворды и не любит смотреть новости. И не знает, что та девочка стала агентом ФБР.
Говорить я уже не мог. Не мог и двигаться.
— Джек, куда ты пропал?
— Пора идти.
* * *
Секретарша из управления ФБР сообщила, что сегодня Бэкуса уже не будет.
Я попросил уточнить, где Бэкус. Возможно, он еще на месте. Минут пять в телефоне играла музыка — наверное, секретарь красила ногти или поправляла макияж. Вернувшись на линию, сказала, что Бэкус ушел, и посоветовала перезвонить утром.
Я и глазом не успел моргнуть, а она уже бросила трубку.
Бэкус — это ключ от всего. Придется найти его, рассказать то, что мне известно, и поиграть в игру, угодную специальному агенту. Я решил: если Бэкус покинул управление, то скорее всего он направился в тот мотель, на Уилкокс. В мотель хотелось попасть еще по одной причине: там я оставил машину.
Повесив на плечо сумку с компьютером, я направился к выходу. Открыв дверь, я замер на пороге. Передо мной стоял Бэкус с поднятой вверх, уже занесенной для стука рукой.
* * *
— Гладден вовсе не был Поэтом. Он убийца, да, но не Поэт. Могу доказать это.
Бэкус воспринял новость так, словно узнал, что мне подмигнул «ковбой Мальборо».
— Джек, знаешь что, сегодня ты весь день делал странные звонки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131