Неизвестно откуда прилетели маленькие желтые стрекозы и уселись на верхушках деревьев, а большие – синие и зеленые – порхали во дворе. Листья после дождя стали похожи на отшлифованный малахит. Укрывшийся от дождя на окне мотылек расправил белые крылышки и плавно поднялся в воздух. Примостившаяся у стены улитка выпустила рожки и не спеша поползла вверх, будто хотела взглянуть на небо. Налетел ветер, с деревьев закапало, по лужам пошли пузыри. Когда же ветер совсем высушил листья, подняли головки цветы и, улыбаясь солнцу, легонько заколыхались. Ин и Лин вылезли из-под стола, выбежали во двор и заморгали… Ой!
Они взялись за руки и не сговариваясь, словно два муравья, встретившиеся на дороге, прыгнули в «море». Ин запел:
– Улитка, улитка, высунь свои рожки, высунь свои рожки, а потом головку!
Ли поглядела на облака, похожие на барашков, и тоже запела:
– Барашек, барашек, прыгни через стену… Девочка шлепала по воде всей ступней, а Ин легонько,
только носком, пока не пошли пузыри. Лин хотела последовать его примеру, подняла ножку, но потеряла равновесие и плюхнулась в лужу. Из воды торчала только ее головка.
– Ма! – что есть мочи заорал Ин.
Лин хотела открыть рот, но ее губ коснулась вода, из глаз брызнули слезы, и она заревела:
– Ма! Ма!
Был дан сигнал тревоги. Первым выбежал отец, следом за ним – мать. Госпожа Ma-младшая приняла командование на восточном направлении, на западном – появилась госпожа Ma-старшая. Папа вытащил из воды толстушку, похожую на морского кота в платье. С красного передника стекала вода, спина была в грязи. Девочка побелела от страха, открыла рот, но не заплакала – боялась матери.
– Ничего, Лин, вытирайся скорее, – сказала госпожа Ма-старшая, желая ободрить девочку.
– Ничего страшного, Лин, – утешала ее тетя Ма.
Поняв наконец, что ее не собираются бить, девчушка указала на передник и, плача, затараторила: «Он у меня новый, совсем новый», как будто это было важнее всего. А может, она сказала так, чтобы смягчить гнев матери. Мать не сердилась, однако ни разу не улыбнулась.
– Ты не ушиблась?
Лин почувствовала себя увереннее и затараторила:
– Я не ушиблась, я хорошо стояла, это вода, вода толкнула Лин, бух! – Она рассмеялась, а за нею все остальные. Мать взяла ее на руки.
Ин спрятался, подождал, пока мать войдет в комнату, и, потянув за рукав тетю Ма, захихикал. Штанишки его были наполовину мокрые.
Госпожа Ма-старшая похвалила дождь, а Лао Ли вспомнил деревню:
– Да, дождь хороший, только бахчевым он вредит, особенно корда прольется на разогретое поле.
Госпожа Ма-старшая была уверена, что бахчевые сажают не в поле, а на огороде, но, чтобы не проявить своего невежества, смолчала. Лао Ли вспомнились сельские картины: все развезло, грязь, но красиво. После дождя, когда садится солнце, легко поймать стрекозу – стоит только протянуть руку. Ему захотелось подышать свежим воздухом. Сходить бы с сыном к Западным воротам, но Ин с тетей Ма охотился за улитками. Госпожа Ма-младшая была без чулок, в резиновых сапожках, не доходивших до колен. Солнце играло с капельками воды на окнах и в ее волосах, и она напоминала мадонну с европейских картин. Ни Ма-младшая, ни Ин не боялись солнца и, пригнувшись, медленно шли вдоль стены в поисках улиток. Госпожа Ма-старшая ушла к себе. Осмелев, Лао Ли стал рассматривать госпожу Ma-младшую, ее белые коленки, волосы и сверкающие в них капельки дождя. В его сердце картины сельской жизни и молодая женщина слились воедино: ясность, красота, свежесть, покой и естественность. Вот она, поэзия!
Выбежала Лин, уже переодетая, и, потянув отца за руку, крикнула брату:
– Ин, дай мне улитку.
Мальчик не ответил. Лин посмотрела на ноги отца:
– Па! У тебя туфли мокрые!
А Лао Ли и не заметил; он улыбнулся и пошел в комнату сменить туфли.
3
Воды во дворе становилось все меньше, ветер затих, от земли шел пар. Цикады трещали так, что звенело в ушах. В доме противно пахло сыростью й навозом, как на мельнице в дождливый день; Лао Ли хотел прогуляться, но на улице было очень грязно. Дети снова зашлепали по воде – они увидели Дина Второго и бросились ему навстречу, схватили за руки. Ботинки у него в комьях глины, старая рубашка, забрызганная грязью, прилипла к телу, драная соломенная шляпа вымокла насквозь, и от нее шел пар. Дин ворвался в комнату с видом богача, только что искупавшегося в море.
– Господин Ли! Господин Ли! – не снимая шляпы и не вытирая ног, закричал он. – Тяньчжэнь вернулся! Вернулся Тяньчжэнь! Чжан Дагэ послал за тобой. – Радость так и распирала Дина. Из его туфель бежала вода, растекаясь озером по полу.
Но Лао Ли почему-то остался равнодушен, будто эта новость была не такой уж важной.
– Пойдемте, господин Ли, воды уже меньше! – уговаривал Дин.
– Сейчас пойдем, – согласился Лао Ли.
– Дядя, ты говоришь, воды меньше? – закричал Ин. – А посмотри, какая лужа! – И он указал на пол.
– О! Я просто не выбирал дороги, шел напрямик: «хлюп, хлюп»! – Дин был очень доволен – он чувствовал себя героем.
Ин так и загорелся:
– Дядя, возьми меня с собой, я хочу походить по лужам босиком!
– Сегодня нельзя, у Дина есть дело, ему нужно найти Сяо Чжао. – Дину было неловко отказывать мальчику, поэтому он назвал себя просто «Дином», а не дядей.
Ин надулся.
– Зачем тебе Сяо Чжао? – спросил Лао Ли.
– Пригласить на обед, завтра Чжан Дагэ собирает гостей.
– О! – только и мог сказать Лао Ли. Значит, Чжан Дагэ ожил. Но у Дина какая-то тайна, уж не собирается ли он и в самом деле прикончить Сяо Чжао! Впрочем, не похоже, разве… ну их, всю эту свору стервецов. Он ни о чем больше не спрашивал.
Когда Дин пошел к выходу, дети заплакали: дядя не взял их с собой гулять по лужам!
– Пойдемте со мной, – сказал отец.
– А носочки снимать? – спросила Лин.
– Непременно, – ответил Лао Ли и разулся.
– Можно снять носочки, можно снять носочки, – запел Ин. – Лин, а ты разулась? Ма! Лин разувается!
Лао Ли взял их за руки, и шесть ног – четыре маленькие и две большие – зашлепали по лужам. Все были счастливы, особенно Лао Ли.
4
Утро выдалось удивительно ясное. Казалось, светится каждый листочек; солнце словно выкупалось в синем море и теперь нежилось в собственных лучах. В небе плавали стайки белых облаков. Ветер сгонял воду в лужи, над которыми носились стрекозы, щеголяя ажурными шелковыми крылышками и любуясь своим отражением в воде. А высоко-высоко летали ласточки – маленькие черные точки на голубом фоне. Лепестки вьюнков на стене раскрылись навстречу свету, прилетевшему вместе с ветром. На улицах все еще было грязно, зато дома сверкали чистотой; красные стены храмов стали ярче, будто их только что выкрасили. Даже надутые до отказа серые шины колясок блестели. На рынке продавали только что снятые с грядки душистый лук и капусту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Они взялись за руки и не сговариваясь, словно два муравья, встретившиеся на дороге, прыгнули в «море». Ин запел:
– Улитка, улитка, высунь свои рожки, высунь свои рожки, а потом головку!
Ли поглядела на облака, похожие на барашков, и тоже запела:
– Барашек, барашек, прыгни через стену… Девочка шлепала по воде всей ступней, а Ин легонько,
только носком, пока не пошли пузыри. Лин хотела последовать его примеру, подняла ножку, но потеряла равновесие и плюхнулась в лужу. Из воды торчала только ее головка.
– Ма! – что есть мочи заорал Ин.
Лин хотела открыть рот, но ее губ коснулась вода, из глаз брызнули слезы, и она заревела:
– Ма! Ма!
Был дан сигнал тревоги. Первым выбежал отец, следом за ним – мать. Госпожа Ma-младшая приняла командование на восточном направлении, на западном – появилась госпожа Ma-старшая. Папа вытащил из воды толстушку, похожую на морского кота в платье. С красного передника стекала вода, спина была в грязи. Девочка побелела от страха, открыла рот, но не заплакала – боялась матери.
– Ничего, Лин, вытирайся скорее, – сказала госпожа Ма-старшая, желая ободрить девочку.
– Ничего страшного, Лин, – утешала ее тетя Ма.
Поняв наконец, что ее не собираются бить, девчушка указала на передник и, плача, затараторила: «Он у меня новый, совсем новый», как будто это было важнее всего. А может, она сказала так, чтобы смягчить гнев матери. Мать не сердилась, однако ни разу не улыбнулась.
– Ты не ушиблась?
Лин почувствовала себя увереннее и затараторила:
– Я не ушиблась, я хорошо стояла, это вода, вода толкнула Лин, бух! – Она рассмеялась, а за нею все остальные. Мать взяла ее на руки.
Ин спрятался, подождал, пока мать войдет в комнату, и, потянув за рукав тетю Ма, захихикал. Штанишки его были наполовину мокрые.
Госпожа Ма-старшая похвалила дождь, а Лао Ли вспомнил деревню:
– Да, дождь хороший, только бахчевым он вредит, особенно корда прольется на разогретое поле.
Госпожа Ма-старшая была уверена, что бахчевые сажают не в поле, а на огороде, но, чтобы не проявить своего невежества, смолчала. Лао Ли вспомнились сельские картины: все развезло, грязь, но красиво. После дождя, когда садится солнце, легко поймать стрекозу – стоит только протянуть руку. Ему захотелось подышать свежим воздухом. Сходить бы с сыном к Западным воротам, но Ин с тетей Ма охотился за улитками. Госпожа Ма-младшая была без чулок, в резиновых сапожках, не доходивших до колен. Солнце играло с капельками воды на окнах и в ее волосах, и она напоминала мадонну с европейских картин. Ни Ма-младшая, ни Ин не боялись солнца и, пригнувшись, медленно шли вдоль стены в поисках улиток. Госпожа Ма-старшая ушла к себе. Осмелев, Лао Ли стал рассматривать госпожу Ma-младшую, ее белые коленки, волосы и сверкающие в них капельки дождя. В его сердце картины сельской жизни и молодая женщина слились воедино: ясность, красота, свежесть, покой и естественность. Вот она, поэзия!
Выбежала Лин, уже переодетая, и, потянув отца за руку, крикнула брату:
– Ин, дай мне улитку.
Мальчик не ответил. Лин посмотрела на ноги отца:
– Па! У тебя туфли мокрые!
А Лао Ли и не заметил; он улыбнулся и пошел в комнату сменить туфли.
3
Воды во дворе становилось все меньше, ветер затих, от земли шел пар. Цикады трещали так, что звенело в ушах. В доме противно пахло сыростью й навозом, как на мельнице в дождливый день; Лао Ли хотел прогуляться, но на улице было очень грязно. Дети снова зашлепали по воде – они увидели Дина Второго и бросились ему навстречу, схватили за руки. Ботинки у него в комьях глины, старая рубашка, забрызганная грязью, прилипла к телу, драная соломенная шляпа вымокла насквозь, и от нее шел пар. Дин ворвался в комнату с видом богача, только что искупавшегося в море.
– Господин Ли! Господин Ли! – не снимая шляпы и не вытирая ног, закричал он. – Тяньчжэнь вернулся! Вернулся Тяньчжэнь! Чжан Дагэ послал за тобой. – Радость так и распирала Дина. Из его туфель бежала вода, растекаясь озером по полу.
Но Лао Ли почему-то остался равнодушен, будто эта новость была не такой уж важной.
– Пойдемте, господин Ли, воды уже меньше! – уговаривал Дин.
– Сейчас пойдем, – согласился Лао Ли.
– Дядя, ты говоришь, воды меньше? – закричал Ин. – А посмотри, какая лужа! – И он указал на пол.
– О! Я просто не выбирал дороги, шел напрямик: «хлюп, хлюп»! – Дин был очень доволен – он чувствовал себя героем.
Ин так и загорелся:
– Дядя, возьми меня с собой, я хочу походить по лужам босиком!
– Сегодня нельзя, у Дина есть дело, ему нужно найти Сяо Чжао. – Дину было неловко отказывать мальчику, поэтому он назвал себя просто «Дином», а не дядей.
Ин надулся.
– Зачем тебе Сяо Чжао? – спросил Лао Ли.
– Пригласить на обед, завтра Чжан Дагэ собирает гостей.
– О! – только и мог сказать Лао Ли. Значит, Чжан Дагэ ожил. Но у Дина какая-то тайна, уж не собирается ли он и в самом деле прикончить Сяо Чжао! Впрочем, не похоже, разве… ну их, всю эту свору стервецов. Он ни о чем больше не спрашивал.
Когда Дин пошел к выходу, дети заплакали: дядя не взял их с собой гулять по лужам!
– Пойдемте со мной, – сказал отец.
– А носочки снимать? – спросила Лин.
– Непременно, – ответил Лао Ли и разулся.
– Можно снять носочки, можно снять носочки, – запел Ин. – Лин, а ты разулась? Ма! Лин разувается!
Лао Ли взял их за руки, и шесть ног – четыре маленькие и две большие – зашлепали по лужам. Все были счастливы, особенно Лао Ли.
4
Утро выдалось удивительно ясное. Казалось, светится каждый листочек; солнце словно выкупалось в синем море и теперь нежилось в собственных лучах. В небе плавали стайки белых облаков. Ветер сгонял воду в лужи, над которыми носились стрекозы, щеголяя ажурными шелковыми крылышками и любуясь своим отражением в воде. А высоко-высоко летали ласточки – маленькие черные точки на голубом фоне. Лепестки вьюнков на стене раскрылись навстречу свету, прилетевшему вместе с ветром. На улицах все еще было грязно, зато дома сверкали чистотой; красные стены храмов стали ярче, будто их только что выкрасили. Даже надутые до отказа серые шины колясок блестели. На рынке продавали только что снятые с грядки душистый лук и капусту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58