А вот тогда она искренне верила, что адвокат, любой адвокат, даже такой неопытный, как я, способен застращать «Прекрасный дар жизни» и заставить выложить денежки. Тогда время ещё позволяло надеяться на чудо. Сейчас все надежды развеялись как дым.
Дот будет всегда винить себя в смерти Донни Рэя. Не раз она говорила мне, что должна была обратиться к адвокату сразу, как только получила от страховой компании первый отказ. Однако вместо этого она вступила в длительную и никчемную переписку. У меня самого есть сильное подозрение, что, получив угрозу судебного иска, «Прекрасный дар жизни» выплатил бы причитающуюся страховку и обеспечил Донни Рэю надлежащее лечение. По двум причинам. Во-первых, правда не на их стороне, и в компании это понимают. Во-вторых, они предложили семьдесят пять тысяч долларов, чтобы пойти на мировую, но я сопляк, у которого молоко на губах не обсохло, все-таки вступил в борьбу. Теперь они все до смерти напуганы. И адвокаты, и парни из Кливленда.
Док наливает мне в чашку растворимого кофе без кофеина, затем отлучается взглянуть на мужа. Я беру чашку и иду в дом, в комнату Донни Рэя, который спит на правом боку, свернувшись калачиком. Спальню освещает только небольшой светильник на столике в углу. Я устраиваюсь рядом с ним, спину приятно холодит ветерок, проникающий из приоткрытого окна. Все предместье, кажется, замерло, в комнате стоит тишина.
Согласно завещанию Донни Рэя, состоящему всего из двух абзацев, все его наследство получит мать. Я составил документ две недели назад. Необходимости в этом не было: Донни Рэй ничего никому не должен, да и за душой у него ни гроша. И все же ему было приятно. Он также распорядился насчет своих похорон. Дот уже обо всем договорилась. Донни Рэй хочет, чтобы я был в числе тех, кто понесет гроб.
Я беру в руки книгу, которую с перерывами читаю вот уже два месяца - это адаптированный сборник из четырех новелл. В доме книг всего раз, два и обчелся, а этой уже лет тридцать. Всякий раз, приходя, я прочитываю несколько страниц, а потом кладу книгу на прежнее место.
Донни Рэй негромко сопит, затем вздрагивает. Я невольно задумываюсь, как поведет себя Дот, когда однажды утром зайдет к сыну, а он не проснется.
Когда я сижу с Донни Рэем, она старается нас не беспокоить. Вот и сейчас я слышу, как она моет посуду на кухне. Должно быть, Бадди уже дома. Примерно час я читаю, время от времени поглядывая на спящего. Если он проснется, мы с ним поболтаем, или я включу телевизор. Как захочет Донни Рэй.
Вдруг из столовой доносится незнакомый голос, затем в дверь стучат. Она медленно открывается, и я не сразу узнаю молодого человека, остановившегося на пороге. Это доктор Корд, он заехал навестить больного. Мы обмениваемся рукопожатием, тихонько переговариваемся у изножья кровати, затем отступаем к окну.
- Так, мимо проезжал, - поясняет доктор Корд, как будто он всегда ездит через это предместье.
- Присаживайтесь, - предлагаю я, указывая на единственный стул, стоящий по соседству с моим. Мы садимся спиной к окну, наши колени соприкасаются, глаза устремлены на умирающего парнишку, который лежит всего в шести футах от нас.
- Давно вы здесь? - спрашивает Корд.
- Часа два. Мы ужинали вместе с Дот.
- Он просыпался?
- Нет.
Мы сидим в полумраке, свежий ветерок ерошит наши волосы. Жизнь наша подчинена бегу часовых стрелок, но сейчас ощущение времени полностью утрачено.
- Я тут немного размышлял, - тихонько, почти шепотом говорит Корд. - По поводу предстоящего суда. Вы не представляете, когда он может состояться?
- Восьмого февраля.
- Как, уже известна точная дата?
- Похоже, да.
- Не кажется ли вам, что будет лучше, если я выступлю перед присяжными сам, а не отделаюсь показаниями, записанными на видео или на бумагу?
- Конечно.
Корд лечит больных уже не первый год. Он наслышан про суды и допросы. Он наклоняется вперед, облокотившись на колени.
- Тогда забудьте про нашу прошлую договоренность. Я выступлю на суде сам и счет вам не пришлю.
- Спасибо, я очень вам признателен.
- Не стоит благодарности. Я хочу хоть чем-то помочь вам.
Мы умолкаем. Из кухни доносится какой-то шорох, весь же дом окутан тишиной. Корд не из тех людей, которые испытывают неловкость из-за затянувшейся паузы в разговоре.
- Знаете, чем я занимаюсь? - спрашивает он наконец.
- Чем?
- Я ставлю людям диагноз, а затем начинаю готовить их к смерти.
- Тогда зачем вы стали онкологом?
- Сказать правду?
- Да. А почему нет?
- Онкологов у нас не хватает. Пробиться легко, понимаете? Эта профессия испытывает дефицит специалистов.
- Да, но ведь кто-то должен этим заниматься.
- Вот именно. Впрочем, на деле все вовсе не так уж плохо. Мне нравится моя профессия. - На мгновение он умолкает и переводит взгляд на Донни Рэя. - Но вот это самое сложное. Смотреть, как твой больной угасает, не получая лечения. Не будь пересадка костного мозга столь дорогостоящей процедурой, возможно, нам и удалось бы помочь бедняге. Я был готов заниматься им бесплатно, но сама операция стоит двести тысяч долларов. Ни одна больница или клиника в нашей стране не может позволить себе выбрасывать на ветер такие деньги.
- Вы, должно быть, ненавидите эти страховые компании, да?
- Да. Мягко говоря. - Он снова замолкает, на этот раз надолго. Затем говорит: - Давайте врежем им как следует.
- Я и пытаюсь.
- Вы женаты? - спрашивает он, выпрямляясь и глядя на часы.
- Нет. А вы?
- Тоже - нет. Я в разводе. Не хотите пивка попить?
- Не откажусь. А где?
- Знаете бар «Устрицы Мерфи»?
- Да. Конечно.
- Тогда давайте встретимся там.
Мы на цыпочках крадемся мимо постели Донни Рэя, прощаемся с Дот, которая курит на крыльце, покачиваясь в кресле, и оставляем их.
* * *
Рано утром, в двадцать минут четвертого, меня будит телефонный звонок. Либо Донни Рэй скончался, либо разбился какой-нибудь самолет, и Дек очертя голову несется к месту катастрофы. Кто ещё может звонить в такой час?
- Руди? - в ухо врывается знакомый голос.
- О, мисс Берди! - я усаживаюсь в постели и тянусь к выключателю.
- Извини, что звоню в столь неурочное время.
- Ничего страшного. Как вы?
- Они меня обижают.
Я зажмуриваюсь, глубоко вздыхаю и снова откидываюсь на подушку. Почему-то меня не удивляют её слова.
- Кто обижает? - спрашиваю я, скорее из вежливости. Не могу сказать, что я так уж сильно огорчен.
- Хуже всех ведет себя Джун, - говорит она, словно расставила всех по ранжиру. - Ей не терпится от меня отделаться.
- Так вы живете с Рэндолфом и Джун?
- Да, и это ужасно. Кошмар просто. Я боюсь даже к еде прикоснуться.
- Почему?
- А вдруг меня отравят?
- Ну что вы, мисс Берди!
- Я вовсе не шучу. Они все ждут не дождутся, пока я протяну ноги. Еще в Мемфисе я подписала новое завещание, в котором все оставила им, и в первые дни после приезда в Тампу они меня чуть ли на руках не носили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
Дот будет всегда винить себя в смерти Донни Рэя. Не раз она говорила мне, что должна была обратиться к адвокату сразу, как только получила от страховой компании первый отказ. Однако вместо этого она вступила в длительную и никчемную переписку. У меня самого есть сильное подозрение, что, получив угрозу судебного иска, «Прекрасный дар жизни» выплатил бы причитающуюся страховку и обеспечил Донни Рэю надлежащее лечение. По двум причинам. Во-первых, правда не на их стороне, и в компании это понимают. Во-вторых, они предложили семьдесят пять тысяч долларов, чтобы пойти на мировую, но я сопляк, у которого молоко на губах не обсохло, все-таки вступил в борьбу. Теперь они все до смерти напуганы. И адвокаты, и парни из Кливленда.
Док наливает мне в чашку растворимого кофе без кофеина, затем отлучается взглянуть на мужа. Я беру чашку и иду в дом, в комнату Донни Рэя, который спит на правом боку, свернувшись калачиком. Спальню освещает только небольшой светильник на столике в углу. Я устраиваюсь рядом с ним, спину приятно холодит ветерок, проникающий из приоткрытого окна. Все предместье, кажется, замерло, в комнате стоит тишина.
Согласно завещанию Донни Рэя, состоящему всего из двух абзацев, все его наследство получит мать. Я составил документ две недели назад. Необходимости в этом не было: Донни Рэй ничего никому не должен, да и за душой у него ни гроша. И все же ему было приятно. Он также распорядился насчет своих похорон. Дот уже обо всем договорилась. Донни Рэй хочет, чтобы я был в числе тех, кто понесет гроб.
Я беру в руки книгу, которую с перерывами читаю вот уже два месяца - это адаптированный сборник из четырех новелл. В доме книг всего раз, два и обчелся, а этой уже лет тридцать. Всякий раз, приходя, я прочитываю несколько страниц, а потом кладу книгу на прежнее место.
Донни Рэй негромко сопит, затем вздрагивает. Я невольно задумываюсь, как поведет себя Дот, когда однажды утром зайдет к сыну, а он не проснется.
Когда я сижу с Донни Рэем, она старается нас не беспокоить. Вот и сейчас я слышу, как она моет посуду на кухне. Должно быть, Бадди уже дома. Примерно час я читаю, время от времени поглядывая на спящего. Если он проснется, мы с ним поболтаем, или я включу телевизор. Как захочет Донни Рэй.
Вдруг из столовой доносится незнакомый голос, затем в дверь стучат. Она медленно открывается, и я не сразу узнаю молодого человека, остановившегося на пороге. Это доктор Корд, он заехал навестить больного. Мы обмениваемся рукопожатием, тихонько переговариваемся у изножья кровати, затем отступаем к окну.
- Так, мимо проезжал, - поясняет доктор Корд, как будто он всегда ездит через это предместье.
- Присаживайтесь, - предлагаю я, указывая на единственный стул, стоящий по соседству с моим. Мы садимся спиной к окну, наши колени соприкасаются, глаза устремлены на умирающего парнишку, который лежит всего в шести футах от нас.
- Давно вы здесь? - спрашивает Корд.
- Часа два. Мы ужинали вместе с Дот.
- Он просыпался?
- Нет.
Мы сидим в полумраке, свежий ветерок ерошит наши волосы. Жизнь наша подчинена бегу часовых стрелок, но сейчас ощущение времени полностью утрачено.
- Я тут немного размышлял, - тихонько, почти шепотом говорит Корд. - По поводу предстоящего суда. Вы не представляете, когда он может состояться?
- Восьмого февраля.
- Как, уже известна точная дата?
- Похоже, да.
- Не кажется ли вам, что будет лучше, если я выступлю перед присяжными сам, а не отделаюсь показаниями, записанными на видео или на бумагу?
- Конечно.
Корд лечит больных уже не первый год. Он наслышан про суды и допросы. Он наклоняется вперед, облокотившись на колени.
- Тогда забудьте про нашу прошлую договоренность. Я выступлю на суде сам и счет вам не пришлю.
- Спасибо, я очень вам признателен.
- Не стоит благодарности. Я хочу хоть чем-то помочь вам.
Мы умолкаем. Из кухни доносится какой-то шорох, весь же дом окутан тишиной. Корд не из тех людей, которые испытывают неловкость из-за затянувшейся паузы в разговоре.
- Знаете, чем я занимаюсь? - спрашивает он наконец.
- Чем?
- Я ставлю людям диагноз, а затем начинаю готовить их к смерти.
- Тогда зачем вы стали онкологом?
- Сказать правду?
- Да. А почему нет?
- Онкологов у нас не хватает. Пробиться легко, понимаете? Эта профессия испытывает дефицит специалистов.
- Да, но ведь кто-то должен этим заниматься.
- Вот именно. Впрочем, на деле все вовсе не так уж плохо. Мне нравится моя профессия. - На мгновение он умолкает и переводит взгляд на Донни Рэя. - Но вот это самое сложное. Смотреть, как твой больной угасает, не получая лечения. Не будь пересадка костного мозга столь дорогостоящей процедурой, возможно, нам и удалось бы помочь бедняге. Я был готов заниматься им бесплатно, но сама операция стоит двести тысяч долларов. Ни одна больница или клиника в нашей стране не может позволить себе выбрасывать на ветер такие деньги.
- Вы, должно быть, ненавидите эти страховые компании, да?
- Да. Мягко говоря. - Он снова замолкает, на этот раз надолго. Затем говорит: - Давайте врежем им как следует.
- Я и пытаюсь.
- Вы женаты? - спрашивает он, выпрямляясь и глядя на часы.
- Нет. А вы?
- Тоже - нет. Я в разводе. Не хотите пивка попить?
- Не откажусь. А где?
- Знаете бар «Устрицы Мерфи»?
- Да. Конечно.
- Тогда давайте встретимся там.
Мы на цыпочках крадемся мимо постели Донни Рэя, прощаемся с Дот, которая курит на крыльце, покачиваясь в кресле, и оставляем их.
* * *
Рано утром, в двадцать минут четвертого, меня будит телефонный звонок. Либо Донни Рэй скончался, либо разбился какой-нибудь самолет, и Дек очертя голову несется к месту катастрофы. Кто ещё может звонить в такой час?
- Руди? - в ухо врывается знакомый голос.
- О, мисс Берди! - я усаживаюсь в постели и тянусь к выключателю.
- Извини, что звоню в столь неурочное время.
- Ничего страшного. Как вы?
- Они меня обижают.
Я зажмуриваюсь, глубоко вздыхаю и снова откидываюсь на подушку. Почему-то меня не удивляют её слова.
- Кто обижает? - спрашиваю я, скорее из вежливости. Не могу сказать, что я так уж сильно огорчен.
- Хуже всех ведет себя Джун, - говорит она, словно расставила всех по ранжиру. - Ей не терпится от меня отделаться.
- Так вы живете с Рэндолфом и Джун?
- Да, и это ужасно. Кошмар просто. Я боюсь даже к еде прикоснуться.
- Почему?
- А вдруг меня отравят?
- Ну что вы, мисс Берди!
- Я вовсе не шучу. Они все ждут не дождутся, пока я протяну ноги. Еще в Мемфисе я подписала новое завещание, в котором все оставила им, и в первые дни после приезда в Тампу они меня чуть ли на руках не носили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162