— Там до этого не доходит. Он начинает писать про армию, про институт… Потом обрывает. И на следующей странице начинает снова, немного в других словах. Потом снова обрывает. И так всю тетрадь. Я считал, там ничего интересного. Ничего, за что можно было бы убить. Как он с женой познакомился, как в армии служил…
— Ясно, — разочарованно протянул я. — И все? Больше ничего не было?
— В том-то и дело. Может, это сын выломал? У него же, наверное, не было ключа…
— Может быть. Он как раз собирался разбирать бумаги отца…
— Ну вот, — сказал Серега и выжидающе посмотрел на меня. — Это все. Все нестыковки. Больше я ничего не могу рассказать, потому что больше ничего не знаю.
— Негусто, — оценил я.
— Ну, если бы там действительно было бы за что зацепиться, Панченко не стал бы закрывать глаза. Но там же были и эксперты, и из прокуратуры приезжал мужик. Все сказали, что самоубийство.
— А чего ж ты тогда рыпаешься? — спросил я белобрысого сыщика. — Тебе сказали: самоубийство. А ты про какие-то бумажки рассказываешь посторонним лицам, про табуретки. Тебе давно надо было это забыть. Это фигня, как сказал Панченко.
— Может, и так, — шмыгнул носом Серега. — Черт, кажется, простудился…
Может, и так, может, это и фигня. Как я тогда на вас «бочки» катил, помните?
По поводу старшего Леонова. А оказалось, что вы тут ни при чем. И вообще…
Панченко мне рассказал, что вы ходили на переговоры к тому террористу, что заложников в обменном пункте взял.
— Ты понял, что я по мелочам не работаю? — усмехнулся я.
— Я понял, что вам можно рассказать то, что я вам сейчас рассказал. Тем более что мать этого пацана вас попросила расследовать… Молодой совсем парень был, жалко его. И если он не сам, если ему кто-то помог, — Серега нахмурился. — То этому помощнику хорошо бы руки поотрывать.
Сегодня он явно был не в настроении шутить. И еще — у этого белобрысого парня были на удивление старомодные взгляды по поводу преступления и наказания. Примерно как у меня.
12
Серега вылез из машины и ушел в дождь, обнадеженный моими словами, что Ольга Петровна размышляет по поводу его трудоустройства. Отчасти это было правдой. Я просто не сказал, что знаю, в каком направлении движутся эти размышления.
— А что ты вообще переживаешь?, — спросил я Серегу напоследок. — Я на тебя стучать не собираюсь, так откуда же Панченко или другой твой начальник узнает, что ты поделился со мной служебной информацией?
— Ха, — не очень весело хмыкнул Серега. — Вы же будете сейчас копать, проверять мои слова. Если у вас ничего не получится и вы не сможете доказать убийство, тогда и вправду все останется тихо и спокойно. Но если вы чего-то добьетесь, то волей-неволей дело будут пересматривать, все выплывет на поверхность, и я получу по шапке. Вот в этом случае мне очень понадобится теплое местечко у вашей знакомой…
— Понятно, — сказал я. — В твоих интересах, чтобы у меня ничего не вышло.
— Объективно так, — согласился Серега, — А вообще… Черт его знает, в чем мой интерес. Вроде и правду узнать надо, и работу терять неохота. А чтобы одновременно, чтобы и одно, и второе… Так, наверное, не бывает.
— Как правило, не бывает, — согласился я.
— Вот и я про то, — Серега с силой хлопнул дверцей, выбираясь из «Шевроле», и зашагал под дождем, на ходу накидывая на голову капюшон. Еще один разочарованный молодой человек. Такой, каким когда-то был я. Что ж, вот они, прелести зрелого возраста, — все шишки, которые набиваются при накоплении жизненного опыта, получены. Все иллюзии рассыпались, как башни из детских кубиков. Боль разочарований — это уже пройденный этап. Пройденный, но не забытый.
Я включил зажигание и медленно поехал в направлении центра Города. К сожалению, предоставленный мне «Шевроле» не был снабжен сотовым телефоном, и чтобы связаться с кем-то, мне приходилось искать исправный телефон-автомат, вылезать из машины, покупать в газетном киоске жетон и дозваниваться сквозь помехи, разговаривать, вдавливая трубку в одно ухо и закрывая ладонью другое, чтобы защититься от уличного шума. То еще удовольствие. Сначала я позвонил Гарику на работу.
— Ну, — доброжелательно буркнул Гарик в трубку. И что еще ты хочешь мне сказать?
— У тебя случайно нет знакомых в городском управлении ФСБ?
Гарик на некоторое время даже потерял дар речи. Потом собрался с силами и сказал:
— А уж туда-то зачем тебя понесло?
— То маленькое расследование, о котором я говорил. Это касается одного мужика, который до девяносто шестого года работал в ФСБ. Его сбило машиной.
Я хочу узнать, чем он занимался в ФСБ и за что был уволен.
— Мало ли что ты хочешь… — проворчал Гарик. — Как фамилия этого мужика?
— Леонов Павел Александрович.
— Понятно, попробую что-нибудь выяснить, но ты особо не обольщайся. Это все? Я могу идти работать?
— Одно маленькое замечание напоследок. Сегодня утром я беседовал с Гиви Хромым. По поводу человека на букву Ф.
— Да? — оживился Гарик. — Ну и что он тебе сказал? Не тяни!
— Он сказал, — медленно проговорил я, представляя напряженное лицо Гарика. — Он сказал все, что нужно.
— Черт! Говори конкретнее!! Что он сказал?
— Все, что я хотел знать, — сказал я и повесил трубку на рычаг. Гарик как-то сказал, что иногда у него возникает желание меня убить. Вероятно, сейчас оно снова возникло. Однако Гарик так часто отчитывал меня за последние дни, что я просто был обязан поквитаться. Пять минут бессильного бешенства на другом конце провода — это бывает полезно. Я собирался перезвонить Гарику через пять-шесть минут, а пока занялся другими номерами.
Установив второй жетон в прорезь телефона-автомата, я вынул из кармана листок плотной бумаги, переданной от имени Ольги Петровны. Булгарин и Калягин. Начнем в алфавитном порядке.
Я набрал шесть цифр, но телефон Олега Булгарина был занят. Пожав плечами, я перешел ко второму номеру. Калягин С. Орлова даже не потрудилась указать имя — Сергей? Станислав? Святослав? Хотя она могла и не знать его имени. Просто переписала из старой записной книжки.
В трубке щелкнуло, раздался какой-то не совсем понятный, но явно произнесенный человеком звук, и я торопливо протолкнул жетон в щель.
— Алло! — завопил я, привычно зажимая правое ухо. — Алло!
— Але, — проскрипело в трубке. — Кто это?
— Мне Калягиных! — крикнул я. — Калягиных позовите к телефону!
Наступила краткая пауза, а потом все тот же шипучий — старушечий? — голос произнес:
— Каких еще Калягиных? Вы что?!
— Что? — не понял я. — Это квартира Калягиных? Я туда попал? Позовите Калягина!
— Вы что, не знаете? — голос звучал словно из дальнего далека, отрезанного от остального мира. Туда не принято звонить, и потому мой звонок встретил такую враждебную реакцию. Так мне показалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
— Ясно, — разочарованно протянул я. — И все? Больше ничего не было?
— В том-то и дело. Может, это сын выломал? У него же, наверное, не было ключа…
— Может быть. Он как раз собирался разбирать бумаги отца…
— Ну вот, — сказал Серега и выжидающе посмотрел на меня. — Это все. Все нестыковки. Больше я ничего не могу рассказать, потому что больше ничего не знаю.
— Негусто, — оценил я.
— Ну, если бы там действительно было бы за что зацепиться, Панченко не стал бы закрывать глаза. Но там же были и эксперты, и из прокуратуры приезжал мужик. Все сказали, что самоубийство.
— А чего ж ты тогда рыпаешься? — спросил я белобрысого сыщика. — Тебе сказали: самоубийство. А ты про какие-то бумажки рассказываешь посторонним лицам, про табуретки. Тебе давно надо было это забыть. Это фигня, как сказал Панченко.
— Может, и так, — шмыгнул носом Серега. — Черт, кажется, простудился…
Может, и так, может, это и фигня. Как я тогда на вас «бочки» катил, помните?
По поводу старшего Леонова. А оказалось, что вы тут ни при чем. И вообще…
Панченко мне рассказал, что вы ходили на переговоры к тому террористу, что заложников в обменном пункте взял.
— Ты понял, что я по мелочам не работаю? — усмехнулся я.
— Я понял, что вам можно рассказать то, что я вам сейчас рассказал. Тем более что мать этого пацана вас попросила расследовать… Молодой совсем парень был, жалко его. И если он не сам, если ему кто-то помог, — Серега нахмурился. — То этому помощнику хорошо бы руки поотрывать.
Сегодня он явно был не в настроении шутить. И еще — у этого белобрысого парня были на удивление старомодные взгляды по поводу преступления и наказания. Примерно как у меня.
12
Серега вылез из машины и ушел в дождь, обнадеженный моими словами, что Ольга Петровна размышляет по поводу его трудоустройства. Отчасти это было правдой. Я просто не сказал, что знаю, в каком направлении движутся эти размышления.
— А что ты вообще переживаешь?, — спросил я Серегу напоследок. — Я на тебя стучать не собираюсь, так откуда же Панченко или другой твой начальник узнает, что ты поделился со мной служебной информацией?
— Ха, — не очень весело хмыкнул Серега. — Вы же будете сейчас копать, проверять мои слова. Если у вас ничего не получится и вы не сможете доказать убийство, тогда и вправду все останется тихо и спокойно. Но если вы чего-то добьетесь, то волей-неволей дело будут пересматривать, все выплывет на поверхность, и я получу по шапке. Вот в этом случае мне очень понадобится теплое местечко у вашей знакомой…
— Понятно, — сказал я. — В твоих интересах, чтобы у меня ничего не вышло.
— Объективно так, — согласился Серега, — А вообще… Черт его знает, в чем мой интерес. Вроде и правду узнать надо, и работу терять неохота. А чтобы одновременно, чтобы и одно, и второе… Так, наверное, не бывает.
— Как правило, не бывает, — согласился я.
— Вот и я про то, — Серега с силой хлопнул дверцей, выбираясь из «Шевроле», и зашагал под дождем, на ходу накидывая на голову капюшон. Еще один разочарованный молодой человек. Такой, каким когда-то был я. Что ж, вот они, прелести зрелого возраста, — все шишки, которые набиваются при накоплении жизненного опыта, получены. Все иллюзии рассыпались, как башни из детских кубиков. Боль разочарований — это уже пройденный этап. Пройденный, но не забытый.
Я включил зажигание и медленно поехал в направлении центра Города. К сожалению, предоставленный мне «Шевроле» не был снабжен сотовым телефоном, и чтобы связаться с кем-то, мне приходилось искать исправный телефон-автомат, вылезать из машины, покупать в газетном киоске жетон и дозваниваться сквозь помехи, разговаривать, вдавливая трубку в одно ухо и закрывая ладонью другое, чтобы защититься от уличного шума. То еще удовольствие. Сначала я позвонил Гарику на работу.
— Ну, — доброжелательно буркнул Гарик в трубку. И что еще ты хочешь мне сказать?
— У тебя случайно нет знакомых в городском управлении ФСБ?
Гарик на некоторое время даже потерял дар речи. Потом собрался с силами и сказал:
— А уж туда-то зачем тебя понесло?
— То маленькое расследование, о котором я говорил. Это касается одного мужика, который до девяносто шестого года работал в ФСБ. Его сбило машиной.
Я хочу узнать, чем он занимался в ФСБ и за что был уволен.
— Мало ли что ты хочешь… — проворчал Гарик. — Как фамилия этого мужика?
— Леонов Павел Александрович.
— Понятно, попробую что-нибудь выяснить, но ты особо не обольщайся. Это все? Я могу идти работать?
— Одно маленькое замечание напоследок. Сегодня утром я беседовал с Гиви Хромым. По поводу человека на букву Ф.
— Да? — оживился Гарик. — Ну и что он тебе сказал? Не тяни!
— Он сказал, — медленно проговорил я, представляя напряженное лицо Гарика. — Он сказал все, что нужно.
— Черт! Говори конкретнее!! Что он сказал?
— Все, что я хотел знать, — сказал я и повесил трубку на рычаг. Гарик как-то сказал, что иногда у него возникает желание меня убить. Вероятно, сейчас оно снова возникло. Однако Гарик так часто отчитывал меня за последние дни, что я просто был обязан поквитаться. Пять минут бессильного бешенства на другом конце провода — это бывает полезно. Я собирался перезвонить Гарику через пять-шесть минут, а пока занялся другими номерами.
Установив второй жетон в прорезь телефона-автомата, я вынул из кармана листок плотной бумаги, переданной от имени Ольги Петровны. Булгарин и Калягин. Начнем в алфавитном порядке.
Я набрал шесть цифр, но телефон Олега Булгарина был занят. Пожав плечами, я перешел ко второму номеру. Калягин С. Орлова даже не потрудилась указать имя — Сергей? Станислав? Святослав? Хотя она могла и не знать его имени. Просто переписала из старой записной книжки.
В трубке щелкнуло, раздался какой-то не совсем понятный, но явно произнесенный человеком звук, и я торопливо протолкнул жетон в щель.
— Алло! — завопил я, привычно зажимая правое ухо. — Алло!
— Але, — проскрипело в трубке. — Кто это?
— Мне Калягиных! — крикнул я. — Калягиных позовите к телефону!
Наступила краткая пауза, а потом все тот же шипучий — старушечий? — голос произнес:
— Каких еще Калягиных? Вы что?!
— Что? — не понял я. — Это квартира Калягиных? Я туда попал? Позовите Калягина!
— Вы что, не знаете? — голос звучал словно из дальнего далека, отрезанного от остального мира. Туда не принято звонить, и потому мой звонок встретил такую враждебную реакцию. Так мне показалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119