Где Калягин С. там и Калягина М. То есть Марина, которую собирался уговаривать Паша Леонов за считанные минуты до своей гибели. А может, и не эту Марину. А может, мне не правильно послышались произнесенные Леоновым слова. Все может быть. Только для того, чтобы разобраться, так это или нет, правда это или ложь, та Марина или нет, убийство или самоубийство — для этого нужно не сидеть в гостиничном номере, а ходить, бегать и ездить. И надеяться, что филины днем спят. Или — просто надеяться на собственную удачу. Что я и делал.
11
Во второй половине дня над Городом зарядил мелкий противный дождь. Даже не дождь, а так. Требовалось с полчаса, чтобы человек под ним промок, однако свою хилость это атмосферное недоразумение компенсировало продолжительностью. Ровный надоедливый стук капель по крыше машины на протяжении нескольких часов мог свести с ума кого угодно.
Я сидел в своем — пусть даже временно — «Шевроле», смотрел, как яростно и безуспешно «дворники» воюют с дождевой водой на лобовом стекле, и постепенно впадал в сладкую ленивую дремоту. Так здорово было сидеть за рулем хорошей машины, с пачкой денег в кармане и ничего не делать. Я был готов просидеть так всю оставшуюся жизнь. Во всяком случае, пока не кончится дождь — это точно.
Было уже начало шестого, когда Серега постучал в стекло. Он был в форменном милицейском дождевике. И он нервничал. — Чувствую себя прямо-таки американским шпионом, который пришел на встречу со связным. Вот сейчас отовсюду набегут кагэбэшники, повяжут и потащат в тюрьму, — признался он.
— Тяжела жизнь шпиона, — посочувствовал я. — А яд в коронку зуба ты уже вмонтировал? Не откладывай это в долгий ящик.
— Давайте без шуток, — попросил Серега. — Я буквально на пять минут, а потом побегу по делам…
Я пожал плечами: без шуток так без шуток, хотя я бы мог напомнить Сереге его «фонтан остроумия» у меня дома. Но я не злопамятен. Парень дергался, и я не стал доводить его до нервного срыва.
— Слушаю, сказал я. — Все, что, касается смерти Юры Леонова.
— Значит, так. Его обнаружила мать вместе с родственниками спустя примерно пять-шесть часов после наступления смерти. Леонов висел в петле, сделанной из кожаного ремня. Записка с объяснением мотивов самоубийства отсутствовала. Но отсутствовали также и посторонние телесные повреждения, которые могли бы навести на мысль о несамостоятельном повешении. Собственно, смерть наступила от асфиксии, то есть удушения. Соседи по этажу не слышали каких-либо звуков борьбы в квартире Леонова.
— Минутку, — перебил я. — Это и есть твои нестыковки?
— Дослушайте до конца, — попросил Серега. — Я излагаю все по порядку.
То, что перечислил, — правда. Но это еще не вся правда. Во-первых, отсутствие записки. Ее не было, но на письменном столе лежали разбросанные в беспорядке чистые листы бумаги и ручка. А в корзине для бумаг я нашел два скомканных листа, на которых были этой самой ручкой выведены какие-то странные кривые линии.
— Ненаписанные записки?
— В том-то и дело. Если бы сам Леонов начинал писать, а потом комкал бумажки и бросал в корзину, то там были бы хотя бы первые буквы слов. Но там — словно детские каракули. Словно его била какая-то невероятная нервная дрожь.
— Или кто-то держал его руку и хотел заставить писать. А он либо не хотел этого делать, либо был не в состоянии.
— Вот-вот, — согласился Серега. — Я тоже об этом подумал.
— А что подумал Панченко?
— Он выслушал меня и отправил ручку на дактилоскопическую экспертизу.
Там оказался четкий отпечаток самого Леонова — и больше ничего. После этого Панченко сказал, что все мои предположения — полная фигня.
Ну что ж, — усмехнулся я. — Он начальник, он решает, что фигня, а что нет. Но ты ведь не согласен, что это фигня?
— Если бы дело было только в исчерканных бумажках…
— А есть еще что-то?
— Именно, — Серега самодовольно улыбнулся. — Еще табуретка.
— Что за табуретка?
— Ну, та самая, на которую Леонов вставал, чтобы просунуть голову в петлю. Она лежала слишком далеко в стороне. Предполагается, что он сшиб ее ногами, когда уже висел в петле. Она отлетела в сторону. Но мне показалось, что уж слишком далеко она лежит. Я провел следственный эксперимент.
— Да ну? — Я с интересом посмотрел на Серегу. Он начал мне нравиться.
Такая неуспокоенность — редкое качество в наше время. Если она только не обращается на меня лично, как в ту ночь, когда он утащил мою «Оку» на осмотр.
— Я провел следственный эксперимент, — гордо повторил Серега. — И пришел к выводу, что табурет мог оказаться в том месте, только если бы его кто-то хорошо пнул.
Правда, Панченко мне на это сказал, что табурет мог сдвинуть с места кто-то из родственников, обнаруживших тело.
Позже они постеснялись сказать об этом. Или даже не заметили, что они что-то задели в комнате.
— Вполне резонно, — заметил я. — Само по себе ни первое твое наблюдение, ни второе ничего не значат. Мелочи. Фигня. Но если сложить их вместе, это уже кое-что…
А также если сложить с тем, что Юрий Леонов не производил впечатление человека, стремящегося покончить с жизнью. Он производил впечатление человека, желающего разобраться со смертью своего отца, а это несколько другая мания. Правда, оказавшаяся в итоге не менее смертельной.
— И это еще не все, — продолжал Серега, вдохновленный моими словами. — Еще есть сломанный замок в ящике письменного стола. — Я вопросительно посмотрел на него, и он пояснил:
— Я подумал, что если это не было самоубийством, то в комнате должны быть следы борьбы, — Я все внимательно осмотрел, но не обнаружил ничего подобного. Разве что сломанный замок в ящике письменного стола.
Я понимаю, что это не может говорить о драке Леонова с кем-то, но само по себе это интересно. В ящике есть внутренняя защелка, и кто-то дергал за ручку ящика так сильно, что выломал эту защелку. И открыл ящик.
— Только один ящик? — уточнил я.
— Только один.
— И что там было внутри? — спросил я, припоминая, что Юра Леонов собирался просматривать какие-то бумаги в квартире отца. Неужели я был таким идиотом, что позволил парню обнаружить какие-то документы, относящиеся к гибели его отца? А потом тут же и умереть. Получается, кто-то еще хотел поживиться этими бумагами, они встретились и…
— Там была какая-то ерунда. — Серега своим замечанием прервал ход моих мысленных рассуждений. — Квитанция об уплате за квартиру, за свет… Еще там была тетрадка, а в ней что-то вроде автобиографии.
— Чьей?
— Леонова-старшего, которого машиной сбило.
— Что за автобиография? — насторожился я.
— Как обычно: я родился, я закончил школу, я служил в армии… И так далее.
— Ты знаешь, что Леонов служил в ФСБ? — спросил я. — Он описывает там свою службу?
— Нет, — покачал головой Серега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
11
Во второй половине дня над Городом зарядил мелкий противный дождь. Даже не дождь, а так. Требовалось с полчаса, чтобы человек под ним промок, однако свою хилость это атмосферное недоразумение компенсировало продолжительностью. Ровный надоедливый стук капель по крыше машины на протяжении нескольких часов мог свести с ума кого угодно.
Я сидел в своем — пусть даже временно — «Шевроле», смотрел, как яростно и безуспешно «дворники» воюют с дождевой водой на лобовом стекле, и постепенно впадал в сладкую ленивую дремоту. Так здорово было сидеть за рулем хорошей машины, с пачкой денег в кармане и ничего не делать. Я был готов просидеть так всю оставшуюся жизнь. Во всяком случае, пока не кончится дождь — это точно.
Было уже начало шестого, когда Серега постучал в стекло. Он был в форменном милицейском дождевике. И он нервничал. — Чувствую себя прямо-таки американским шпионом, который пришел на встречу со связным. Вот сейчас отовсюду набегут кагэбэшники, повяжут и потащат в тюрьму, — признался он.
— Тяжела жизнь шпиона, — посочувствовал я. — А яд в коронку зуба ты уже вмонтировал? Не откладывай это в долгий ящик.
— Давайте без шуток, — попросил Серега. — Я буквально на пять минут, а потом побегу по делам…
Я пожал плечами: без шуток так без шуток, хотя я бы мог напомнить Сереге его «фонтан остроумия» у меня дома. Но я не злопамятен. Парень дергался, и я не стал доводить его до нервного срыва.
— Слушаю, сказал я. — Все, что, касается смерти Юры Леонова.
— Значит, так. Его обнаружила мать вместе с родственниками спустя примерно пять-шесть часов после наступления смерти. Леонов висел в петле, сделанной из кожаного ремня. Записка с объяснением мотивов самоубийства отсутствовала. Но отсутствовали также и посторонние телесные повреждения, которые могли бы навести на мысль о несамостоятельном повешении. Собственно, смерть наступила от асфиксии, то есть удушения. Соседи по этажу не слышали каких-либо звуков борьбы в квартире Леонова.
— Минутку, — перебил я. — Это и есть твои нестыковки?
— Дослушайте до конца, — попросил Серега. — Я излагаю все по порядку.
То, что перечислил, — правда. Но это еще не вся правда. Во-первых, отсутствие записки. Ее не было, но на письменном столе лежали разбросанные в беспорядке чистые листы бумаги и ручка. А в корзине для бумаг я нашел два скомканных листа, на которых были этой самой ручкой выведены какие-то странные кривые линии.
— Ненаписанные записки?
— В том-то и дело. Если бы сам Леонов начинал писать, а потом комкал бумажки и бросал в корзину, то там были бы хотя бы первые буквы слов. Но там — словно детские каракули. Словно его била какая-то невероятная нервная дрожь.
— Или кто-то держал его руку и хотел заставить писать. А он либо не хотел этого делать, либо был не в состоянии.
— Вот-вот, — согласился Серега. — Я тоже об этом подумал.
— А что подумал Панченко?
— Он выслушал меня и отправил ручку на дактилоскопическую экспертизу.
Там оказался четкий отпечаток самого Леонова — и больше ничего. После этого Панченко сказал, что все мои предположения — полная фигня.
Ну что ж, — усмехнулся я. — Он начальник, он решает, что фигня, а что нет. Но ты ведь не согласен, что это фигня?
— Если бы дело было только в исчерканных бумажках…
— А есть еще что-то?
— Именно, — Серега самодовольно улыбнулся. — Еще табуретка.
— Что за табуретка?
— Ну, та самая, на которую Леонов вставал, чтобы просунуть голову в петлю. Она лежала слишком далеко в стороне. Предполагается, что он сшиб ее ногами, когда уже висел в петле. Она отлетела в сторону. Но мне показалось, что уж слишком далеко она лежит. Я провел следственный эксперимент.
— Да ну? — Я с интересом посмотрел на Серегу. Он начал мне нравиться.
Такая неуспокоенность — редкое качество в наше время. Если она только не обращается на меня лично, как в ту ночь, когда он утащил мою «Оку» на осмотр.
— Я провел следственный эксперимент, — гордо повторил Серега. — И пришел к выводу, что табурет мог оказаться в том месте, только если бы его кто-то хорошо пнул.
Правда, Панченко мне на это сказал, что табурет мог сдвинуть с места кто-то из родственников, обнаруживших тело.
Позже они постеснялись сказать об этом. Или даже не заметили, что они что-то задели в комнате.
— Вполне резонно, — заметил я. — Само по себе ни первое твое наблюдение, ни второе ничего не значат. Мелочи. Фигня. Но если сложить их вместе, это уже кое-что…
А также если сложить с тем, что Юрий Леонов не производил впечатление человека, стремящегося покончить с жизнью. Он производил впечатление человека, желающего разобраться со смертью своего отца, а это несколько другая мания. Правда, оказавшаяся в итоге не менее смертельной.
— И это еще не все, — продолжал Серега, вдохновленный моими словами. — Еще есть сломанный замок в ящике письменного стола. — Я вопросительно посмотрел на него, и он пояснил:
— Я подумал, что если это не было самоубийством, то в комнате должны быть следы борьбы, — Я все внимательно осмотрел, но не обнаружил ничего подобного. Разве что сломанный замок в ящике письменного стола.
Я понимаю, что это не может говорить о драке Леонова с кем-то, но само по себе это интересно. В ящике есть внутренняя защелка, и кто-то дергал за ручку ящика так сильно, что выломал эту защелку. И открыл ящик.
— Только один ящик? — уточнил я.
— Только один.
— И что там было внутри? — спросил я, припоминая, что Юра Леонов собирался просматривать какие-то бумаги в квартире отца. Неужели я был таким идиотом, что позволил парню обнаружить какие-то документы, относящиеся к гибели его отца? А потом тут же и умереть. Получается, кто-то еще хотел поживиться этими бумагами, они встретились и…
— Там была какая-то ерунда. — Серега своим замечанием прервал ход моих мысленных рассуждений. — Квитанция об уплате за квартиру, за свет… Еще там была тетрадка, а в ней что-то вроде автобиографии.
— Чьей?
— Леонова-старшего, которого машиной сбило.
— Что за автобиография? — насторожился я.
— Как обычно: я родился, я закончил школу, я служил в армии… И так далее.
— Ты знаешь, что Леонов служил в ФСБ? — спросил я. — Он описывает там свою службу?
— Нет, — покачал головой Серега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119