Будто бы и не было слез в уголках глаз. Будто бы ничего не было.
— Я тоже никогда не думала, что Юра решится на такое, — сказала Орлова чуть менее твердым, чем прежде голосом. — Он переживал наш развод, он переживал, что отца уволили с работы. И он очень сильно переживал его гибель. Но я никогда не подозревала в своем сыне нездоровой склонности с самоубийству. Психически он был полностью здоров.
— Стоп, — теперь притормозил я. — Вы утверждаете что самоубийства не было?
— Я не могу так утверждать. Потому что милиция считает, что это было именно самоубийство. Суицид, как выразился следователь. Это официальная версия, она и останется таковой…
— Пока не будет опровергнута, — продолжил я. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Я испытывал чувство, которое называется «дежа вю»: все это уже было. Уже приходил ко мне Юра и говорил, что его отец не мог спьяну попасть под машину. И он просил меня помочь ему доказать это. Орлова пока ни о чем меня не просила. Но было видно, к чему все движется.
— А Павел? — нарушил я молчание. — Про него вы тоже так думаете? Там тоже было убийство?
— Павел достаточно сильно пил, — сказала Орлова, и тень раздражения снова мелькнула в ее голосе. — И я не удивилась, когда узнала о его гибели.
Такой гибели. Юра же очень уважал отца, и он просто не мог допустить такой мысли — Павел для него не мог погибнуть под колесами автомобиля, да еще по пьянке. И он стал искать другое объяснение. Более героическое, что ли. Я пыталась ему говорить… Но он не слушал. Кажется, он даже обиделся на меня.
Стал жить в квартире Павла. Там его и нашли… Она замолчала.
— Если вы хотите плакать, то вовсе не обязательно заставлять меня глазеть на вентилятор, — сказал я. — То, что вы хотите плакать, — это нормально. Было бы ненормально, если бы за всю нашу беседу у вас оставалась одинаковой частота пульса. Я просто отвернусь или выйду в коридор. Позовете меня потом…
— Ничего, все в порядке, — Орлова уже в открытую вытащила платок и промокнула влагу у глаз, — Я уже пришла в норму… Я же не могу себе позволить оплакивать сына дни напролет, у меня есть дело, компания, десятки людей, которые зависят от меня. И большинство людей, что здесь работают, понятия не имеют, что за последние десять дней я лишилась сначала мужа, а потом сына. Я не делаю из этого трагедии. Хотя, возможно, стоило бы сделать.
— У вас процветающая компания, — сказал я без вопросительной интонации.
— Не жалуемся, — ответила она. — Я стала этим заниматься, когда Павла выгнали из ФСБ. Нужно было как-то кормиться, потом дело потихоньку стало раскручиваться, обороты росли… В прошлом году нашли серьезного инвестора в Чехии, обзавелись приличным офисом. Ну, вы сами все видели…
— А Павел не захотел работать в вашей компании? Или вы сами его не приглашали?
— Произошла такая странная история… — Орлова прищурила глаза, словно смотрела куда-то вдаль, в давние годы. — Павел тяжело переживал свое увольнение, начал пить. Но и другую работу искать не хотел. Почему-то вбил себе в голову, что скоро его позовут обратно. После его увольнения мы месяца полтора сидели без денег, потом я стала заниматься торговлей… Я приглашала Павла помочь мне. Сначала он не хотел. А потом уже не мог — из-за пьянства.
Да и мне такие помощники уже стали не нужны. Он начал ревновать меня к моему бизнесу, ему все не нравилось… Стал скандалить. А я уже так глубоко влезла к тому времени в дела, что все решала категориями бизнеса. Ведь там сначала определяешь, в чем проблема, потом — как ее решить. А дальше решаешь ее самым быстрым и эффективным способом.
Орлова вздохнула. Теперь она уже выглядела старше, чем при моем первом взгляде: резче обозначились складки у рта, проступили у глаз морщины. Да и переживаемые заново драмы прошлого не делали ее свежее и привлекательнее. И это было естественно.
— Так вот, — Орлова снова вздохнула, будто набиралась духу для дальнейшего рассказа. — Как-то у нас вышел очередной серьезный разговор, я отчитывала Пашку за безделье и пьянку, он ответил мне пощечиной… Я приехала на работу, вызвала своего юриста и велела ему развести меня с Пашкой. У меня очень хороший юрист, он до сих пор со мной работает. Через неделю я оказалась разведенной. Все оказалось легко и просто. Проблема решилась. Юрист даже говорил, что есть возможность осудить Павла за нанесение телесных повреждений — то есть за пощечину, Но я посчитала, что и развода достаточно. Так я снова стала Орловой.
— На что жил ваш муж? Где он работал?
— Я мало с ним общалась после развода… Кажется, он что-то сторожил.
Ну знаете, сутки через трое… Юра знал все подробности, но Юра… — Орлова опустила голову. — Юры больше нет. И Павла больше нет. Понимаете, Константин, все это так странно… Я двигаю свою компанию вперед, работаю с утра и до вечера, чувствую смысл во всем этом… А потом в один прекрасный день понимаю, что у меня больше нет ни мужа, ни сына. Они мертвы. И смысл исчезает. Все, я не знаю, зачем мне эта работа. Смысл потерян. Я хожу на автопилоте, езжу на деловые встречи на автопилоте. И не знаю, насколько меня хватит. Только боюсь, что когда автопилот выключится и я не смогу больше работать, то… То окажется, что у меня вообще ничего нет. Я окажусь в пустоте. Я боюсь этого, как не боялась ничего и никогда.
— Потери нужно пережить, — сказал я. — То есть прожить время после потери. Перетерпеть.
— Смириться? Вряд ли я смогу…
— Успокоиться. Дать покой себе. Хотя из меня плохой психотерапевт, и вряд ли вы меня пригласили, чтобы я давал вам подобные консультации.
— Почему бы и нет? У меня практически нет сейчас людей, с которыми я могу обсуждать подобные вещи. Нет времени общаться со старыми подругами, а моим подчиненным я не вправе приказать выслушивать мои жалобы. — Поэтому спасибо хотя бы за то, что выслушали старую разбитую женщину… И не вздумайте сейчас делать мне комплименты! — махнула Орлова на меня рукой. — Я чувствую себя именно такой: старой, разбитой, одинокой…
Правда, через несколько минут мне придется вернуться в кабинет — снова стать энергичной, сильной, уверенной…
Короче говоря — прежней. Проблема в том, что прежней я уже не буду. И это проблема, которую не решить ни одному юристу… У меня не протекли глаза? — внезапно обратилась она ко мне. — А то распустила сопли, как девочка…
Я сказал, что с глазами все в порядке.
— Что ж… — она откинулась на спинку стула. — Мне действительно нужно пережить и перетерпеть. Посмотрим, получится ли это у меня… Дело еще и в том, что я чувствую себя виноватой перед ними — перед Пашей и перед Юрочкой.
Я решала свои проблемы, но не знала, есть ли проблемы у них. Пусть поздно…
Пусть слишком поздно, но, Константин, я хотела бы поручить вам одно дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
— Я тоже никогда не думала, что Юра решится на такое, — сказала Орлова чуть менее твердым, чем прежде голосом. — Он переживал наш развод, он переживал, что отца уволили с работы. И он очень сильно переживал его гибель. Но я никогда не подозревала в своем сыне нездоровой склонности с самоубийству. Психически он был полностью здоров.
— Стоп, — теперь притормозил я. — Вы утверждаете что самоубийства не было?
— Я не могу так утверждать. Потому что милиция считает, что это было именно самоубийство. Суицид, как выразился следователь. Это официальная версия, она и останется таковой…
— Пока не будет опровергнута, — продолжил я. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Я испытывал чувство, которое называется «дежа вю»: все это уже было. Уже приходил ко мне Юра и говорил, что его отец не мог спьяну попасть под машину. И он просил меня помочь ему доказать это. Орлова пока ни о чем меня не просила. Но было видно, к чему все движется.
— А Павел? — нарушил я молчание. — Про него вы тоже так думаете? Там тоже было убийство?
— Павел достаточно сильно пил, — сказала Орлова, и тень раздражения снова мелькнула в ее голосе. — И я не удивилась, когда узнала о его гибели.
Такой гибели. Юра же очень уважал отца, и он просто не мог допустить такой мысли — Павел для него не мог погибнуть под колесами автомобиля, да еще по пьянке. И он стал искать другое объяснение. Более героическое, что ли. Я пыталась ему говорить… Но он не слушал. Кажется, он даже обиделся на меня.
Стал жить в квартире Павла. Там его и нашли… Она замолчала.
— Если вы хотите плакать, то вовсе не обязательно заставлять меня глазеть на вентилятор, — сказал я. — То, что вы хотите плакать, — это нормально. Было бы ненормально, если бы за всю нашу беседу у вас оставалась одинаковой частота пульса. Я просто отвернусь или выйду в коридор. Позовете меня потом…
— Ничего, все в порядке, — Орлова уже в открытую вытащила платок и промокнула влагу у глаз, — Я уже пришла в норму… Я же не могу себе позволить оплакивать сына дни напролет, у меня есть дело, компания, десятки людей, которые зависят от меня. И большинство людей, что здесь работают, понятия не имеют, что за последние десять дней я лишилась сначала мужа, а потом сына. Я не делаю из этого трагедии. Хотя, возможно, стоило бы сделать.
— У вас процветающая компания, — сказал я без вопросительной интонации.
— Не жалуемся, — ответила она. — Я стала этим заниматься, когда Павла выгнали из ФСБ. Нужно было как-то кормиться, потом дело потихоньку стало раскручиваться, обороты росли… В прошлом году нашли серьезного инвестора в Чехии, обзавелись приличным офисом. Ну, вы сами все видели…
— А Павел не захотел работать в вашей компании? Или вы сами его не приглашали?
— Произошла такая странная история… — Орлова прищурила глаза, словно смотрела куда-то вдаль, в давние годы. — Павел тяжело переживал свое увольнение, начал пить. Но и другую работу искать не хотел. Почему-то вбил себе в голову, что скоро его позовут обратно. После его увольнения мы месяца полтора сидели без денег, потом я стала заниматься торговлей… Я приглашала Павла помочь мне. Сначала он не хотел. А потом уже не мог — из-за пьянства.
Да и мне такие помощники уже стали не нужны. Он начал ревновать меня к моему бизнесу, ему все не нравилось… Стал скандалить. А я уже так глубоко влезла к тому времени в дела, что все решала категориями бизнеса. Ведь там сначала определяешь, в чем проблема, потом — как ее решить. А дальше решаешь ее самым быстрым и эффективным способом.
Орлова вздохнула. Теперь она уже выглядела старше, чем при моем первом взгляде: резче обозначились складки у рта, проступили у глаз морщины. Да и переживаемые заново драмы прошлого не делали ее свежее и привлекательнее. И это было естественно.
— Так вот, — Орлова снова вздохнула, будто набиралась духу для дальнейшего рассказа. — Как-то у нас вышел очередной серьезный разговор, я отчитывала Пашку за безделье и пьянку, он ответил мне пощечиной… Я приехала на работу, вызвала своего юриста и велела ему развести меня с Пашкой. У меня очень хороший юрист, он до сих пор со мной работает. Через неделю я оказалась разведенной. Все оказалось легко и просто. Проблема решилась. Юрист даже говорил, что есть возможность осудить Павла за нанесение телесных повреждений — то есть за пощечину, Но я посчитала, что и развода достаточно. Так я снова стала Орловой.
— На что жил ваш муж? Где он работал?
— Я мало с ним общалась после развода… Кажется, он что-то сторожил.
Ну знаете, сутки через трое… Юра знал все подробности, но Юра… — Орлова опустила голову. — Юры больше нет. И Павла больше нет. Понимаете, Константин, все это так странно… Я двигаю свою компанию вперед, работаю с утра и до вечера, чувствую смысл во всем этом… А потом в один прекрасный день понимаю, что у меня больше нет ни мужа, ни сына. Они мертвы. И смысл исчезает. Все, я не знаю, зачем мне эта работа. Смысл потерян. Я хожу на автопилоте, езжу на деловые встречи на автопилоте. И не знаю, насколько меня хватит. Только боюсь, что когда автопилот выключится и я не смогу больше работать, то… То окажется, что у меня вообще ничего нет. Я окажусь в пустоте. Я боюсь этого, как не боялась ничего и никогда.
— Потери нужно пережить, — сказал я. — То есть прожить время после потери. Перетерпеть.
— Смириться? Вряд ли я смогу…
— Успокоиться. Дать покой себе. Хотя из меня плохой психотерапевт, и вряд ли вы меня пригласили, чтобы я давал вам подобные консультации.
— Почему бы и нет? У меня практически нет сейчас людей, с которыми я могу обсуждать подобные вещи. Нет времени общаться со старыми подругами, а моим подчиненным я не вправе приказать выслушивать мои жалобы. — Поэтому спасибо хотя бы за то, что выслушали старую разбитую женщину… И не вздумайте сейчас делать мне комплименты! — махнула Орлова на меня рукой. — Я чувствую себя именно такой: старой, разбитой, одинокой…
Правда, через несколько минут мне придется вернуться в кабинет — снова стать энергичной, сильной, уверенной…
Короче говоря — прежней. Проблема в том, что прежней я уже не буду. И это проблема, которую не решить ни одному юристу… У меня не протекли глаза? — внезапно обратилась она ко мне. — А то распустила сопли, как девочка…
Я сказал, что с глазами все в порядке.
— Что ж… — она откинулась на спинку стула. — Мне действительно нужно пережить и перетерпеть. Посмотрим, получится ли это у меня… Дело еще и в том, что я чувствую себя виноватой перед ними — перед Пашей и перед Юрочкой.
Я решала свои проблемы, но не знала, есть ли проблемы у них. Пусть поздно…
Пусть слишком поздно, но, Константин, я хотела бы поручить вам одно дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119