А там он спутался с какой-то падлой, ну дело солдатское, понятно. И дал ей по дури свой московский адрес. Ну она приехала вдруг в гости, а там он со своей городской подругой сидит-пирует. А тут эта лярва является, увидела красавицу-подругу и тянет его на лестницу, мол, для разговора. Да как даст в морду! И он башкой о стену — шмяк! И в результате сломанная челюсть — раз, сотрясение мозга — два. А вы говорите — редкость, одна девка на тысячу! Да сплошь и рядом таких — сотни!
— Чего же ты так плохо п-племянника своего в-воспитал, ш-шо его все бабы бьют? — вмешался Дымов.
— Ну не все, а одна. — вспыхнул Лагутин.
— Э, не-е-е, ты сказал с-сотни! Сотни бьют его. Я все с-слышал! — Дымов пьяно махал указательным пальцем перед носом Лагутина.
— А вот я тоже помню, — вмешался генерал Лучко, — Тоже был случай. Приезжаю я как-то в одну часть, ну и там на плацу инструктор гоняет десантников. А один из них подтянуться не может. Ну тут инструктор как заорет: «А вот сейчас моя дочь покажет как надо!» И, значит, прибегает такая крохотная девчушка, и раз-раз, двадцать пять раз подтягивается! Или сорок пять? Я уже не помню.
— Да сто пять! — сказал кто-то, и снова раздался смех.
— О чем разговор? — вмешался подошедший Климов, он был тоже немного навеселе.
— О чем же говорить, товарищ генерал, как есть о бабах и говорим!
Все посмеялись.
— А я предлагаю выпить за Гриценко! — сказал Климов, — Он делает хорошее дело. Я для него на все готов. Как я выбивал из-под суда его ребят! Это было ох как непросто!
— Так у него там правда уг-уголовники? — икнул Дымов.
— Вот и я ему говорил — почему не курсанты? — ответил Климов.
— Потому что вместо того чтобы ездить по училищам, мне было приказано целые дни ездить по судам — то одно дело разбирать, то другое. И там я их и нашел случайно. А искал я не первых попавшихся, а перебрал тысячи людей.
— Я бы на вашем месте все-таки поездил по училищам и частям. — задумчиво сказал Крылов.
— А я и поездил и по училищам и по частям. Но никого лучше не нашел.
— Но-но, полегче! — не к месту встрял Дымов.
— Например по боевой специализации у меня парень с коэффициентом реакции сорок пять.
— А у меня в подразделении тоже вроде сорок пять было, тогда что-то ваши люди приходили, меряли? — вспомнил подключившийся к разговору Себашкин.
— Меряли. Только у ваших не сорок пять, а сто сорок пять. У самого лучшего — семьдесят. А у моего парня — сорок пять.
— А что это за коэффициент и зачем он нужен? — поинтересовался Крылов.
— Это методика определения скорости работы нервной системы. Скорость нервного импульса в организме, а проще говоря — скорость реакции.
— Реакцию тренировать надо! — сказал Лучко.
— Надо. Да только выше головы не прыгнешь — это от природы зависит. И вот у меня выбор — то ли брать курсанта с реакцией восемьдесят и тренировать его до пятидесяти, то ли брать вот этого парня, у которого уже сорок пять, и гонять его по нашим технологиям, чтобы реакция была двадцать пять. Есть разница?
— Да, в этом есть смысл. — произнес Крылов. — А много ли курсантов так тестировали?
— Вы не поверите. Три с половиной тысячи.
— Хм… А почему же так получилось, что вместо них только двое из-под суда годятся?
— А вот это уже судьба. — Гриценко развел руками, — Мне-то самому, как вы понимаете, было намного проще взять курсанта. Но вышло иначе.
— Гриценко! — начал торжественно Климов. — Я поднимаю этот бокал за ваш будущих успех! — Крепить дельнейшее мужество… служба на благо Родины…
Гриценко незаметно вздохнул — надо же, оказывается немного поддатый Климов способен уже и без бумажки говорить то же самое, экспромтом. Он посмотрел в дальний конец стола — двое генералов высшей разведки с каменными лицами спокойно о чем-то беседовали вполголоса, за рюмкой отличной водочки с превосходной закуской — перед ними лежал на блюде копченый осетр. Умеют ведь жить люди! Незаметные, они никогда не бывают в центре внимания, никогда не станут предметом застольного обсуждения. Об их делах неизвестно никому. Им известны дела всех. Они бы никогда не стали предметом всеобщего обсуждения — умеют уйти от любого разговора и стать незаметными. Они нигде, но они всегда и всюду рядом. И никогда ничего не упустят. Вот никто не заметил как принесли осетра, а они заметили. И употребляют под шумок, пока мы здесь галдим. Да, за эти восемь лет многому предстоит научиться, и не только троим бойцам, но и всему институту, и самому Гриценко. Пора становиться профессионалами. С техникой, биотехникой, тактикой и аналитикой в институте все в порядке. А вот боевая психология… Вот на это надо будет сделать особый упор. Найти лучших методистов, разработать программы. Сколько еще всего предстоит! Кстати надо попробовать наладить отношения с этими генералами — у них в высшей разведке наверняка при штабе отличные психологи и методисты. А у нас зато BZX разработан. Им это должно быть интересно.
— …первоочередные задачи… трудности… программа перестройки… на благо Родины… я предлагаю этот бокал… мужество… пример молодым… достойно крепить… выпьем!
Гриценко сдвинул свою рюмку в общую кучу рюмок, все чокнулись, и тут же он незаметно отделился от шумной толпы, подсев к генералам.
— Леронид Юрьевич? — сказал один, — Водочки?
— Чуть-чуть.
Они чокнулись и выпили.
— Мы тут как раз обсуждали одно дело, и хотели с вами поговорить о вашем BZX…
Часть IV. Школа
ШКОЛА, Подмосковье, институт. 8 ноября 1990
Это было что-то среднее между большой комнатой и маленьким залом. На стене висела хитрого вида доска — серебристая, напоминающая школьную доску, но по цвету больше смахивающая на экран громадного телевизора. У самой доски стояло кресло, а напротив него стояли еще три кресла, в комнате никого не было, и Яна села в центральное, напротив доски. Вот уже два месяца она жила в Институте. Все это время с ней занимались техникой. Первым делом Яна выучила морзянку, затем азы электроники, и к концу месяца она уже сама могла сконструировать радиопередатчик. Занимались с Яной два инструктора по электронике, судя по всему это были какие-то профессора из военных институтов. Все это конечно было интересно. Через месяц пришли еще два инструктора и Яна, кроме техники, начала серьезно заниматься физикой и математикой. Она всегда интересовалась теоретической наукой и взялась за дело с энтузиазмом. Распорядок дня Яны в Институте был более-менее свободный, единственное что запрещалось — это выходить за территорию и вообще без спросу покидать корпус. Занятия шли с утра и до обеда, затем еще несколько часов, а дальше Яна была предоставлена самой себе — она слонялась по коридорам Института, гуляла во дворике между институтскими корпусами и смотрела фильмы в видеотеке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Чего же ты так плохо п-племянника своего в-воспитал, ш-шо его все бабы бьют? — вмешался Дымов.
— Ну не все, а одна. — вспыхнул Лагутин.
— Э, не-е-е, ты сказал с-сотни! Сотни бьют его. Я все с-слышал! — Дымов пьяно махал указательным пальцем перед носом Лагутина.
— А вот я тоже помню, — вмешался генерал Лучко, — Тоже был случай. Приезжаю я как-то в одну часть, ну и там на плацу инструктор гоняет десантников. А один из них подтянуться не может. Ну тут инструктор как заорет: «А вот сейчас моя дочь покажет как надо!» И, значит, прибегает такая крохотная девчушка, и раз-раз, двадцать пять раз подтягивается! Или сорок пять? Я уже не помню.
— Да сто пять! — сказал кто-то, и снова раздался смех.
— О чем разговор? — вмешался подошедший Климов, он был тоже немного навеселе.
— О чем же говорить, товарищ генерал, как есть о бабах и говорим!
Все посмеялись.
— А я предлагаю выпить за Гриценко! — сказал Климов, — Он делает хорошее дело. Я для него на все готов. Как я выбивал из-под суда его ребят! Это было ох как непросто!
— Так у него там правда уг-уголовники? — икнул Дымов.
— Вот и я ему говорил — почему не курсанты? — ответил Климов.
— Потому что вместо того чтобы ездить по училищам, мне было приказано целые дни ездить по судам — то одно дело разбирать, то другое. И там я их и нашел случайно. А искал я не первых попавшихся, а перебрал тысячи людей.
— Я бы на вашем месте все-таки поездил по училищам и частям. — задумчиво сказал Крылов.
— А я и поездил и по училищам и по частям. Но никого лучше не нашел.
— Но-но, полегче! — не к месту встрял Дымов.
— Например по боевой специализации у меня парень с коэффициентом реакции сорок пять.
— А у меня в подразделении тоже вроде сорок пять было, тогда что-то ваши люди приходили, меряли? — вспомнил подключившийся к разговору Себашкин.
— Меряли. Только у ваших не сорок пять, а сто сорок пять. У самого лучшего — семьдесят. А у моего парня — сорок пять.
— А что это за коэффициент и зачем он нужен? — поинтересовался Крылов.
— Это методика определения скорости работы нервной системы. Скорость нервного импульса в организме, а проще говоря — скорость реакции.
— Реакцию тренировать надо! — сказал Лучко.
— Надо. Да только выше головы не прыгнешь — это от природы зависит. И вот у меня выбор — то ли брать курсанта с реакцией восемьдесят и тренировать его до пятидесяти, то ли брать вот этого парня, у которого уже сорок пять, и гонять его по нашим технологиям, чтобы реакция была двадцать пять. Есть разница?
— Да, в этом есть смысл. — произнес Крылов. — А много ли курсантов так тестировали?
— Вы не поверите. Три с половиной тысячи.
— Хм… А почему же так получилось, что вместо них только двое из-под суда годятся?
— А вот это уже судьба. — Гриценко развел руками, — Мне-то самому, как вы понимаете, было намного проще взять курсанта. Но вышло иначе.
— Гриценко! — начал торжественно Климов. — Я поднимаю этот бокал за ваш будущих успех! — Крепить дельнейшее мужество… служба на благо Родины…
Гриценко незаметно вздохнул — надо же, оказывается немного поддатый Климов способен уже и без бумажки говорить то же самое, экспромтом. Он посмотрел в дальний конец стола — двое генералов высшей разведки с каменными лицами спокойно о чем-то беседовали вполголоса, за рюмкой отличной водочки с превосходной закуской — перед ними лежал на блюде копченый осетр. Умеют ведь жить люди! Незаметные, они никогда не бывают в центре внимания, никогда не станут предметом застольного обсуждения. Об их делах неизвестно никому. Им известны дела всех. Они бы никогда не стали предметом всеобщего обсуждения — умеют уйти от любого разговора и стать незаметными. Они нигде, но они всегда и всюду рядом. И никогда ничего не упустят. Вот никто не заметил как принесли осетра, а они заметили. И употребляют под шумок, пока мы здесь галдим. Да, за эти восемь лет многому предстоит научиться, и не только троим бойцам, но и всему институту, и самому Гриценко. Пора становиться профессионалами. С техникой, биотехникой, тактикой и аналитикой в институте все в порядке. А вот боевая психология… Вот на это надо будет сделать особый упор. Найти лучших методистов, разработать программы. Сколько еще всего предстоит! Кстати надо попробовать наладить отношения с этими генералами — у них в высшей разведке наверняка при штабе отличные психологи и методисты. А у нас зато BZX разработан. Им это должно быть интересно.
— …первоочередные задачи… трудности… программа перестройки… на благо Родины… я предлагаю этот бокал… мужество… пример молодым… достойно крепить… выпьем!
Гриценко сдвинул свою рюмку в общую кучу рюмок, все чокнулись, и тут же он незаметно отделился от шумной толпы, подсев к генералам.
— Леронид Юрьевич? — сказал один, — Водочки?
— Чуть-чуть.
Они чокнулись и выпили.
— Мы тут как раз обсуждали одно дело, и хотели с вами поговорить о вашем BZX…
Часть IV. Школа
ШКОЛА, Подмосковье, институт. 8 ноября 1990
Это было что-то среднее между большой комнатой и маленьким залом. На стене висела хитрого вида доска — серебристая, напоминающая школьную доску, но по цвету больше смахивающая на экран громадного телевизора. У самой доски стояло кресло, а напротив него стояли еще три кресла, в комнате никого не было, и Яна села в центральное, напротив доски. Вот уже два месяца она жила в Институте. Все это время с ней занимались техникой. Первым делом Яна выучила морзянку, затем азы электроники, и к концу месяца она уже сама могла сконструировать радиопередатчик. Занимались с Яной два инструктора по электронике, судя по всему это были какие-то профессора из военных институтов. Все это конечно было интересно. Через месяц пришли еще два инструктора и Яна, кроме техники, начала серьезно заниматься физикой и математикой. Она всегда интересовалась теоретической наукой и взялась за дело с энтузиазмом. Распорядок дня Яны в Институте был более-менее свободный, единственное что запрещалось — это выходить за территорию и вообще без спросу покидать корпус. Занятия шли с утра и до обеда, затем еще несколько часов, а дальше Яна была предоставлена самой себе — она слонялась по коридорам Института, гуляла во дворике между институтскими корпусами и смотрела фильмы в видеотеке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108