Нужно было обследовать часть коридора, уходящую вправо. Он решил пройти в ту сторону столько, сколько сможет, покуда хватит сил и пока он сумеет запомнить дорогу. Картер сделал глубокий вдох и, покинув тусклый крут света, тронулся в путь.
Через несколько часов он, спотыкаясь от усталости, вернулся обратно. Путь завел его в тупик, к глухой стене. Он не нашел лестницы, ведущей наверх, хотя в подземелье оказалось множество развилок. Каждая из этих дорог могла вывести Картера к свободе, соверши он правильный выбор. Он не раз был близок к тому, чтобы заблудиться. Здесь было так легко свернуть в какую-нибудь дверь и не вернуться потом в главный коридор, а сосредоточиться в темноте было немилосердно тяжело. В голове вертелись молитвы и обрывки песен.
Картер в изнеможении рухнул на каменный пол. Впервые он подумал о том, что, быть может, безнадежно заплутал и, наверное, умрет здесь в одиночестве. Он и прежде знавал неудачи. Мысль о том, что он не в силах разыскать Лизбет, не давала ему покоя несколько лет. Но ведь с того дня, когда Бриттл провозгласил его Хозяином, Картер верил, что его защищает десница Господня. В глубине его души всегда жило убеждение, что он – всего лишь слуга Высокого Дома. Наделенный столь большим долгом, он не мог порой противиться тщеславию, но… Судьба Хозяев до него порой не всегда складывалась благополучно, а ведь они тоже были избранниками Божьими. И в конце жизни каждого человека ждала смерть.
Картер мрачно усмехнулся. А как же Енох? Или Часовщику суждено жить до скончания времен?
«Умереть здесь – чудовищная несправедливость, – думал Картер. – Здесь, в темноте, после того, как я одолел Полицейского во время нашего с ним поединка в колодце. Теперь, когда всему сущему грозит существование Обманного Дома. „Несправедливо“… Не так ли бы вскрикнул испуганный ребенок? Всю жизнь я что-то считал несправедливым – мое изгнание, смерть отца. В сравнении с чем это было несправедливо? Что ребенок считает эталоном справедливости, когда кричит: „Это несправедливо!?“
– У меня бред, – пробормотал Картер. – Мне так хочется пить…
С этими словами он провалился в тревожный сон. Ему приснилось, что он бредет по бесконечным черным коридорам.
Из-за того, что Лизбет не имела иных развлечений, кроме чтения одной и той же книги, выращивания терний и посещений новых помещений в доме, она пристрастилась к путешествиям. Ей никогда не попадались на глаза рабочие, которые пристраивали бы к дому новые флигели, никогда она не слышала визга пилы и стука молотков, но часто в своих странствиях обнаруживала новые двери, ведущие в новые комнаты, возникавшие как по волшебству. Лизбет заучивала дом наизусть и могла пройти по нему с завязанными глазами. Она гуляла где угодно, кроме тех комнат, вход в которые ей был воспрещен.
Лизбет вышла из своей унылой спальни и побрела вдоль узкого коридора с высоким потолком. Тьму нарушали алые глазницы газовых горелок, освещавших уродливые статуи угловатых чудищ с асимметрично расположенными глазами. Лизбет не боялась этих абстрактных монстров, она даже дала каждой из статуй имя.
Сквозь щели в полу виднелось подземелье. Там тоже горели красные лампы. Лизбет в свое время побывала и там, но у нее ушло целых два года на изучение лабиринта коридоров и комнат. Однажды она чуть было не заблудилась в подземелье и несколько часов бродила в темноте. Ей пришлось зажечь одну из драгоценных свечек, чтобы найти путь наверх. С тех пор Лизбет знала подземелье так же хорошо, как все остальные помещения в Доме.
Девушка миновала Зал Хозяина – просторную комнату с высоким потолком, прямоугольными нишами, обрамленными геометрической резьбой и массивными треугольными люстрами, которые никогда не горели. Из центра комнаты к верхним этажам взлетала лестница из черного дерева, похожая на громадную летучую мышь. У стены стоял единственный предмет мебели – тяжелый стол из черного оникса с покосившейся крышкой. За столом могли бы усесться двадцать человек, но стульев около него стояло всего пять. Их спинки имели форму раковин гребешков, обращенных к столу выпуклой стороной, отчего они казались черными волнами, готовыми обрушиться на стол. Сюда Лизбет приходила завтракать, обедать и ужинать. Еду она забирала из кухонного лифта в углу.
Лизбет шла по комнате, и шлепанье ее босых ступней по мраморному полу отлетало от стен многократным негромким эхом, похожим на трепетание ангельских крыльев. Она шла и рассеянно произносила заученные наизусть строки:
– «Он считает меня зверушкой для забав. Не могла бы ты объяснить ему, что на самом деле все очень серьезно? Нели, если будет слишком поздно и если я успею узнать, каковы его чувства ко мне, мне придется сделать выбор: либо немедленно умереть – но этим я ему ничего не докажу, если только у него нет сердца, – либо, выздоровев, навсегда покинуть эту страну».
Она вышла в коридор, который, теперь уже и сама не помнила почему, называла Каменной Аллеей.
Поравнявшись с решеткой в полу, Лизбет вдруг отпрянула и прижалась спиной к стене. Она увидела в подземелье человека! Лизбет вытянула шею, осторожно заглянула вниз и разглядела мужчину, который сидел на полу у стены под газовым рожком. Лица его видно не было. Похоже, он спал. Сначала Лизбет решила, что это анархист, но одежда на незнакомце была не серая, как у всех анархистов.
Вот ведь какое невероятное чудо! Чужой человек проник в дом! Лизбет стояла, затаив дыхание. Кровь стучала у нее в висках. Неужели кто-то отважился преодолеть черную равнину? Кто же это – паломник, бродяга, изгой, а может быть, гонец? Лизбет набралась смелости и снова посмотрела на спящего. Волосы у него были не золотистыми, как у Даскина, и не седыми, как у отца. Они были черными, цвета воронова крыла. Плащ, пятнистый, как шкура леопарда… При виде этого плаща в памяти Лизбет всколыхнулись смутные воспоминания – счастливые и пугающие одновременно, но ничего конкретного.
Девушка крадучись обошла решетку, не сводя глаз с незнакомца и страстно мечтая увидеть его лицо. Наконец она, скрестив ноги, уселась на пол, решив наблюдать за человеком и дождаться, когда тот проснется. Прошло пять минут, десять, и Лизбет овладело нетерпение. Она привыкла скорее добиваться того, чего ей хотелось. Пошарив рукой по полу, она нащупала маленький камешек и осторожно бросила его вниз сквозь прутья решетки. Камешек ударился о плечо спящего, но тот не пошевелился. Лизбет поискала и нашла другой камешек, побольше, размером с ее мизинец. На этот раз Лизбет повезло: камешек угодил незнакомцу в макушку. Он вздрогнул, повел головой из стороны в сторону, а потом поднял голову.
Лизбет вскрикнула – не сумела сдержаться. Перед ней было лицо ее заклятого врага, чудовища из страшных снов, человека, который предал се, – Картера Андерсона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Через несколько часов он, спотыкаясь от усталости, вернулся обратно. Путь завел его в тупик, к глухой стене. Он не нашел лестницы, ведущей наверх, хотя в подземелье оказалось множество развилок. Каждая из этих дорог могла вывести Картера к свободе, соверши он правильный выбор. Он не раз был близок к тому, чтобы заблудиться. Здесь было так легко свернуть в какую-нибудь дверь и не вернуться потом в главный коридор, а сосредоточиться в темноте было немилосердно тяжело. В голове вертелись молитвы и обрывки песен.
Картер в изнеможении рухнул на каменный пол. Впервые он подумал о том, что, быть может, безнадежно заплутал и, наверное, умрет здесь в одиночестве. Он и прежде знавал неудачи. Мысль о том, что он не в силах разыскать Лизбет, не давала ему покоя несколько лет. Но ведь с того дня, когда Бриттл провозгласил его Хозяином, Картер верил, что его защищает десница Господня. В глубине его души всегда жило убеждение, что он – всего лишь слуга Высокого Дома. Наделенный столь большим долгом, он не мог порой противиться тщеславию, но… Судьба Хозяев до него порой не всегда складывалась благополучно, а ведь они тоже были избранниками Божьими. И в конце жизни каждого человека ждала смерть.
Картер мрачно усмехнулся. А как же Енох? Или Часовщику суждено жить до скончания времен?
«Умереть здесь – чудовищная несправедливость, – думал Картер. – Здесь, в темноте, после того, как я одолел Полицейского во время нашего с ним поединка в колодце. Теперь, когда всему сущему грозит существование Обманного Дома. „Несправедливо“… Не так ли бы вскрикнул испуганный ребенок? Всю жизнь я что-то считал несправедливым – мое изгнание, смерть отца. В сравнении с чем это было несправедливо? Что ребенок считает эталоном справедливости, когда кричит: „Это несправедливо!?“
– У меня бред, – пробормотал Картер. – Мне так хочется пить…
С этими словами он провалился в тревожный сон. Ему приснилось, что он бредет по бесконечным черным коридорам.
Из-за того, что Лизбет не имела иных развлечений, кроме чтения одной и той же книги, выращивания терний и посещений новых помещений в доме, она пристрастилась к путешествиям. Ей никогда не попадались на глаза рабочие, которые пристраивали бы к дому новые флигели, никогда она не слышала визга пилы и стука молотков, но часто в своих странствиях обнаруживала новые двери, ведущие в новые комнаты, возникавшие как по волшебству. Лизбет заучивала дом наизусть и могла пройти по нему с завязанными глазами. Она гуляла где угодно, кроме тех комнат, вход в которые ей был воспрещен.
Лизбет вышла из своей унылой спальни и побрела вдоль узкого коридора с высоким потолком. Тьму нарушали алые глазницы газовых горелок, освещавших уродливые статуи угловатых чудищ с асимметрично расположенными глазами. Лизбет не боялась этих абстрактных монстров, она даже дала каждой из статуй имя.
Сквозь щели в полу виднелось подземелье. Там тоже горели красные лампы. Лизбет в свое время побывала и там, но у нее ушло целых два года на изучение лабиринта коридоров и комнат. Однажды она чуть было не заблудилась в подземелье и несколько часов бродила в темноте. Ей пришлось зажечь одну из драгоценных свечек, чтобы найти путь наверх. С тех пор Лизбет знала подземелье так же хорошо, как все остальные помещения в Доме.
Девушка миновала Зал Хозяина – просторную комнату с высоким потолком, прямоугольными нишами, обрамленными геометрической резьбой и массивными треугольными люстрами, которые никогда не горели. Из центра комнаты к верхним этажам взлетала лестница из черного дерева, похожая на громадную летучую мышь. У стены стоял единственный предмет мебели – тяжелый стол из черного оникса с покосившейся крышкой. За столом могли бы усесться двадцать человек, но стульев около него стояло всего пять. Их спинки имели форму раковин гребешков, обращенных к столу выпуклой стороной, отчего они казались черными волнами, готовыми обрушиться на стол. Сюда Лизбет приходила завтракать, обедать и ужинать. Еду она забирала из кухонного лифта в углу.
Лизбет шла по комнате, и шлепанье ее босых ступней по мраморному полу отлетало от стен многократным негромким эхом, похожим на трепетание ангельских крыльев. Она шла и рассеянно произносила заученные наизусть строки:
– «Он считает меня зверушкой для забав. Не могла бы ты объяснить ему, что на самом деле все очень серьезно? Нели, если будет слишком поздно и если я успею узнать, каковы его чувства ко мне, мне придется сделать выбор: либо немедленно умереть – но этим я ему ничего не докажу, если только у него нет сердца, – либо, выздоровев, навсегда покинуть эту страну».
Она вышла в коридор, который, теперь уже и сама не помнила почему, называла Каменной Аллеей.
Поравнявшись с решеткой в полу, Лизбет вдруг отпрянула и прижалась спиной к стене. Она увидела в подземелье человека! Лизбет вытянула шею, осторожно заглянула вниз и разглядела мужчину, который сидел на полу у стены под газовым рожком. Лица его видно не было. Похоже, он спал. Сначала Лизбет решила, что это анархист, но одежда на незнакомце была не серая, как у всех анархистов.
Вот ведь какое невероятное чудо! Чужой человек проник в дом! Лизбет стояла, затаив дыхание. Кровь стучала у нее в висках. Неужели кто-то отважился преодолеть черную равнину? Кто же это – паломник, бродяга, изгой, а может быть, гонец? Лизбет набралась смелости и снова посмотрела на спящего. Волосы у него были не золотистыми, как у Даскина, и не седыми, как у отца. Они были черными, цвета воронова крыла. Плащ, пятнистый, как шкура леопарда… При виде этого плаща в памяти Лизбет всколыхнулись смутные воспоминания – счастливые и пугающие одновременно, но ничего конкретного.
Девушка крадучись обошла решетку, не сводя глаз с незнакомца и страстно мечтая увидеть его лицо. Наконец она, скрестив ноги, уселась на пол, решив наблюдать за человеком и дождаться, когда тот проснется. Прошло пять минут, десять, и Лизбет овладело нетерпение. Она привыкла скорее добиваться того, чего ей хотелось. Пошарив рукой по полу, она нащупала маленький камешек и осторожно бросила его вниз сквозь прутья решетки. Камешек ударился о плечо спящего, но тот не пошевелился. Лизбет поискала и нашла другой камешек, побольше, размером с ее мизинец. На этот раз Лизбет повезло: камешек угодил незнакомцу в макушку. Он вздрогнул, повел головой из стороны в сторону, а потом поднял голову.
Лизбет вскрикнула – не сумела сдержаться. Перед ней было лицо ее заклятого врага, чудовища из страшных снов, человека, который предал се, – Картера Андерсона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101