– Быть может, и так, – согласился Великий Сокол. – Но мы сохранили перемену, происшедшую с птицами, в тайне, хотя слухи и успели распространиться. Все знают, что творится что-то нехорошее, но мы объявили в Гнездовьях карантин, дабы народ не впал в панику. Просто больше терпеть было нельзя.
– Вы боитесь, что ваши подданные запаникуют из-за птиц? – спросил Даскин.
Тинтиллиан устремил на него пронзительный взгляд.
– Птицы – символ всего, что собой представляет Верхний Гейбл. На их хрупких плечах зиждется могущество нашего государственного устройства. Но вы вряд ли это поймете.
– Как бы то ни было, я сделал все, что было в моих силах, – поспешил успокоить Тинтиллиана Картер. – А теперь будьте так добры, проводите нас в отведенную нам комнату. Было бы очень хорошо, если бы завтра вы выделили нам провожатых, которые проведут нас через границу.
– Будет исполнено, – торжественно пообещал Тинтиллиан. – Мы позаботимся о том, чтобы завтра вас вывели за Плетень рано поутру, пока вес еще будут спать. Но до границы не менее двух суток пути.
Слово Власти отняло у Картера много сил, и к отряду он вернулся изможденный и угнетенный мыслями о мутации птиц. Он гадал, что же станет с Эвенмером.
К границе Верхнего Гейбла отряд подошел по узкому переходу, уходящему по спирали вниз и время от времени перемежавшемуся комнатами с наклонным полом и короткими – в два-три пролета – лестницами. С проводниками расстались в Голубином переходе – коридоре, где стены были увешаны знаменитыми огромными гобеленами работы Уильяма Морриса с лесными пейзажами. В гобеленах преобладали коричневые и оливковые тона, и на этом фоне ярко выделялись оранжевые тюльпаны и птицы всех цветов и оттенков. На медных шестах, подвешенных к потолку, сверкали золоченые скульптурные изображения птиц. Этот коридор служил нейтральной зоной между Верхним Гейблом и Муммут Кетровианом. Когда-то в незапамятные времена, после окончания враждебных войн, оба государства по договору пожертвовали рядом помещений ради создания нейтральной зоны, но поскольку граница пролегала по самым нижним помещениям Верхнего Гейбла и самым верхним – Муммут Кетровиана, связывали эти страны всего два коридора, и одним из них был Голубиный.
По нему, дабы не попасться никому на глаза, проследовали быстро, после чего прошли через анфиладу, где двери были выкрашены в красный, синий, оранжевый и шафрановый цвета. Все комнаты были пусты, только в одной спал какой-то бродяга. Услышав шаги, он проснулся, вскочил и пустился наутек. Его топот отдавался в безлюдных комнатах гулким эхом. Довольно скоро вышли в более широкий коридор, где Картер отыскал механизм открывания потайной панели, хитро укрытый в пьедестале высокой статуи, изображавшей херувима. Нос херувима был отколот, лицо покрыто трещинками. Картер надавил на рычаг, панель отъехала в сторону, а за ней обнаружился потайной ход, по которому им предстояло пробраться в глубь территории Муммут Кетровиана. Вначале стены прохода были отделаны деревом, но довольно скоро дерево сменилось черным мрамором. Подошвы сапог гулко стучали по вырубленному в доломите полу, свет фонарей выхватывал из тьмы клыкастые морды, украшавшие архитравы и взиравшие на людей сверху вниз голодными глазами. Древние горельефы на мраморных стенах изображали богов и демонов в роскошных одеяниях. Время от времени можно было увидеть скульптурные головы грифонов и ибисов, напоминавшие трофеи в охотничьем зале. Воздух в туннеле был спертый. Черный камень, казалось, поглощает, впитывает свет фонарей, и даже теней не было видно.
– В другом месте отделка потайного хода такими дорогостоящими материалами выглядела бы чистейшей воды экстравагантностью, верно, мистер Макмертри? – проговорил Крейн, с восхищением водя рукой по отполированному холодному камню.
Глаза Макмертри блеснули.
– Верно сказано, мистер Крейн.
– А вы в Муммуте раньше бывали? – поинтересовался Даскин.
– Четырежды, – не без гордости ответил Крейн.
– А если точнее – пять раз, – добавил Макмертри. – При любой возможности мы стараемся пройти через Муммут, дабы осмотреть его грандиозные постройки. Здешняя архитектура отличается от всякой другой в Эвенмере. Она, следует признать, довольно безвкусна.
– Безвкусна, но удивительна, – возразил Крейн. – Здешним обитателям удалось сохранить древнюю роскошь дворца Нотополассара и Поющие Сады Анкана. Считается, что эта страна – одно из самых древних поселений в Доме, что именно здесь родился первый Хозяин.
– Если это все, чем знаменита страна, меня она не слишком интересует, – проворчал Нункасл. – А теперь потише, будьте начеку.
Путешествие по мрачному коридору действовало на путников угнетающе. Весь день они шли в непроницаемой тьме и в конце концов начали сами себя ощущать тенями собственных теней. Однако под вечер наконец вышли в коридор, где в мраморных стенах толщиной в целый фут были вырезаны четыре узких окна.
– Странно, – сказал Грегори. – Окна в потайном туннеле. Разве это не самый лучший способ рассекретить его?
– Думаю, нет, – покачал головой Картер и выглянул в окно. – Несмотря на то что, уходя из Верхнего Гейбла, мы совершили спуск, мы все еще находимся на два этажа выше основных построек, и снизу нас практически не видно.
Стекло затянуло морозными узорами, падал легкий снег, но Картер все же сумел разглядеть внутренний двор, заметенный высокими сугробами, среди которых статуи казались мрачными призраками с темными провалами глаз и ртов.
Даскин, припавший к соседнему окну, вдруг ахнул.
– Картер, ты только посмотри!
Лорд Андерсон перешел к брату, но не понял, что вызвало восклицание Даскина.
– Что такое?
– Снежинки! Они вес одинаковые! А по идее, двух одинаковых снежинок не бывает.
Картер с содроганием смотрел на прилипающие к стеклу снежинки. Мало того, что они действительно были совершенно одинаковые, но и форма их стала до скучного примитивной – фигура из трех наложенных друг на друга треугольников. Словно над их созданием потрудился математик, не отличавшийся богатством воображения.
– Пойдемте дальше, – резко проговорил Картер. – Нет времени глазеть на это.
И он торопливо повел отряд вперед.
На ночь устроились у камина, по обе стороны от которого на стенах были изображены крылатые зебры, а сам камин представлял собой открытый рот идола. Пламя горело не слишком ярко и почти не разгоняло темноту, но все согрелись и, успокоившись, задремали – все, кроме Картера. Он лежал на одеяле и никак не мог избавиться от воспоминаний об одинаковых снежинках. Анархисты изменяли не только Эвенмер, но целый мир. Картер гадал, не станут ли перемены более ярко выраженными ближе к Внешней Тьме, думал и о том, не произошло ли за время его отсутствия во Внутренних Покоях разительных перемен и там.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101