- Дура, псих, не пялься на аппарат!
Парикмахер разговаривал афоризмами.
- С перхотью надо бороться, - говорил он. - Если вы с ней не боретесь, так она борется с вами...
На озере Селигер экскурсовод поучал туристов:
- Здесь жил и работал художник Шишкин, известный автор конфет "Мишка косолапый".
Разговор у букиниста:
- Что-нибудь новое из старого у вас есть?
Идет ночью по пустой улице пьяный дяденька и вполголоса бахвалится:
- Я в любой ресторан могу. Хочешь - в "Метрополь", хочешь - куда хочешь...
Докладчик начал так:
- Давайте на данный период снимем головные уборы и посидим тихо.
А кончил он так:
- Все достижения и все состояния очень нам видны. И мы должны завтра же засучить рукава и драться. Однако много драться не приходится, надо только приложить то, что полагается...
Преждевременно уставший литератор любит манерно жаловаться на трудности ремесла.
- Ах, если бы вы знали, как мне противно писать! - сказал он однажды.
- А нам-то читать? - ответили ему.
Выдался холодный день. Резкий, пронизывающий ветер. Воротники подняты, шляпы надвинуты. На площади простуженно хрипит продавщица эскимо.
- Сливочное эскимо, пломбир, мороженое! - взывает она.
Все проходят мимо.
И вот неудачница перестраивается на ходу.
- Горячее мороженое! - кричит она задорно. - Совершенно горячее! А вот, а вот, кому горячего?
И что вы думаете, кто-то купил эскимо.
Как известно, в пьесе Пристли "Опасный поворот" первый эпизод целиком повторяется в конце, заключая вещь.
Разговор после спектакля:
- Ничего интересного. Только зачем начало снова показывают?
- А это, наверное, для тех, кто опоздал.
Подмосковная школа. Урок истории. Учительница говорит:
- Хозары перекачивали с места на место и вырезали всех мужчин, исключая женщин...
Она же заявила:
- ...Степан Разин в Астрахани вел себя либерально и относился ко всему с холодком.
1940
ОПЕРАТИВНЫЙ ЗАГРЕБУХИН
- Ну, что скажете хорошенького, товарищ Загребухин? - спросил редактор, подымая доброе, утомленное лицо от гранок. - Чем порадуете читателя?
Писатель Загребухин скромно опустился на стул, повесил голову и пригорюнился.
- Пришла мне, знаете ли, Павел Антонович, одна мыслишка. Одна, так сказать, идейка. Верите - даже не идейка, а целая идея. И так она меня, знаете ли, увлекла, что я буквально сон потерял. Не сплю, не ем. Только об ней все время и думаю.
- Нуте-ка, нуте-ка, это интересно. Выкладывайте.
Писатель Загребухин пригорюнился еще больше, потупил глаза, и, нервно сжимая руки, сказал глухим голосом:
- Мало у нас в прессе уделяют внимания животноводству, Павел Антонович. И плодоводству. Душа, знаете ли, болит. Вот мне и пришла в голову мысль. Не знаю только, как вы посмотрите. Хотелось бы мне съездить в какой-нибудь хороший животноводческий совхоз, в какой-нибудь, знаете ли, этакий плодоовощной питомник, да и написать в газету подвал-другой. Как вы на это смотрите?
- Это именно то, что нам надо! - воскликнул редактор, и глаза его засияли. - Это именно то, чего мы жаждем! Поезжайте, голубчик. Как можно скорее. Мы вам будем очень-очень благодарны. Только не отвлечет ли это вас от больших творческих замыслов? От широких полотен, от эпопей, от трилогий?
- Эх, Павел Антонович, Павел Антонович! - с горечью сказал Загребухин. - Пускай эпопеи другие пишут. Не до эпопей мне, Павел Антонович. Не такое у нас время, чтобы над эпопеями да трилогиями потеть. Писатель должен быть на уровне эпохи. Надо писать быстро, остро, оперативно. Главное - оперативно. Злободневно, так сказать.
- Верно, товарищ Загребухин. Правильно. Золотой вы у меня человек! Езжайте. Посмотрите. Изучите. Напишите.
- Слушаюсь! - бодро воскликнул Загребухин. - Напишу. Изучу. Посмотрю. Съезжу.
Через неделю читатель прочел большую статью Загребухина:
"Подъезжаем к воротам животноводческого совхоза "Новый мир". Въезжаем. Навстречу нам выходит директор Синюхин. Это могучий, волевой человек в синей косоворотке. Он радушно показывает нам коров и свиней. Хорошие коровы. Превосходные свиньи. Садимся за стол. Дружеская беседа вертится вокруг коров. Вертится вокруг свиней. Особенно вокруг поросят. Недолгий летний день кончен. Пора уезжать. С большой неохотой мы расстаемся с товарищем Синюхиным. Бросаем последний, прощальный взгляд на превосходных коров и выдающихся свиней. Но увы! Надо ехать. Надо еще посетить плодоовощной питомник "Красный мак". Выезжаем за ворота. Едем. Мчимся. Золотые лучи солнца весело освещают..."
И читатель думает:
"Ишь ведь какой человек этот Загребухин. Тонкий. Наблюдательный. Все-то он заметил. Все-то он описал. И как, дескать, подъезжаем. И как, дескать, уезжаем. И как, дескать, коровы и как, дескать, свинки! Ничего от него не укрылось. Одно слово - писатель! Гений!"
А Загребухин тем временем гуляет по своей дачке с гостями и показывает хозяйство:
- Вот это у меня поросята.
- Выдающиеся поросята!
- А вот это у меня молодые мичуринские яблоньки.
- Выдающиеся яблоньки!
- Да уж чего говорить, - скромно опускает глаза Загребухин, - поросятки что надо. И яблоньки что надо. Плохих не держим.
- И дорого изволили платить? Небось такой поросеночек тысячи две тянет, если не больше?
- Ровно шесть, - говорит Загребухин.
- Тысяч?
- Нет, что вы! Рублей.
- Шесть рублей?
- Да. Шесть рублей. С копейками. По государственной цене.
И нежная улыбка блуждает на пухлых губах Загребухина. Нежная и загадочная.
Гости молитвенно складывают руки. И думают завистливо:
"Ну же и человек этот Загребухин! В полном смысле слова гений".
А Загребухин идет дальше по своим владениям и показывает:
- Вот это у меня погреб. А это коровник. Погреб немножко завалился. Надо бы немного цемента.
- Цемент теперь кусается. Не достанешь. Да и с транспортом...
Загребухин загадочно щурится на солнце и тяжело вздыхает:
- Да. С цементом, конечно, туго. С транспортом тоже не того... Ну да ничего... Как-нибудь сдюжим.
А через две недели читатель читает новую большую статью Загребухина:
"Вряд ли кто-нибудь из моих читателей представляет себе, сколько громадного политического, социального и морально-логического смысла заложено в простом скучном слове "цемент". И, однако, цемент - это целая поэма. Начнем с его производства. Подъезжаем к воротам энского цементного завода. Въезжаем. Навстречу нам выходит директор Жмуркин. Это могучий, волевой человек в люстриновом пиджаке. Он радушно показывает нам свое производство. С восхищением смотрим на мешки с цементом. Садимся за стол. Дружеская беседа вертится вокруг цемента. Пора уезжать. С большой неохотой расстаемся с товарищем Жмуркиным. Бросаем последний взгляд на чудесный цементный завод. Но увы! Надо ехать. Впереди еще детская пошивочная мастерская, мясокомбинат, ликеро-водочный завод, дровяной склад, питомник черно-бурых лисиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104