Едва я ухватился за биту, Ленечка отскочил в сторону и, хорошо размахнувшись, ударил меня ногой.
Блин! Как больно!!! Стошенко, кретин, ударил носком по моей коленке. Наверное, боялся, что я сейчас поднимусь и сделаю то, что у него не получилось, — размозжу ему череп. Боялся и спешил переломать мои нижние конечности.
Колено, по которому пришелся удар, сразу же онемело. Правое колено, между прочим. Колено опорной и толчковой ноги. Одно приятно — Ленечка босой, бить как следует не умеет и сдуру, с перепугу приложился со всей силы пальчиками с педикюром об мои несчастные кости, в результате чего эти самые напедикюренные пальчики себе поломал.
Да-да! Именно так: намеревался сломать мне ногу, а вместо этого поломал себе пальцы. Ну разве не кретин, а? Полный, законченный кретин!
— Вау-у-у-а-а-а! — заорал, завыл Ленечка, запрыгал на здоровой ноге, плюхнулся на пол голой попой, обеими руками схватился за переломанные пальцы, идиот, и взвыл еще громче: — А-а-а-у-у-у, ка-а-кая бо-о-оль!..
— Кретин, блядь, идиот, пидор гнойный... — стонал и ругался я в другом углу прихожей, аккуратно ощупывая травмированное колено. Как оказалось, удар пришелся не совсем в колено. Иначе все, привет — гипс обеспечен. Ленечка лишь зацепил коленный сустав, а в основном пострадала икроножная мышца.
Опираясь на биту как на костыль, я с горем пополам поднялся на ноги. То есть на ногу, на левую. Правые икра и колено болели нещадно. Слава богу, хоть кость не треснула. Однако гематома нальется знатная. По опыту знаю — пару дней придется хромать... Пару дней... Какие, на фиг, пара дней. Каждая минута на счету.
Пока я поднимался со смятого половичка, Леонид, подвывая, глядел лишь на свои изуродованные пальчики с аккуратно обработанными ногтями. Когда же я встал на левую ногу и со стоном перенес вес тела на правую, опытным путем выясняя, как отныне мне придется ходить-ковылять, Ленечка отвел взгляд от пальчиков-закорючек и, посмотрев на меня снизу вверх, спросил, едва ворочая языком:
— Ты меня убьешь?
Болевой шок лишил Леонида Стошенко и физических сил, и силы воли, а во взгляде его отчетливо читалась мольба о пощаде.
— Надо бы, но не убью. Честное слово. — Я сделал еще один шаг. Ничего. Больно, но не спеша ходить можно. Однако надо спешить. — Я вообще-то, Леня, вовсе не убивать тебя пришел. И даже за фискальный звонок Бубе бить не стану. Пришел я в долг у тебя попросить штуку баксов. Дашь?
— Ну да... — Ленечка недоверчиво покосился на бейсбольную биту. — Я скажу, где деньги лежат, ты все хапнешь и прибьешь меня, как муху.
— Как таракана. Я раздавлю тебя, как таракана, если не получу денег. А если дашь взаймы — мирно уйду.
— Какие у меня гарантии?
— Блин! Наш с тобой диалог, Ленечка, напоминает фиговый перевод хренового штатовского кинобоевика, не находишь? Какие, к чертям, «гарантии»?! Не усложняй, давай бабки, и я похромал. Спешу я.
— Баксы на кухне. В холодильнике, в морозилке. В коробке из-под пельменей.
— Сиди здесь, никуда не уползай, пока я схожу на кухню.
— Куда мне ползти? Некуда мне ползти...
— Черт тебя знает, куда ты можешь заползти. Может, у тебя по всей квартире бейсбольные биты припрятаны, — сказал я, хромая мимо Ленечки и, на всякий случай, придерживая биту-дубину на весу, чтоб, если он вдруг дернется, ловчее перебить Стошенко хребет.
— Биту я купил после того, как ивановские избили, — объяснил Ленечка, опасливо прикрыв голову рукой. Я прошел мимо, и он осмелел. Спросил, сверля глазами мой затылок: — Стас? Ты каратист?
— Нет, — ответил я, ковыляя по коридорчику из прихожей на кухню.
— Но ты дерешься, как настоящий каратист. — Ленечкин взгляд продолжал изучать мой седой затылок.
— То движение, которым я остановил биту, называется «бойцовый петух стряхивает пыль со шпор». — Я добрался до кухни, открыл холодильник и дверцу морозильной камеры. — Это не карате. Это гунфу. Стиль Петуха.
— Кого?
— Петуха. Имеется в виду не «петух» в значении пидор, а птичка петушок. — Я отыскал в морозильнике пачку из-под пельменей. Она лежала между мороженой курицей и превратившимся в ледышку куском говядины. — Согласись, Ленечка, а есть нечто символичное, что тебя, гея-петушка, я остановил движением из петушиного стиля, изобретенного в Китае сто лет назад в провинции Хунань национальным меньшинством — народностью мяо.
Ленечка не ответил. Я выглянул в коридор. Леонид по-прежнему сидел на полу, где и раньше. Стащив с себя халат, Стошенко пытался обернуть шелком сломанные пальцы.
* * *
Вскрыв пачку пельменей, я обнаружил покрывшиеся инеем хрустящие зеленые бумажки. Отобрал из вороха долларов четыре сотенных, три купюры по пятьдесят баксов и добил долг до штуки двадцатниками и десятками. Сунул пачку денег в нагрудный карман рубашки. Остальной ворох долларов запихнул обратно в картонную пачку. Надо отметить — у Леонида Стошенко припрятаны в холодильнике солидные сбережения. Штук двадцать, как минимум. А все плачется, ноет всю дорогу, что совсем денег нету, халтурку клянчит. Вот жучара хитрожопая! Не люблю таких.
Когда я отсчитывал деньги, Ленечка вдруг заговорил, разродился длинным монологом, объясняя, почему он на меня напал. Говорил, дескать, испугался за свою жизнь и прочую ерунду. Я его не слушал, засунул коробку с надписью на картоне «Русские пельмени» обратно в морозилку, собрался было захлопнуть холодильник, но вспомнил, что за двое суток почти ничего не ел. Вспомнил не мозгами, а желудком. Запахи и вид еды в холодильном шкафу отозвались резкой сосущей болью в боку.
Глотая слюну, я извлек из холодильника батон колбасы салями и пару крепких огурцов.
— Лень, я занял у тебя штуку и пожрать, — сказал я, вернувшись в прихожую. Бейсбольную биту оставил на кухне. Шел, прихрамывая, но колено болело меньше, чем я ожидал, и это радовало. — Жив буду, верну должок. Сдохну — не взыщи.
— Стас, чего мне с ногой делать? — Ленечка смотрел на меня, явно ища сочувствия. — Сунуть под холодную воду или до приезда «Скорой» не трогать?
«Забавный человечек этот Ленечка! — усмехнулся я про себя. — Когда я обманом проник к нему в квартиру, чуть не описался со страха, спустя десять секунд пытался размозжить мою голову бейсбольной битой, а теперь просит совета, как сломанные об мою коленку пальчики сберечь! Типичный эгоцентрист, уверен, что весь мир вращается вокруг него, любимого... Или хитрит? Заговаривает зубы? Сейчас я уйду, а Леонид Стошенко позвонит в ментуру и заявит о вторжении на его приватизированную жилплощадь и о нанесении морального, материального и физического ущербов. Может Ленечка настучать ментам? Вполне! Мне это надо? Нет, совсем ни к чему. По крайней мере, пока я не окажусь за пределами Москвы, попадать в розыск, становиться ключевой фигурой в какой-нибудь операции „Перехват“ мне ну совсем ни к чему!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109