» и чтоб по пятам гналась банда одуревших от наркотиков подростков!
Попетляв по тропинкам меж поросших травой могил с покосившимися крестами, я вышел на окраину поселка Кондратьеве. Коттедж шапочно знакомой мадам я узнал по автомобилю «Вольво» во дворе. Сквозь прутья металлического забора разглядел пожилого крепкого мужчину, занятого мытьем машины. Неужели муж? Нет. Мужа не бывает по выходным, мадам предупреждала. Как говорят японские женщины: идеальный муж тот, который много зарабатывает и редко бывает дома. Мужчина-мойщик, должно быть, в услужении у обремененной коттеджем и иномаркой четы. Сторожит дом, смотрит за двором, следит за машиной. По виду — местный крестьянин, подрабатывающий на пришлых дачниках. Коттедж, кстати, поскромнее будет, чем тот, где меня хотели убить с помощью китайца-кунфуиста, но тоже ничего домик, тысяч на сто долларов (вместе с обширным участком) потянет легко.
— Можно вас? — окликнул я мойщика машины, просунув голову в промежуток меж прутьями ограды.
— Чего надо? — Пожилой крестьянин без всякого энтузиазма отозвался на мой клич, не прекращая драить тряпочкой блестящий капот.
— Хозяйку позови, — попросил я.
— А ты кто таков? — Крестьянин плюнул на ветровое стекло «Вольво» и принялся тереть его тряпкой.
— Гость твоей хозяйки, чувырло! — прикрикнула строго.
— Сам чувырло! — Мужчина наконец переключил свое внимание с автомобиля на меня. — Ходи отсюда, оборвыш. Нету хозяйки.
— Врешь, морда! — Я начал злиться. Еще не хватало терять время на препирательство со слугами! — Врешь, батрак! Зови срочно хозяйку, кому сказал?!
— Ходи отсюда, оборвыш! Сказано — нету хозяйки! Уехала.
— На чем уехала-то?! Чего ты врешь? А то я ее машину не узнал.
— На мужниной машине и уехала. Ходи отсюда, наркотик проклятый, житья от вас нету...
Все ясно — меня перепутали с подростком-наркоманом, завсегдатаем кладбища. Местные мужчины моего возраста не носят длинных крашеных волос и одеваются по стандартам, отличным от моих грязных одежд, и вообще другие. Полагаю, и деревенские подростки-наркоманы совсем на меня не похожи, однако пожилой крестьянин не затруднил себя непривычной умственной работой. От владельцев коттеджей и их гостей я, должно быть, тоже отличаюсь, а к тому же приковылял прямо с кладбища, вывод однозначен — я наркоман, явился попрошайничать. Думаю, соседство с местом тусовки наркоманов доставляет немало хлопот московским обеспеченным дачникам, и основная обязанность крестьянина-батрака отнюдь не мытье машины, а охрана покоя и собственности владельцев коттеджа от больных наркотической зависимостью.
— Батя, послушай, — заговорил я примирительным тоном. — Ошибся ты, батя, я не наркоман. Меня самого только что наркоманы проклятые побили и ограбили, а я к хозяйке твоей шел в гости.
— Нету хозяйки. — Верный слуга вновь занялся мытьем машины. — Уехала и про гостей не упреждала. Ходи отсюда подальше, не мешай работать, не то в милицию позвоню!
Знал бы я, как зовут хозяйку, сохрани я ее визитку, можно было бы вести диалог в более конструктивном русле, можно было бы вообще продолжить хоть какой диалог, а так... батрак старательно батрачил, не обращая на меня, сирого, никакого внимания. Я стоял, уперевшись лбом в железный прут ограды, и чувствовал, как натягиваются струны нервов.
«Вдруг она действительно уехала? — подумал я. — Что мне дальше делать, как быть? Денег — фиг рублей, шиш копеек. Одежда рваная и грязная. Ограбить какого-нибудь автовладельца — путь тупиковый. Не случись деду в „Жигулях“ плохо с сердцем, меня бы повязали менты, задействованные в кордонах на дорогах. Полный абзац! Остается вернуться на кладбище и повеситься!»
* * *
Я находился на гребне отчаяния, когда открылось окошко на втором этаже коттеджа и оттуда выглянула знакомая женская головка.
— Федор! Что случилось? С кем ты тут ругаешься? — Женщина, придерживая рукой ворот легкого халата на груди, высунулась из окна, скользнула по мне взглядом и не узнала.
— Оборвышей гоняю, Ангелина Петровна. — Батрак задрал голову и, щурясь от солнца, подобострастно улыбнулся госпоже.
— Ангелина Петровна! Ангелина! — завопил я дурным голосом. — Я Стас! Вы меня сегодня утром подвозили до санатория! Помните?!
— Вы? Стас? — Она помнила меня, но не узнавала. В ее памяти остался седовласый принц с грустным лицом, а не оборвыш с перекошенной от щенячьего счастья мордой.
Я взял себя в руки и заговорил трагическим, переполненным чувственностью голосом:
— Ангелина! Наша утренняя встреча весь день не давала мне покоя. Я исповедовался перед вами, оставил вам частицу себя и унес с собой частицу вас. Я мучился целый день и решил обязательно увидеться с вами, сегодня же, чтобы соединить разрозненные частицы... — Я еще крепче взял себя в руки. Нельзя переборщить с поэтическим пафосом, еще, чего доброго, сочтет меня пьяным и даст от ворот поворот. — Ангелина Петровна, я сел в попутную машину и от санатория добрался до поселка Степашкино. Мне объяснили, как дойти до Кондратьева, но забыли предупредить, чтобы я обходил стороной кладбище. Когда шел через кладбище, на меня напали подростки. Я отбивался, но их было много. Подростки отобрали мою сумку, а в сумке хранились деньги и документы, порвали одежду, избили меня...
Я чудом убежал от них и вот, стою, оборванный, перед вашим домом... Уж и не знаю, пустите ли вы меня на порог такого...
— Я совсем забыла предупредить вас про кладбище! — всплеснула руками Ангелина Петровна. Халатик на груди распахнулся, обнажив два аппетитных полушария с точками коричневых сосков. Я, смущаясь, потупил взор. Ангелина Петровна спохватилась, запахнула халатик и продолжила корить себя: — Простите, Стас! Я подумала, если вы и надумаете приехать, то на машине и... и не сегодня.
— А я приехал сегодня! — Я развел руками, всем своим видом показывая, дескать, каюсь, не смог пережить долгой разлуки с милейшей Ангелиной Петровной. Мне было просто притворяться, ибо редко какая женщина так радовала мое сердце, внезапно возникнув перед глазами. В сердце на углях ненависти к человеку со шрамом вновь вспыхнула надежда добраться-таки до капитана Верховского наперекор всему!
— Федор! Впусти гостя! — велела Ангелина Петровна слуге и обратила повлажневшие глаза ко мне, экс-принцу в образе Золушки. — Проходите, Стас, я сейчас...
Она исчезла за занавеской. Батрак Федор, пожилой человек без отчества, трусцой побежал отпирать железную калитку в ажурной ограде.
— Попросить, что ли, чтоб тебя уволили? — не удержался я от язвительной фразы.
— Дык я ж, это самое, — переполошился Федор. — Как лучше старался...
— Ладно, работай пока. Машина чтоб к выезду в любую минуту была готова, понял?!
— Дык, это самое, а как же ж, понял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Попетляв по тропинкам меж поросших травой могил с покосившимися крестами, я вышел на окраину поселка Кондратьеве. Коттедж шапочно знакомой мадам я узнал по автомобилю «Вольво» во дворе. Сквозь прутья металлического забора разглядел пожилого крепкого мужчину, занятого мытьем машины. Неужели муж? Нет. Мужа не бывает по выходным, мадам предупреждала. Как говорят японские женщины: идеальный муж тот, который много зарабатывает и редко бывает дома. Мужчина-мойщик, должно быть, в услужении у обремененной коттеджем и иномаркой четы. Сторожит дом, смотрит за двором, следит за машиной. По виду — местный крестьянин, подрабатывающий на пришлых дачниках. Коттедж, кстати, поскромнее будет, чем тот, где меня хотели убить с помощью китайца-кунфуиста, но тоже ничего домик, тысяч на сто долларов (вместе с обширным участком) потянет легко.
— Можно вас? — окликнул я мойщика машины, просунув голову в промежуток меж прутьями ограды.
— Чего надо? — Пожилой крестьянин без всякого энтузиазма отозвался на мой клич, не прекращая драить тряпочкой блестящий капот.
— Хозяйку позови, — попросил я.
— А ты кто таков? — Крестьянин плюнул на ветровое стекло «Вольво» и принялся тереть его тряпкой.
— Гость твоей хозяйки, чувырло! — прикрикнула строго.
— Сам чувырло! — Мужчина наконец переключил свое внимание с автомобиля на меня. — Ходи отсюда, оборвыш. Нету хозяйки.
— Врешь, морда! — Я начал злиться. Еще не хватало терять время на препирательство со слугами! — Врешь, батрак! Зови срочно хозяйку, кому сказал?!
— Ходи отсюда, оборвыш! Сказано — нету хозяйки! Уехала.
— На чем уехала-то?! Чего ты врешь? А то я ее машину не узнал.
— На мужниной машине и уехала. Ходи отсюда, наркотик проклятый, житья от вас нету...
Все ясно — меня перепутали с подростком-наркоманом, завсегдатаем кладбища. Местные мужчины моего возраста не носят длинных крашеных волос и одеваются по стандартам, отличным от моих грязных одежд, и вообще другие. Полагаю, и деревенские подростки-наркоманы совсем на меня не похожи, однако пожилой крестьянин не затруднил себя непривычной умственной работой. От владельцев коттеджей и их гостей я, должно быть, тоже отличаюсь, а к тому же приковылял прямо с кладбища, вывод однозначен — я наркоман, явился попрошайничать. Думаю, соседство с местом тусовки наркоманов доставляет немало хлопот московским обеспеченным дачникам, и основная обязанность крестьянина-батрака отнюдь не мытье машины, а охрана покоя и собственности владельцев коттеджа от больных наркотической зависимостью.
— Батя, послушай, — заговорил я примирительным тоном. — Ошибся ты, батя, я не наркоман. Меня самого только что наркоманы проклятые побили и ограбили, а я к хозяйке твоей шел в гости.
— Нету хозяйки. — Верный слуга вновь занялся мытьем машины. — Уехала и про гостей не упреждала. Ходи отсюда подальше, не мешай работать, не то в милицию позвоню!
Знал бы я, как зовут хозяйку, сохрани я ее визитку, можно было бы вести диалог в более конструктивном русле, можно было бы вообще продолжить хоть какой диалог, а так... батрак старательно батрачил, не обращая на меня, сирого, никакого внимания. Я стоял, уперевшись лбом в железный прут ограды, и чувствовал, как натягиваются струны нервов.
«Вдруг она действительно уехала? — подумал я. — Что мне дальше делать, как быть? Денег — фиг рублей, шиш копеек. Одежда рваная и грязная. Ограбить какого-нибудь автовладельца — путь тупиковый. Не случись деду в „Жигулях“ плохо с сердцем, меня бы повязали менты, задействованные в кордонах на дорогах. Полный абзац! Остается вернуться на кладбище и повеситься!»
* * *
Я находился на гребне отчаяния, когда открылось окошко на втором этаже коттеджа и оттуда выглянула знакомая женская головка.
— Федор! Что случилось? С кем ты тут ругаешься? — Женщина, придерживая рукой ворот легкого халата на груди, высунулась из окна, скользнула по мне взглядом и не узнала.
— Оборвышей гоняю, Ангелина Петровна. — Батрак задрал голову и, щурясь от солнца, подобострастно улыбнулся госпоже.
— Ангелина Петровна! Ангелина! — завопил я дурным голосом. — Я Стас! Вы меня сегодня утром подвозили до санатория! Помните?!
— Вы? Стас? — Она помнила меня, но не узнавала. В ее памяти остался седовласый принц с грустным лицом, а не оборвыш с перекошенной от щенячьего счастья мордой.
Я взял себя в руки и заговорил трагическим, переполненным чувственностью голосом:
— Ангелина! Наша утренняя встреча весь день не давала мне покоя. Я исповедовался перед вами, оставил вам частицу себя и унес с собой частицу вас. Я мучился целый день и решил обязательно увидеться с вами, сегодня же, чтобы соединить разрозненные частицы... — Я еще крепче взял себя в руки. Нельзя переборщить с поэтическим пафосом, еще, чего доброго, сочтет меня пьяным и даст от ворот поворот. — Ангелина Петровна, я сел в попутную машину и от санатория добрался до поселка Степашкино. Мне объяснили, как дойти до Кондратьева, но забыли предупредить, чтобы я обходил стороной кладбище. Когда шел через кладбище, на меня напали подростки. Я отбивался, но их было много. Подростки отобрали мою сумку, а в сумке хранились деньги и документы, порвали одежду, избили меня...
Я чудом убежал от них и вот, стою, оборванный, перед вашим домом... Уж и не знаю, пустите ли вы меня на порог такого...
— Я совсем забыла предупредить вас про кладбище! — всплеснула руками Ангелина Петровна. Халатик на груди распахнулся, обнажив два аппетитных полушария с точками коричневых сосков. Я, смущаясь, потупил взор. Ангелина Петровна спохватилась, запахнула халатик и продолжила корить себя: — Простите, Стас! Я подумала, если вы и надумаете приехать, то на машине и... и не сегодня.
— А я приехал сегодня! — Я развел руками, всем своим видом показывая, дескать, каюсь, не смог пережить долгой разлуки с милейшей Ангелиной Петровной. Мне было просто притворяться, ибо редко какая женщина так радовала мое сердце, внезапно возникнув перед глазами. В сердце на углях ненависти к человеку со шрамом вновь вспыхнула надежда добраться-таки до капитана Верховского наперекор всему!
— Федор! Впусти гостя! — велела Ангелина Петровна слуге и обратила повлажневшие глаза ко мне, экс-принцу в образе Золушки. — Проходите, Стас, я сейчас...
Она исчезла за занавеской. Батрак Федор, пожилой человек без отчества, трусцой побежал отпирать железную калитку в ажурной ограде.
— Попросить, что ли, чтоб тебя уволили? — не удержался я от язвительной фразы.
— Дык я ж, это самое, — переполошился Федор. — Как лучше старался...
— Ладно, работай пока. Машина чтоб к выезду в любую минуту была готова, понял?!
— Дык, это самое, а как же ж, понял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109