А значит, как только я выйду из солярия, окажусь в коридорчике с окошком. С тем самым окошком, про которое говорил Леха и под которым должен быть стог мягкого сена.
Твою мать!!! Я не уточнил у Лешки самого главного — как далеко от стены дома поставлен стог. Как мне прыгать? Стараться выпрыгнуть как можно дальше из окна или, наоборот, постараться лететь вплотную к стене дома? Вот смеху-то будет, если я выберу неверную траекторию прыжка и шлепнусь об землю в метре от большой мягкой подушки из сена!
И еще одна интересная деталь, которую проигнорировал горожанин Леха. И я, проведя летнее детство в деревне у бабушки, тоже успел позабыть. Вспомнил только сейчас, за минуты до прыжка. Как складывают стог? Прежде всего делается «поддон» из больших веток, затем в землю вкапывают длинный шест и вокруг него утрамбовывают ногами сено. Будет ужасно обидно, если я все же угадаю траекторию, но напорюсь с лета на шест, как упырь на кол.
* * *
В солярии — зимнем саду — зале пусто и душно. Наверное, отключили спрятанные от глаз кондиционеры, когда помещение опустело. Труп Сергея Контимирова убрали. Протерли пол влажной тряпкой. Шезлонги собрали и отнесли обратно к стене, к груде топчанов.
— Иди давай к вона той двери. Шагай. — Зонтик-шокер уткнулся в ребра обесточенными электродами-пиками. За спиной зарычала Альфа, и я пошел через открытое, освещенное солнцем пространство, изо всех сил стараясь не выдать свою готовность к прыжку ни взглядом, ни жестом.
Возле самой двери в коридорчик, где, по словам Лехи, находится заветное окно, я вспомнил еще одно неприятное обстоятельство — окна, помимо рам, имеют стекла. Разбить в прыжке оконное стекло и не порезаться невозможно. А порезаться можно так, что на стог под окном упадет (если упадет на стог!) истекающий кровью полутруп.
— Проходи. — Дверца подле не работающего сейчас искусственного водопадика открылась. Я глубоко вздохнул и вошел в коридор, как и говорил Лешка Митрохин.
Окно я увидел сразу же. И сразу же почувствовал терпкий запах прелого сена. О счастье! Створки окна оказались распахнутыми настежь. Да здравствует летняя жара и экономия электричества для кондиционеров!
Я так увлекся созерцанием синего неба и далеких верхушек сосен за окном, что не сразу осмыслил очередную команду конвоира с электрошокером:
— Правее возьми, чудо в перьях!
Правее — значит к противоположной от окна стене. Почему? Неужели они просчитали возможность прыжка?
— Правее! Кому сказал!
Нет. Дело не в прыжке. Дело в том, что из другого конца коридора нам навстречу шли люди с автоматами для пейнтбола. Четверо мужиков вели, взяв в «коробочку», Захара. Пластырь с лица Захара исчез, а вот руки до сих пор за спиной, в наручниках. Черт бы побрал привычку моих конвоиров к правостороннему движению! Англичанин, не задумываясь, велел бы «взять левее», а эти, мать их...
— Правее давай! — Электрический разряд шокера заставил мышцы дернуться и на долю секунды вызвал помутнение сознания. Вовремя, блин! Тютелька в тютельку в те мгновения, когда до окна оставался шаг-полтора.
Две встречные процессии миновали друг друга, разошлись в коридоре, и так все причудливо получилось, что «коробочка» с Захаром в центре протопала мимо, заблокировав мне «левый поворот», заслонила окошко. О том, чтобы притормозить и пропустить кортеж на встречной полосе, не могло быть и речи. Повезло, блин! Исключительно «удачно» разминулись!
Делать нечего. О прыжке временно пришлось забыть. Пора вспомнить, куда и зачем меня ведут. А ведут меня в кабинет садиста со шрамом на допрос. Гонят, аки скотину неразумную, суки гребаные!
Кабинет находился за коридорным поворотом, рядом с неизвестно куда ведущей широкой деревянной лестницей с резными перилами. Внутри кабинет оказался заставленной старинной мебелью комнатой. Комодами, шкафами, этажерками. Комнату-кабинет, очевидно, стилизовали под жилище-обиталище начала XX века, под так называемый «серебряный век». Эпоху модернизма и кокаина.
— Прошу вас, садитесь, Станислав Сергеевич. — Изуродованный шрамом хозяин сам сидел за двухтумбовым столом со столешницей, затянутой зеленым бильярдным сукном, мне предлагал сесть в плетеное кресло напротив. — Устраивайтесь поудобнее. Руки с затылка можно снять.
Я сел. По бокам встали часовые, охраняющие меня мужики, собачий проводник Игорь остался у дверей, собачка Альфа, виляя хвостом, пошла ласкаться к хозяину-Уроду.
— Хорошая псина, хорошая... Но, но! Без поцелуев, Альфа, лизать себя не позволю, что о нас гость подумает? Фу, Альфа!.. Вы не представляете, Станислав Сергеевич, до чего умна псина, но я вас пригласил отнюдь не хвастаться моей собаченцией. Я вас позвал... Хотя вы, наверное, знаете, что за вопрос меня мучит, Алексей Владимирович все вам, наверное, рассказал?
— Пусть он вас больше не мучит... — Я с наслаждением вытянул ноги. Давненько я не сиживал в креслах. Все больше в последнее время мордой в пол валялся или стены подпирал. — Зачинщик вашего тогдашнего унижения перед вами. Я все затеял, признаюсь.
— Ну это ж надо, а? — Хозяин кабинета приторно-сладко улыбнулся. — Какое мужество, право. Брависсимо! Как там у поэта?.. Безумству храбрых поем мы песню!.. Захар Семеныч, если хотите знать, тоже назвал вас зачинщиком. Выходит, сделал чистосердечное правдивое признание, и ему это зачтется!
«Блефует», — подумал я и в свою очередь начал блефовать:
— Вы обещали бой с узкорылым. Почему же в последний момент вместо драки меня отвели в подвал? — Я пригладил рукой волосы, и на это движение моментально отреагировала Альфа. Зарычала, оскалилась.
— Фу, Альфа. Сидеть! Простите, Станислав Сергеевич, собачке вы, пардон, не по вкусу... Или... ах-ха-ха-ха, наоборот, по вкусу пришлись. Любит Альфа деликатесы, а клипмейкер-супермен безусловный деликатес, наиредчайшее лакомство.
— Я не клипмейкер.
— Помилуйте, батенька! А как же клип на песню про Монику Левински и шалунишку Билли? Кто его режиссировал?
— Я...
— Ну вот, а вы говорите — «не клипмейкер». Замечательный клип! Любочке очень нравится, до коликов.
— Его показывали всего-то два раза, поздно ночью.
— Ну так и что? Мы следили за вашим творчеством. Мы с супругой ваши поклонники. Из всех, за кем мы наблюдали — вы наиболее занимательная личность. Вечно вращаетесь в сферах искусства. Коктейли, романы, презентации. О физкультуре забыли давно, а напрасно!
— С чего вы взяли, что я перестал тренироваться? В спортклубах не записан, однако это ничего еще не значит. Мой первый и главный наставник Бинь рассказывал — во Вьетнаме сосед, которого знаешь лет двадцать, вдруг может оказаться мастером гунфу. Во Вьетнаме принято тренироваться с собой один на один и не афишировать мастерство, пока жизнь не заставит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Твою мать!!! Я не уточнил у Лешки самого главного — как далеко от стены дома поставлен стог. Как мне прыгать? Стараться выпрыгнуть как можно дальше из окна или, наоборот, постараться лететь вплотную к стене дома? Вот смеху-то будет, если я выберу неверную траекторию прыжка и шлепнусь об землю в метре от большой мягкой подушки из сена!
И еще одна интересная деталь, которую проигнорировал горожанин Леха. И я, проведя летнее детство в деревне у бабушки, тоже успел позабыть. Вспомнил только сейчас, за минуты до прыжка. Как складывают стог? Прежде всего делается «поддон» из больших веток, затем в землю вкапывают длинный шест и вокруг него утрамбовывают ногами сено. Будет ужасно обидно, если я все же угадаю траекторию, но напорюсь с лета на шест, как упырь на кол.
* * *
В солярии — зимнем саду — зале пусто и душно. Наверное, отключили спрятанные от глаз кондиционеры, когда помещение опустело. Труп Сергея Контимирова убрали. Протерли пол влажной тряпкой. Шезлонги собрали и отнесли обратно к стене, к груде топчанов.
— Иди давай к вона той двери. Шагай. — Зонтик-шокер уткнулся в ребра обесточенными электродами-пиками. За спиной зарычала Альфа, и я пошел через открытое, освещенное солнцем пространство, изо всех сил стараясь не выдать свою готовность к прыжку ни взглядом, ни жестом.
Возле самой двери в коридорчик, где, по словам Лехи, находится заветное окно, я вспомнил еще одно неприятное обстоятельство — окна, помимо рам, имеют стекла. Разбить в прыжке оконное стекло и не порезаться невозможно. А порезаться можно так, что на стог под окном упадет (если упадет на стог!) истекающий кровью полутруп.
— Проходи. — Дверца подле не работающего сейчас искусственного водопадика открылась. Я глубоко вздохнул и вошел в коридор, как и говорил Лешка Митрохин.
Окно я увидел сразу же. И сразу же почувствовал терпкий запах прелого сена. О счастье! Створки окна оказались распахнутыми настежь. Да здравствует летняя жара и экономия электричества для кондиционеров!
Я так увлекся созерцанием синего неба и далеких верхушек сосен за окном, что не сразу осмыслил очередную команду конвоира с электрошокером:
— Правее возьми, чудо в перьях!
Правее — значит к противоположной от окна стене. Почему? Неужели они просчитали возможность прыжка?
— Правее! Кому сказал!
Нет. Дело не в прыжке. Дело в том, что из другого конца коридора нам навстречу шли люди с автоматами для пейнтбола. Четверо мужиков вели, взяв в «коробочку», Захара. Пластырь с лица Захара исчез, а вот руки до сих пор за спиной, в наручниках. Черт бы побрал привычку моих конвоиров к правостороннему движению! Англичанин, не задумываясь, велел бы «взять левее», а эти, мать их...
— Правее давай! — Электрический разряд шокера заставил мышцы дернуться и на долю секунды вызвал помутнение сознания. Вовремя, блин! Тютелька в тютельку в те мгновения, когда до окна оставался шаг-полтора.
Две встречные процессии миновали друг друга, разошлись в коридоре, и так все причудливо получилось, что «коробочка» с Захаром в центре протопала мимо, заблокировав мне «левый поворот», заслонила окошко. О том, чтобы притормозить и пропустить кортеж на встречной полосе, не могло быть и речи. Повезло, блин! Исключительно «удачно» разминулись!
Делать нечего. О прыжке временно пришлось забыть. Пора вспомнить, куда и зачем меня ведут. А ведут меня в кабинет садиста со шрамом на допрос. Гонят, аки скотину неразумную, суки гребаные!
Кабинет находился за коридорным поворотом, рядом с неизвестно куда ведущей широкой деревянной лестницей с резными перилами. Внутри кабинет оказался заставленной старинной мебелью комнатой. Комодами, шкафами, этажерками. Комнату-кабинет, очевидно, стилизовали под жилище-обиталище начала XX века, под так называемый «серебряный век». Эпоху модернизма и кокаина.
— Прошу вас, садитесь, Станислав Сергеевич. — Изуродованный шрамом хозяин сам сидел за двухтумбовым столом со столешницей, затянутой зеленым бильярдным сукном, мне предлагал сесть в плетеное кресло напротив. — Устраивайтесь поудобнее. Руки с затылка можно снять.
Я сел. По бокам встали часовые, охраняющие меня мужики, собачий проводник Игорь остался у дверей, собачка Альфа, виляя хвостом, пошла ласкаться к хозяину-Уроду.
— Хорошая псина, хорошая... Но, но! Без поцелуев, Альфа, лизать себя не позволю, что о нас гость подумает? Фу, Альфа!.. Вы не представляете, Станислав Сергеевич, до чего умна псина, но я вас пригласил отнюдь не хвастаться моей собаченцией. Я вас позвал... Хотя вы, наверное, знаете, что за вопрос меня мучит, Алексей Владимирович все вам, наверное, рассказал?
— Пусть он вас больше не мучит... — Я с наслаждением вытянул ноги. Давненько я не сиживал в креслах. Все больше в последнее время мордой в пол валялся или стены подпирал. — Зачинщик вашего тогдашнего унижения перед вами. Я все затеял, признаюсь.
— Ну это ж надо, а? — Хозяин кабинета приторно-сладко улыбнулся. — Какое мужество, право. Брависсимо! Как там у поэта?.. Безумству храбрых поем мы песню!.. Захар Семеныч, если хотите знать, тоже назвал вас зачинщиком. Выходит, сделал чистосердечное правдивое признание, и ему это зачтется!
«Блефует», — подумал я и в свою очередь начал блефовать:
— Вы обещали бой с узкорылым. Почему же в последний момент вместо драки меня отвели в подвал? — Я пригладил рукой волосы, и на это движение моментально отреагировала Альфа. Зарычала, оскалилась.
— Фу, Альфа. Сидеть! Простите, Станислав Сергеевич, собачке вы, пардон, не по вкусу... Или... ах-ха-ха-ха, наоборот, по вкусу пришлись. Любит Альфа деликатесы, а клипмейкер-супермен безусловный деликатес, наиредчайшее лакомство.
— Я не клипмейкер.
— Помилуйте, батенька! А как же клип на песню про Монику Левински и шалунишку Билли? Кто его режиссировал?
— Я...
— Ну вот, а вы говорите — «не клипмейкер». Замечательный клип! Любочке очень нравится, до коликов.
— Его показывали всего-то два раза, поздно ночью.
— Ну так и что? Мы следили за вашим творчеством. Мы с супругой ваши поклонники. Из всех, за кем мы наблюдали — вы наиболее занимательная личность. Вечно вращаетесь в сферах искусства. Коктейли, романы, презентации. О физкультуре забыли давно, а напрасно!
— С чего вы взяли, что я перестал тренироваться? В спортклубах не записан, однако это ничего еще не значит. Мой первый и главный наставник Бинь рассказывал — во Вьетнаме сосед, которого знаешь лет двадцать, вдруг может оказаться мастером гунфу. Во Вьетнаме принято тренироваться с собой один на один и не афишировать мастерство, пока жизнь не заставит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109