Сравнил с настоящей… Грустно стало. От его печати так явно несло липой, что надеяться можно было только на Гринькину «великую» грамотность.
Потом он написал бумагу. Она гласила:
«Приказ по Запсибкраю № 1286.
Настоящим подтверждается, что Малюгин Григорий…»
Кузьма не знал отчества Гриньки. Вышел, спросил у Агафьи.
– Ермолай у них отец был, – сказала Агафья.
«…Григорий Ермолаевич, уроженец д. Баклань, за свои безобразные поступки объявляется вне закона.
Местным властям, где Малюгин Гринька будет пойман, следует применить к нему высшую меру наказания, т.е. расстрел.
Начальник краевого управления ГПУ».
Кузьма долго придумывал фамилию начальника. Хотелось какую-нибудь такую, чтобы у Гриньки поджилки задрожали. Подписал: «Саблин». И – печать.
Долго любовался своим творением. Сейчас даже печать выглядела солидной и внушительной. «А – ничего! Что ему еще нужно?»
Пошел в сельсовет.
Гринька чувствовал себя превосходно.
– Что, дитятко?
– Вот, почитай, – Кузьма протянул ему сложенный вчетверо приказ.
Гринька вскинул брови, взял бумажку, развернул. Внимательно стал разглядывать ее.
– Ты читать-то умеешь?
– Читать-то?… – Гринька посмотрел бумагу на свет. – Читать я, парень, не умею.
– Давай я тебе прочитаю.
– Пусть другой кто-нибудь…
– Почему?
– А ты прочитаешь не то. Я ж тебя знаю.
– Да почему не то? – загорячился Кузьма. – Почему не то?! Что ты ерунду говоришь?
– А-а… – Гринька понимающе оскалился. – Пусть другой прочитает.
– Другому нельзя, – Кузьма растерялся: он не знал, что Гринька совсем не умеет читать, надеялся – по складам прочтет. – Это секретный приказ.
Гринька вернул бумагу.
– Тогда сходи с ней в одно место.
Кузьма озлился:
– Ну, Гринька!… Не проси милости. Как человеку… помочь хотел. Не хочешь – не надо. Сегодня расстреляем. Все.
Гринька пошел вразвалку. Прежде чем войти в кладовую, оглянулся:
– Ты такими шутками не шути.
– Все. Кончен разговор.
Лунной ночью Гриньку повезли на «расстрел».
Ехали с ним в телеге трое: Кузьма, Федя и Яша.
Гринька лежал на траве со связанными руками. Несколько раз пробовал заговорить со своими мрачными спутниками – ему не отвечали.
Выехали за деревню, в лес.
Гриньке помогли сойти с телеги, привязали к дереву. Сами отошли на несколько шагов.
Федя и Яша зарядили ружья.
Гринька внимательно наблюдал.
В лесу было сумрачно. По макушкам деревьев время от времени дергал верховой ветер, и они зловеще шумели. Тоскливо ухала сова.
Кузьма достал из кармана приказ, зажег спичку и громко прочитал его. Стал медленно складывать бумагу. На Гриньку не глядел.
Федя и Яша вскинули ружья…
– Стой! – крикнул Гринька. – Я расскажу про банду.
Яша и Федя ждали с поднятыми ружьями.
– Говори, – велел Кузьма.
– Я скажу, а эти… стрельнут.
– Нет, – Кузьма немного помедлил. – За то что скажешь, тебя помилуют. Не совсем, конечно: сидеть все равно придется.
– Расскажу, черт ее бей.
В деревню гнали вмах. Телега подскакивала на рытвинах, трещала и скрипела по всем швам.
У первых домов Кузьма и Яша соскочили, побежали собирать людей.
Федя отвез Гриньку в сельсовет, запер в кладовой и помчался домой за лошадью.
Когда он верхом вернулся к сельсовету, там было уже человек пятнадцать мужиков и парней – все на лошадях и с ружьями.
Кузьма был в сельсовете: ждали еще с дальнего края деревни человек восемь надежных ребят.
Наконец подъехали и эти.
Тронулись в путь.
Кузьма ехал впереди с Федей. Федя знал место, которое указал Гринька. Верст двадцать от Баклани, в таежном предгорье.
Ехали уже часа два. Луна спряталась за плотный облачный полог.
Дорога сначала была торная, но потом, в тесных увалах, сузилась в еле различимую тропку, зажатую с обеих сторон плотной стеной леса и огромными камнями. Отряд далеко растянулся, даже две лошади не могли идти рядом.
«Выбрали место, сволочи», – думал Кузьма.
Федя ехал впереди.
– Далеко еще, Федор?
– Верст семь-восемь.
Прошло еще полчаса. Федя остановил коня.
– Скоро уж… Надо, чтоб не шумели.
Кузьма передал назад: не шуметь!
Медленно и тихо двинулись вперед. У Кузьмы сильно колотилось сердце. Он напряженно, до боли в глазах, всматривался во тьму. Но ничего, кроме размытых очертаний гор на темном небе, не видел.
Лошади осторожно ступали по каменистой тропе, шуршала под ногами мелкая галька. Неожиданно тропинка расширилась и завернула вправо.
– Тут, – шепнул Федя, останавливаясь.
Кузьма осторожно выехал вперед, долго всматривался и вслушивался в ночь. Ничто не подсказывало присутствия здесь людей. «Неужели обманул Гринька?», – со злостью подумал Кузьма.
Сзади подъехал Федя.
– Тут небольшая ложбинка, как тарелка… А в ней полно камней. Они, наверно, в этих камнях.
– Надо сейчас брать. Верно?
Кузьма слез с коня и пошел к отряду. Объяснил, как лучше действовать. Разделились на две группы: одна двинулась в обход слева, другая начала карабкаться по камням вверх, чтобы обойти ложбину справа; справа ложбина примыкала к горе с отвесным почти уклоном. Коней оставили под присмотром двух парней.
Стрельбу открывать договорились по выстрелу Кузьмы.
Он пошел с группой вправо.
Путь был трудный. Лезли по узкому карнизу уклона, цепляясь за выступы камней, за ползучие чахлые кустики. Вдруг сзади под кем-то сорвался большой камень и с треском полетел вниз, в ложбину. Сделалось тихо. Все замерли.
– Кто там? – спросил снизу сонный голос.
Тягучая, томительная тишина.
– Кто там? – спросили еще раз встревоженно.
Опять никто не ответил.
Внизу прошумели шаги. Неразборчиво заговорили. Кто-то приглушенно кашлянул.
Кузьма, сжимая в руке наган, лихорадочно соображал: сейчас начинать или выждать? Внизу вспыхнул факел. Огонь начал приближаться к ним, вверх, освещая ноги в сапогах и замшелые валуны.
Кузьма выстрелил немного выше этих ног. Факел дрогнул, описал путаную кривую и покатился по земле. И сразу со всех сторон начали лопаться ружейные выстрелы. Долина загудела.
Снизу стали отвечать. То там, то здесь во тьме брызгали узкие стремительные огни. Вразнобой, сухо грохотали винторезы, гулко и дураковато бухали переломки большого калибра, редко пробивались собранно-четкие, тукающие винтовочные выстрелы.
Звонко, с надсадой тявкали узкоствольные ружья. Свистела дробь.
Кузьма стрелял из-за камня, ругаясь сквозь зубы. «Не так, не так надо было!… Черт их достанет там, за камнями! Не окружили… Могут уйти, если поймут, что та сторона свободна. А понять легко, потому что оттуда не стреляют».
– Федя! Зайдем с той стороны! – крикнул Кузьма. И тут же увидел, что его опасения сбываются: огоньки выстрелов внизу начали продвигаться именно в ту сторону.
– Уйдут! – заорал Кузьма. – Уходят!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Потом он написал бумагу. Она гласила:
«Приказ по Запсибкраю № 1286.
Настоящим подтверждается, что Малюгин Григорий…»
Кузьма не знал отчества Гриньки. Вышел, спросил у Агафьи.
– Ермолай у них отец был, – сказала Агафья.
«…Григорий Ермолаевич, уроженец д. Баклань, за свои безобразные поступки объявляется вне закона.
Местным властям, где Малюгин Гринька будет пойман, следует применить к нему высшую меру наказания, т.е. расстрел.
Начальник краевого управления ГПУ».
Кузьма долго придумывал фамилию начальника. Хотелось какую-нибудь такую, чтобы у Гриньки поджилки задрожали. Подписал: «Саблин». И – печать.
Долго любовался своим творением. Сейчас даже печать выглядела солидной и внушительной. «А – ничего! Что ему еще нужно?»
Пошел в сельсовет.
Гринька чувствовал себя превосходно.
– Что, дитятко?
– Вот, почитай, – Кузьма протянул ему сложенный вчетверо приказ.
Гринька вскинул брови, взял бумажку, развернул. Внимательно стал разглядывать ее.
– Ты читать-то умеешь?
– Читать-то?… – Гринька посмотрел бумагу на свет. – Читать я, парень, не умею.
– Давай я тебе прочитаю.
– Пусть другой кто-нибудь…
– Почему?
– А ты прочитаешь не то. Я ж тебя знаю.
– Да почему не то? – загорячился Кузьма. – Почему не то?! Что ты ерунду говоришь?
– А-а… – Гринька понимающе оскалился. – Пусть другой прочитает.
– Другому нельзя, – Кузьма растерялся: он не знал, что Гринька совсем не умеет читать, надеялся – по складам прочтет. – Это секретный приказ.
Гринька вернул бумагу.
– Тогда сходи с ней в одно место.
Кузьма озлился:
– Ну, Гринька!… Не проси милости. Как человеку… помочь хотел. Не хочешь – не надо. Сегодня расстреляем. Все.
Гринька пошел вразвалку. Прежде чем войти в кладовую, оглянулся:
– Ты такими шутками не шути.
– Все. Кончен разговор.
Лунной ночью Гриньку повезли на «расстрел».
Ехали с ним в телеге трое: Кузьма, Федя и Яша.
Гринька лежал на траве со связанными руками. Несколько раз пробовал заговорить со своими мрачными спутниками – ему не отвечали.
Выехали за деревню, в лес.
Гриньке помогли сойти с телеги, привязали к дереву. Сами отошли на несколько шагов.
Федя и Яша зарядили ружья.
Гринька внимательно наблюдал.
В лесу было сумрачно. По макушкам деревьев время от времени дергал верховой ветер, и они зловеще шумели. Тоскливо ухала сова.
Кузьма достал из кармана приказ, зажег спичку и громко прочитал его. Стал медленно складывать бумагу. На Гриньку не глядел.
Федя и Яша вскинули ружья…
– Стой! – крикнул Гринька. – Я расскажу про банду.
Яша и Федя ждали с поднятыми ружьями.
– Говори, – велел Кузьма.
– Я скажу, а эти… стрельнут.
– Нет, – Кузьма немного помедлил. – За то что скажешь, тебя помилуют. Не совсем, конечно: сидеть все равно придется.
– Расскажу, черт ее бей.
В деревню гнали вмах. Телега подскакивала на рытвинах, трещала и скрипела по всем швам.
У первых домов Кузьма и Яша соскочили, побежали собирать людей.
Федя отвез Гриньку в сельсовет, запер в кладовой и помчался домой за лошадью.
Когда он верхом вернулся к сельсовету, там было уже человек пятнадцать мужиков и парней – все на лошадях и с ружьями.
Кузьма был в сельсовете: ждали еще с дальнего края деревни человек восемь надежных ребят.
Наконец подъехали и эти.
Тронулись в путь.
Кузьма ехал впереди с Федей. Федя знал место, которое указал Гринька. Верст двадцать от Баклани, в таежном предгорье.
Ехали уже часа два. Луна спряталась за плотный облачный полог.
Дорога сначала была торная, но потом, в тесных увалах, сузилась в еле различимую тропку, зажатую с обеих сторон плотной стеной леса и огромными камнями. Отряд далеко растянулся, даже две лошади не могли идти рядом.
«Выбрали место, сволочи», – думал Кузьма.
Федя ехал впереди.
– Далеко еще, Федор?
– Верст семь-восемь.
Прошло еще полчаса. Федя остановил коня.
– Скоро уж… Надо, чтоб не шумели.
Кузьма передал назад: не шуметь!
Медленно и тихо двинулись вперед. У Кузьмы сильно колотилось сердце. Он напряженно, до боли в глазах, всматривался во тьму. Но ничего, кроме размытых очертаний гор на темном небе, не видел.
Лошади осторожно ступали по каменистой тропе, шуршала под ногами мелкая галька. Неожиданно тропинка расширилась и завернула вправо.
– Тут, – шепнул Федя, останавливаясь.
Кузьма осторожно выехал вперед, долго всматривался и вслушивался в ночь. Ничто не подсказывало присутствия здесь людей. «Неужели обманул Гринька?», – со злостью подумал Кузьма.
Сзади подъехал Федя.
– Тут небольшая ложбинка, как тарелка… А в ней полно камней. Они, наверно, в этих камнях.
– Надо сейчас брать. Верно?
Кузьма слез с коня и пошел к отряду. Объяснил, как лучше действовать. Разделились на две группы: одна двинулась в обход слева, другая начала карабкаться по камням вверх, чтобы обойти ложбину справа; справа ложбина примыкала к горе с отвесным почти уклоном. Коней оставили под присмотром двух парней.
Стрельбу открывать договорились по выстрелу Кузьмы.
Он пошел с группой вправо.
Путь был трудный. Лезли по узкому карнизу уклона, цепляясь за выступы камней, за ползучие чахлые кустики. Вдруг сзади под кем-то сорвался большой камень и с треском полетел вниз, в ложбину. Сделалось тихо. Все замерли.
– Кто там? – спросил снизу сонный голос.
Тягучая, томительная тишина.
– Кто там? – спросили еще раз встревоженно.
Опять никто не ответил.
Внизу прошумели шаги. Неразборчиво заговорили. Кто-то приглушенно кашлянул.
Кузьма, сжимая в руке наган, лихорадочно соображал: сейчас начинать или выждать? Внизу вспыхнул факел. Огонь начал приближаться к ним, вверх, освещая ноги в сапогах и замшелые валуны.
Кузьма выстрелил немного выше этих ног. Факел дрогнул, описал путаную кривую и покатился по земле. И сразу со всех сторон начали лопаться ружейные выстрелы. Долина загудела.
Снизу стали отвечать. То там, то здесь во тьме брызгали узкие стремительные огни. Вразнобой, сухо грохотали винторезы, гулко и дураковато бухали переломки большого калибра, редко пробивались собранно-четкие, тукающие винтовочные выстрелы.
Звонко, с надсадой тявкали узкоствольные ружья. Свистела дробь.
Кузьма стрелял из-за камня, ругаясь сквозь зубы. «Не так, не так надо было!… Черт их достанет там, за камнями! Не окружили… Могут уйти, если поймут, что та сторона свободна. А понять легко, потому что оттуда не стреляют».
– Федя! Зайдем с той стороны! – крикнул Кузьма. И тут же увидел, что его опасения сбываются: огоньки выстрелов внизу начали продвигаться именно в ту сторону.
– Уйдут! – заорал Кузьма. – Уходят!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139