– Спишь?
– Нет.
– А люблю ведь я ее, паразитку. Весь день про нее думал.
– Майю, что ли?
– Ну…
Иван ничего больше не сказал. Пашка подождал и добавил:
– Приплывем, надо что-то придумывать. А то высохнуть можно.
– Спи, – посоветовал Иван. – Или думай про луну вон… Там, говорят, холодище!…
– На луне?
– Ага.
– Я ему одно, он – другое. На кой она мне, луна, сдалась? Тут на земле никак не устроишься…
– Тогда спи.
– Легче всего сказать – спи. Не спится.
– Считай.
– Пробовал. До ста досчитал.
– А теперь наоборот считай: сто, девяносто девять, девяносто восемь… вот так.
– Эх, – вздохнул Пашка. И замолчал.
Приплыли в Баклань на другой день, к вечеру. На берегу их уже ждал Ефим с мужиками и пять подвод – спаренные передки от бричек.
– Вы идите отдыхайте, а мы его сейчас выдерем, – сказал Ефим. – Давайте, мужики!
Иван попросил Николая Попова (он тоже был на берегу) показать место, какое Пашка облюбовал для дома.
– Сейчас… помогу вот мужичкам… – сказал тот.
Иван тоже решил остаться помочь.
Пашка и Гринька ушли в деревню – торопились, чтобы успеть в магазин.
Скоро выкатили все бревна на берег; тогда только Николай пошел с Иваном смотреть место.
– Место хорошее, – похвалил Николай. – Жить да радоваться. Что же ко мне никогда не зайдешь?
– Да все как-то…
– Пошли сейчас? Посмотрим и пойдем. Не сильно устал?
– Можно.
– Вот и хорошо.
Посмотрели место (Ивану очень понравилось), пошли к Николаю.
– Ну, а как сердечные делишки? – спросил Николай весело. – Двигаются?
– Стоят. Махнул я на это дело рукой, – слукавил Иван.
– Как же так?
– Да куда уж мне… Раз ей Ивлев нехорош, то уж мне…
– Зря, – с сожалением сказал Николай. Он, видно, горячо и всерьез принимал эту любовь. – Ивлев Ивлевым, а ты сам по себе. Что же рукой-то махать! Это, брат, легче всего.
– Они жили с ним здесь-то? – поинтересовался Иван.
– Нет, не вышло у них здесь. А жил он с ней давно и мало, после него она еще раз замужем была…
Иван качнул головой, Николай заметил:
– А ты на это не обращай внимания, я тебе серьезно говорю. Она замечательная женщина. Ей только помочь надо…
– Да в чем помочь-то?
– А черт ее знает. Можете детей ей надо… Черт ее знает.
– А Ивлев, значит, отвальную получил?
– Получил, да. Приехал, думал жить с ней, а она не захотела.
– Он давно приехал?
– С год, наверно. Работал сперва начальником милиции у нас, а потом его секретарем выбрали – тут Родионов постарался.
– Так и не захотела жить?
– Так и не захотела.
– Непонятная баба!
– Да ну!… Непонятная. Все они непонятные – до поры до времени.
Ивлев вернулся из края через неделю. С ним вместе приехал представитель крайкома партии – толстый, добродушный на вид мужчина лет сорока пяти, Лукин Семен Спиридонович.
Лукин вошел в кабинет Родионова, как в родную хату.
– Здорово, старина! Что же это ты?… А?…
– Здорово, Семен Спиридонович.
Лукин весь светился приветливой улыбкой.
– Что же это у тебя?…
– Что? – Родионов тоже улыбнулся.
Ивлев, неузнаваемо похудевший за эту неделю, стоял в дверях кабинета и мрачно смотрел в затылок крайкомовцу.
– Говорят, зашиваешься?
– Кто говорит?
– Протоколы. Ха-ха-ха… Садись. Помощник силен у тебя!… – Лукин обернулся к Ивлеву; тот по-прежнему смотрел мрачно. – О!… Ну хватит, молодой человек, хватит. Мир.
– Вы в курсе дела? – спросил Родионов серьезно.
– В курсе, в курсе. О делах пока не будем. Я бы, например, помылся где-нибудь… А? К тебе, что ли, пойдем, Родионов?
– Можно.
– Баньку бы сейчас, если можно. А?
– Можно, конечно.
– Це дило! Пойдемте попаримся, молодой человек. Весь крайком на ноги поднял твой второй секретарь. Как вихрь налетел, как ураган! Ха-ха-ха-ха…
– Мне, между прочим, не смешно, – сказал Ивлев.
– А мне смешно. Пойдемте в баню! Давай докладывай о поездке и… жду вас, – Лукин подхватил чемоданчик и вышел из кабинета.
– Ну? – спросил Родионов.
Ивлев сел на диван.
– Нас объявили консерваторами. Этот шкаф приехал наводить порядки.
– У первого был?
– Он в Москве.
– Так… – Родионов зябко поежился. – Это хуже. Он хочет провести собрание в Верх-Катунске, насколько я понимаю?
– Да.
– Пусть проводит. Не кручинься.
– Я его ненавижу, – признался Ивлев, глядя на первого секретаря с некоторой тревогой.
– Телеграмму почему не дал?
– Ждал первого, оттягивал, сколько мог, отъезд…
– Решение бюро пока подождем посылать. Посмотрим… Еще неизвестно, кому будет весело. Не вешай голову.
…Собрание в Верх-Катунском колхозе длилось часов пять. Иван успел выспаться в машине, почитал книжку, опять задремал… Проснулся от звука приближающихся шагов. Уже было темно.
Первым к машине подошел Лукин, рванул переднюю дверцу, рухнул на сиденье. Родионов и Ивлев уселись сзади.
– Домой? – спросил Иван.
– Домой, – сказал Родионов.
– Вы заранее настроили колхозников, – деловым тоном, как вывод, заключил Лукин. – Сыграли на слабых струнах людей… Я тебя не понимаю, Родионов: то, что простительно твоему второму секретарю…
– У меня есть фамилия, – резко сказал Ивлев. – И я не второй секретарь Родионова, а секретарь райкома партии.
– То, что простительно второму секретарю, то непростительно тебе.
– Я прощения ни у кого не прошу, – спокойно сказал Родионов. – И второе: не советую так легко швыряться словами насчет того, что мы заранее настраивали колхозников. Это надо доказать.
– Не будем здесь разводить дискуссию. Поговорим в другом месте.
– Поговорим, – согласился Родионов.
Замолчали.
В Баклани, возле райкома партии, Лукин тронул Ивана за рукав.
– Станови.
– Куда? – спросил Родионов.
– Я ночую в райкоме. С дежурным. До свидания.
– До свидания.
– До свидания.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Родионов, когда Лукин вылез и машина поехала дальше. – На тебе лица нет.
– Неважно. Сейчас лягу, отдохну.
– Может, врача вызвать?
– Зачем? Сейчас лягу, отдохну… Устал очень.
Около своего дома Родионов вылез, хлопнул дверцей.
– До свидания.
– До свидания.
– Спокойной ночи.
Оставшись один на сиденье, Ивлев прилег было, но тут же сел, коротко сквозь зубы простонал:
– Давай быстрей.
Иван подвез его к самым воротам дома. Ивлев кивнул на прощание, вылез… Подошел к пряслу, навалился на него грудью. Его вырвало. Иван подошел к нему.
– Что, плохо?
– Мм… На… тьфу!… Упаду, кажется. На… открой дом, – подал Ивану ключ.
Иван отомкнул замок на двери, помог Ивлеву взойти на высокое крыльцо, вошел с ним в квартиру, включил свет… И тут только увидел, как перевернуло Ивлева. Провалившиеся глаза его горели нездоровым блеском, на скулах выцвел пятнами желтый румянец, руки тряслись.
– Захворал?
– А? Да… – Ивлев прилег на кровать. – Захворал.
– Я сейчас за врачом съезжу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
– Нет.
– А люблю ведь я ее, паразитку. Весь день про нее думал.
– Майю, что ли?
– Ну…
Иван ничего больше не сказал. Пашка подождал и добавил:
– Приплывем, надо что-то придумывать. А то высохнуть можно.
– Спи, – посоветовал Иван. – Или думай про луну вон… Там, говорят, холодище!…
– На луне?
– Ага.
– Я ему одно, он – другое. На кой она мне, луна, сдалась? Тут на земле никак не устроишься…
– Тогда спи.
– Легче всего сказать – спи. Не спится.
– Считай.
– Пробовал. До ста досчитал.
– А теперь наоборот считай: сто, девяносто девять, девяносто восемь… вот так.
– Эх, – вздохнул Пашка. И замолчал.
Приплыли в Баклань на другой день, к вечеру. На берегу их уже ждал Ефим с мужиками и пять подвод – спаренные передки от бричек.
– Вы идите отдыхайте, а мы его сейчас выдерем, – сказал Ефим. – Давайте, мужики!
Иван попросил Николая Попова (он тоже был на берегу) показать место, какое Пашка облюбовал для дома.
– Сейчас… помогу вот мужичкам… – сказал тот.
Иван тоже решил остаться помочь.
Пашка и Гринька ушли в деревню – торопились, чтобы успеть в магазин.
Скоро выкатили все бревна на берег; тогда только Николай пошел с Иваном смотреть место.
– Место хорошее, – похвалил Николай. – Жить да радоваться. Что же ко мне никогда не зайдешь?
– Да все как-то…
– Пошли сейчас? Посмотрим и пойдем. Не сильно устал?
– Можно.
– Вот и хорошо.
Посмотрели место (Ивану очень понравилось), пошли к Николаю.
– Ну, а как сердечные делишки? – спросил Николай весело. – Двигаются?
– Стоят. Махнул я на это дело рукой, – слукавил Иван.
– Как же так?
– Да куда уж мне… Раз ей Ивлев нехорош, то уж мне…
– Зря, – с сожалением сказал Николай. Он, видно, горячо и всерьез принимал эту любовь. – Ивлев Ивлевым, а ты сам по себе. Что же рукой-то махать! Это, брат, легче всего.
– Они жили с ним здесь-то? – поинтересовался Иван.
– Нет, не вышло у них здесь. А жил он с ней давно и мало, после него она еще раз замужем была…
Иван качнул головой, Николай заметил:
– А ты на это не обращай внимания, я тебе серьезно говорю. Она замечательная женщина. Ей только помочь надо…
– Да в чем помочь-то?
– А черт ее знает. Можете детей ей надо… Черт ее знает.
– А Ивлев, значит, отвальную получил?
– Получил, да. Приехал, думал жить с ней, а она не захотела.
– Он давно приехал?
– С год, наверно. Работал сперва начальником милиции у нас, а потом его секретарем выбрали – тут Родионов постарался.
– Так и не захотела жить?
– Так и не захотела.
– Непонятная баба!
– Да ну!… Непонятная. Все они непонятные – до поры до времени.
Ивлев вернулся из края через неделю. С ним вместе приехал представитель крайкома партии – толстый, добродушный на вид мужчина лет сорока пяти, Лукин Семен Спиридонович.
Лукин вошел в кабинет Родионова, как в родную хату.
– Здорово, старина! Что же это ты?… А?…
– Здорово, Семен Спиридонович.
Лукин весь светился приветливой улыбкой.
– Что же это у тебя?…
– Что? – Родионов тоже улыбнулся.
Ивлев, неузнаваемо похудевший за эту неделю, стоял в дверях кабинета и мрачно смотрел в затылок крайкомовцу.
– Говорят, зашиваешься?
– Кто говорит?
– Протоколы. Ха-ха-ха… Садись. Помощник силен у тебя!… – Лукин обернулся к Ивлеву; тот по-прежнему смотрел мрачно. – О!… Ну хватит, молодой человек, хватит. Мир.
– Вы в курсе дела? – спросил Родионов серьезно.
– В курсе, в курсе. О делах пока не будем. Я бы, например, помылся где-нибудь… А? К тебе, что ли, пойдем, Родионов?
– Можно.
– Баньку бы сейчас, если можно. А?
– Можно, конечно.
– Це дило! Пойдемте попаримся, молодой человек. Весь крайком на ноги поднял твой второй секретарь. Как вихрь налетел, как ураган! Ха-ха-ха-ха…
– Мне, между прочим, не смешно, – сказал Ивлев.
– А мне смешно. Пойдемте в баню! Давай докладывай о поездке и… жду вас, – Лукин подхватил чемоданчик и вышел из кабинета.
– Ну? – спросил Родионов.
Ивлев сел на диван.
– Нас объявили консерваторами. Этот шкаф приехал наводить порядки.
– У первого был?
– Он в Москве.
– Так… – Родионов зябко поежился. – Это хуже. Он хочет провести собрание в Верх-Катунске, насколько я понимаю?
– Да.
– Пусть проводит. Не кручинься.
– Я его ненавижу, – признался Ивлев, глядя на первого секретаря с некоторой тревогой.
– Телеграмму почему не дал?
– Ждал первого, оттягивал, сколько мог, отъезд…
– Решение бюро пока подождем посылать. Посмотрим… Еще неизвестно, кому будет весело. Не вешай голову.
…Собрание в Верх-Катунском колхозе длилось часов пять. Иван успел выспаться в машине, почитал книжку, опять задремал… Проснулся от звука приближающихся шагов. Уже было темно.
Первым к машине подошел Лукин, рванул переднюю дверцу, рухнул на сиденье. Родионов и Ивлев уселись сзади.
– Домой? – спросил Иван.
– Домой, – сказал Родионов.
– Вы заранее настроили колхозников, – деловым тоном, как вывод, заключил Лукин. – Сыграли на слабых струнах людей… Я тебя не понимаю, Родионов: то, что простительно твоему второму секретарю…
– У меня есть фамилия, – резко сказал Ивлев. – И я не второй секретарь Родионова, а секретарь райкома партии.
– То, что простительно второму секретарю, то непростительно тебе.
– Я прощения ни у кого не прошу, – спокойно сказал Родионов. – И второе: не советую так легко швыряться словами насчет того, что мы заранее настраивали колхозников. Это надо доказать.
– Не будем здесь разводить дискуссию. Поговорим в другом месте.
– Поговорим, – согласился Родионов.
Замолчали.
В Баклани, возле райкома партии, Лукин тронул Ивана за рукав.
– Станови.
– Куда? – спросил Родионов.
– Я ночую в райкоме. С дежурным. До свидания.
– До свидания.
– До свидания.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Родионов, когда Лукин вылез и машина поехала дальше. – На тебе лица нет.
– Неважно. Сейчас лягу, отдохну.
– Может, врача вызвать?
– Зачем? Сейчас лягу, отдохну… Устал очень.
Около своего дома Родионов вылез, хлопнул дверцей.
– До свидания.
– До свидания.
– Спокойной ночи.
Оставшись один на сиденье, Ивлев прилег было, но тут же сел, коротко сквозь зубы простонал:
– Давай быстрей.
Иван подвез его к самым воротам дома. Ивлев кивнул на прощание, вылез… Подошел к пряслу, навалился на него грудью. Его вырвало. Иван подошел к нему.
– Что, плохо?
– Мм… На… тьфу!… Упаду, кажется. На… открой дом, – подал Ивану ключ.
Иван отомкнул замок на двери, помог Ивлеву взойти на высокое крыльцо, вошел с ним в квартиру, включил свет… И тут только увидел, как перевернуло Ивлева. Провалившиеся глаза его горели нездоровым блеском, на скулах выцвел пятнами желтый румянец, руки тряслись.
– Захворал?
– А? Да… – Ивлев прилег на кровать. – Захворал.
– Я сейчас за врачом съезжу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139