В просветах меж островерхих крыш сверкнула, опять выказалась
телевышка, но делопроизводитель уже был поглощен другим: если галеры, то
многое зависит от напарника по веслу, а если этап вглубь страны, то нужно
позаботиться насчет обуви - в этих сандалиях далеко не уйдешь...
РЕКЛАМА ЖВАЧКИ "МАЛЕНЬКИЙ ДЕЯТЕЛЬ"
В отличие от Демосфена современные дети-ораторы упражняются не с
галькой во рту, а используют для этой цели специальную разновидность нашей
продукции из серии "Лелик", в состав которой уже введены так называемые
речевые стимуляторы и заложен экстракт из десятка хрестоматийных текстов,
в частности, классическое "Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять
нашим терпением", отрывки из фултонской речи премьера Черчилля, а также
наиболее труднопроизносимые пассажи в исполнении неповторимого
Л.И.Брежнева. Маленький оратор, пройдя все эти сложности в порядке, так
сказать, приятного с полезным, выдувая пузыри вперемежку с бессмертными
цитатами, научается с раннего возраста естественному пребыванию в
атмосфере активной политической дискуссии.
ДИКТАТОР
В этой подборке много случаев с исчезновением. Для каждого из нас
исчезновение - событие уникальное, так сказать, был - и нет, а разобраться
- что может быть банальнее? Значит, один лектор, немолодой уже, изрядно
тертый пьющий мужчина, проснувшись однажды с похмелья, обнаружил (в
какой-то момент бритья) небывалое свое, даже пугающее сходство с покойным
фюрером. То ли мокрая челка так упала на лоб, то ли усы, которые он решил
подкоротить с целью внешнего омоложения - но налицо было ужасное подобие,
прямо-таки живой слепок. Можно представить себе, что это за ощущение,
когда из привычного облупленного зеркала, как бы мгновенно наложившись на
столь же привычную, потертую, свою физиономию, вдруг, словно тарантул,
выскочил сам Шикльгрубер и уставился плоскими (с перепою) гляделками прямо
в глаза марксистского лектора! Тот сначала просто оцепенел и лишь тупо
следил, как в зеркале на морщинистой шее Адольфа возникает, расплывается,
а затем вяло ползет книзу алая капелька (он, таки, сильно вздрогнул от
внезапного потрясения и порезался). И в эти мгновения в душе лектора
произошло некое преломление, толчок, который можно было расценить как
намек судьбы.
Кто не знает этих лекторов, этих самовоспламеняющихся краснобаев,
вскормленных в неволе орлов пожилых, этих петухов, намертво оседлавших
идеологическую кучу? Была выращена целая порода лекторов, изворотливых,
словно ужи, материалистических шаманов - и вот, нынче все они куда-то
рассосались, расползлись, переквалифицировались, а жаль - хоть парочку не
помешало бы оставить на расплод, для любопытных потомков, а может (кто
знает, как оно обернется) и для прямой надобности в будущем. Хотя, следует
сказать, этот лектор вовсе не был ни фанатиком, ни перерожденцем, на
занятие свое взирал с легким отвращением, как, впрочем, большинство из нас
относится к своей работе, словом, по этой части все как бы в норме. Но
сходство с диктатором - уловленное сходство! - как оказалось, ни для кого
бесследно не проходит.
Нашего человека, разуверившегося во всем, как ни странно, легко
убедить в чем попало прочем, а тем паче лектора, положившего годы и годы
на воспевание картонных миражей. Он-то ведь тоже человек и, стало быть,
нуждается в кумире. И есть ли неотразимей кумир, чем воплотившийся в
собственной личности?
Можно представить, как пошел развиваться этот феномен: лектор, сперва
с опаской, с предубеждением, а затем, когда внутренние затворы упали, с
увлечением углубился в материалы, имеющиеся у нас по великому вражине,
залез в архивы (благо имел доступ), обзавелся ксерокопией "Моей борьбы",
стал изучать немецкий с помощью очаровательной наставницы, носившей, по
смешной случайности, фамилию Браун, словом - зациклился. Неясно даже, чем
руководствовался лектор. Вероятно, где-то вдали вырисовывались смутные
возможности пустить в ход этот политический капитал - (ведь сам же годами
вкручивал насчет реваншистов, недобитых гитлеровцев) а если уж на то,
обретаясь постоянно в горниле фанатизма, он-то уж знал его притягательную
силу и, вполне резонно, рассчитывал там на известный спрос. Но, вживаясь в
хрестоматийный образ, он все более утрачивал бдительность, к примеру,
посреди лекций о трех источниках, трех составных частях вдруг
непроизвольно переходил на немецкий с характерными истерическими
интонациями, или же, гуляя вечерами одетым под фюрера (имели слабость
великие душегубы к полувоенному одеянию), любил внезапно возникнуть перед
группкой мирных пенсионеров-сталинистов, вызывая у них шок, переходящий в
инфаркты... Разумеется, природнее, да и насколько удобней обернулось бы
сходство с другим усатым, с нашим отечественным пугалом, и внутренне,
пожалуй, не понадобилось бы никакой ломки, перестройки. Если уж на то,
одетый под генералиссимуса, лектор имел бы не меньший успех (в смысле
оцепенений и инфарктов) во время упомянутых прогулок. Но - об этом уже
говорилось - в бесцветной, типично нечерноземной внешности его не
просматривалось ни крупицы от нашего восточного махараджи. А возможно, все
бы пошло по-иному. Кто знает, как реагировала бы верховная власть на
появление фантома в легендарном белом кителе и пресловутых сапожках? Но,
будучи материалистом, применяешься к обстоятельствам.
Уже начал он потихоньку, с помощью все той же Браун, собирать
свидетельства насчет своей этнической немецкости (настолько убедительные,
что дня через два и сам в них поверил), уже присматривал тару для скрытной
провозки реликвий, что насобирал за последнее время - каска, железный
крест, кортик со свастикой и тому подобный военный хлам, до сих пор
нередкий в стране - и тут внезапно исчез. Нельзя сказать, что это прошло
незамеченным, к тому времени лектор стал в районе приметной фигурой, и на
его выступления сходилась тысячами бритоголовая молодежь, однако по
времени пропажа его совпала с мыльным кризисом, на него устремился весь
интерес общества, а уголовный розыск тогда же приступил к расследованию
куда более мрачной тайны: во дворе исполкомовской канцелярии были
обнаружены два полусожженных тела - мужчины и женщины, - опознать которые
до сих пор не удалось. Следствие предполагает, что это - обычное сведение
счетов между работниками торговли; слабую ниточку дает извлеченная у
мужчины золотая пломба с крохотным клеймом латинскими буквами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46