Друзья, друзья! Какой раскол в стране!
Какая грусть в кипении веселом!!
Да, именно так, разве что кипение не веселое, а, скорее, неизбывно
мрачное, безысходное клокотание черной вселенской хляби... А потому
перевернем страницу, сменим тембр. Побудем в ином звуковом ряду, нынче,
пожалуй, нам уже недоступном. У другого светоча:
"В 179* году возвращался я в Лифляндию с веселою мыслию обнять мою
старушку-мать после четырехлетней разлуки. Чем более приближался я к нашей
мызе, тем сильнее волновало меня нетерпение. Я погонял почтаря,
хладнокровного моего единоземца, и душевно жалел о русских ямщиках и об
удалой русской езде. К умножению досады, бричка моя сломалась. Я принужден
был остановиться".
И тут же - наждачная шершавость, обкатанная в валуны недавняя
словесность наших свежезамороженных лидеров:
"Чего хотят здоровые силы Маврикия, так это насущных, глубинных
перемен во всем полуколониальном укладе страны, над которой опять, в
который уже раз, повисла когтистая лапа транснациональных корпораций. Но
стяг Фронта освобождения, уверенно развевающийся..." И т.д.
По контрасту - арабские сладкоречивые нашептывания-сказки, где на
каждом шагу из-за тугого стана одалиски, подобный змеиному язычку, может
вымелькнуть кинжал! Эти плаксиво-страстные стоны, замешанные на
вожделении, вероломстве и гашише: "Клянусь Аллахом, госпожа моя Мириам,
записал Калам то, что судил Аллах, и люди сделали со мной хитрость, чтобы
я тебя продал, и хитрость вошла ко мне, и я продал тебя".
Еще, как бы искаженная расстоянием в тысячелетие, родная речь:
"В лето 6454. Ольга с сыномъ Святославом събра вои многы и храбры, и
иде на Деревьскую землю. И изыдоша Древляне противу; и снемъшемася обьма
полкома на купь, суну копьемъ Святославъ на Деревляны, и копье летъ
въсквози уши коневи и удари в ногы коневи: бъ бо въльми дътеск. И рече
Свенгельдьи Асмудъ: "князь уже почалъ; потягнемъ, дружино по князи". И
победиша Деревляны". Малолетний Святослав не смог толком бросить копье, но
победил. Это как-то ободряет даже теперь. А может, именно теперь.
И вот так, по методу контрастной бани, окунаясь то в один, то в
другой речевой поток, возможно, мы и сами не заметим, как окажемся вовсе
не там, где есть, вовсе не с теми, кто рядом, а может и вовсе не в тех
местах, где б нам хотелось быть. Ибо, ведь теперь-то, надеюсь, ясно стало,
что речь, рассказ, повествование - это неуправляемая стихия, и куда стихия
выносит - заранее неизвестно...
ПРОГНОЗ ПО КИЕВУ
Запад фонит 0,03-0,04, пик на вечерние часы. Видимость в тоннелях
метро нулевая. Тем, кому необходимо выйти на улицу, советуем держаться
теневой стороны.
Возможны налеты татаро-монголов из Керчи, которой возвращено древнее
название Тмутарахань. Горение поверхностных вод Днепра, благодаря
северо-западному ветру, перекинулось на левобережные районы, где, к
счастью, почти не осталось жителей.
Назначенный на четверг традиционный ход мучеников по Крещатику под
сомнением в связи с приближающейся пыльной бурей.
РЕМИНИСЦЕНЦИЯ
Любой мало-мальски наделенный воображением человек, полагаю, в тот
или другой момент жизни своей мог представить себя этаким губителем
Вселенной, на худой конец пилотом, что ли, "Энолы Гей", взявшимся за рычаг
бомбосброса и глядящим с непостижимым чувством на четкие кварталы
приморского города сквозь легкую августовскую дымку. Тут закрутка такая,
что самому Достоевскому не снилась: нормальному человеку, не фанату, не
истерику, потенциально образцовому семьянину и честному работнику вдруг
дано право и подтверждено всячески разными уставами и представлениями -
убить одним махом, за секундную вспышку сотни тысяч таких же, как он!
Ведь, небось, в машине едучи, пилот этот затормозит, юзом пойдет по
дороге, спасая кошку на шоссе, ведь племянницу свою трехлетнюю с нежностью
тетешкает у себя на коленях (а внизу таких племянниц - тысячи), и все
же... И все же дергает рычаг!
А может, как раз загвоздка в том, что у него воображения этого
самого, фантазии нет ни грамма, и лишь потом, из газет узнавши и снимков
насмотревшись, он хлопает себя по лбу: да что ж это я? Да как же вышло,
что именно я?!
В микроскопической степени что-то подобное я ощутил раз летом, когда
по ходу жизни возникло у нас на чердаке и вскоре разрослось до
фантастических размеров осиное гнездо. Обычно осиное гнездо - это
окружностью с железный рубль невесомое такое упругое образование с
десятком, не более, сотовых ячеек. А тут выросло разлапое, ни на что не
похожее страшилище, овеваемое ежесекундно тучами ос и гудящее, как
трансформатор. Женщинам стало страшно забираться на чердак, и обратились
ко мне.
О насекомых хоть и знаем достаточно, но мир этот для нас изнутри
абсолютно закрыт. С собакой, иной раз, контакт больше, чем с другим
человеком, да что там - с курицей, с мышью ручной - но вот с элементарным
сверчком запечным? С пчелой, наконец, хотя известно, что пчеловода она не
жалит и вроде признает, но признание это какое-то спиритическое,
потустороннее, как к мертвому непостижимому объекту. Словом, нет у нас
чувства биологического родства даже к самым симпатичным насекомым. А тут -
осы.
И вот, закрыв лицо марлей, с баллончиком "Примы" в руке, подобный
бомбардировщику "Энола Гей", я приближался к гнезду. А оно все так же
ровно гудело, влетали и вылетали сотни ос, и, судя по всему, могучий этот
доминион осиного мира был в самом расцвете. У нас (людей) представляется,
что такие вот насекомые коллективы, вроде муравейников, роев, как бы не
имеют личностного начала, в отличие, скажем, от индивидуальной мухи,
живущей сама за себя. Они там всего лишь часть целого, ничтожная часть. Об
этом думал я, осторожно поднимая баллончик и нацеливая его в самый
эпицентр химеры.
Б-ж-ж-ж-ж! Ядовитое облако окутало Хиросиму. Я дал еще несколько
залпов по окрестностям, чтобы расширить аэрозольную завесу и пресечь
подлет новых полчищ. Также беспокоило - не набросятся ли на меня
уцелевшие. Но где там!
Мощный гул гнезда будто схлопнулся в один миг; очумелые осы
выбирались из его лабиринтов и градом сыпались вниз, влетавшие в облако
также гибли. Весь этот строй сложнейших (внутри гнезда) и, наверное, еще
более причудливых пространственных связей гнезда с миром вовне,
простиравшихся на многие километры вдаль, в один миг был порушен, и осы,
бывшие дотоле всего лишь винтиками этого государства, теперь умирали
индивидуально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46