Неправильный обмен веществ - налаживаем
регулирование. Малокровие - бросаем все силы на кровообразование... В этой
повседневной кутерьме и хлопотах мы незаметно отдалились друг от друга. Я
возглавил отдел службы печени, Первый, это и понятно, занял почетное место
в коре головного мозга, а третий получил скромный, но ответственный
участок - сфинктер мочеиспускательного канала. Мы стали общаться реже. У
нас появились много помощников - молодые гены, нейроны, лейкоциты - с
такими горы можно своротить. Шли годы, богатырь наш взрослел.
И теперь, друзья мои, на пороге пятидесятилетнего юбилея, я все чаще
задумывались - где же мы допустили ошибку? Ведь набор хромосом был
великолепный. Наследственность - превосходная. Все системы, все службы
работали нормально, на совесть. Нельзя грешить и на нас, генов - мол, в
чем-то недосмотрели, допустили брак, а там поехало. Ничего подобного, все
хотели как лучше.
Как же получился у нас этот ожирелый недоумок? Как могли мы,
державшие все задатки в руках, вырастить такого огромного, вульгарного
обывателя? Этого скучного хама, что пользуется своим прекрасно
сконструированным мозгом лишь для того, чтобы думать о жратве, о выпивке,
бабах и деньгах! Или составляет хитроумные комбинации, чтобы обжулить
кого-нибудь. И Первый, наш светоч, участвует в этом. Иной раз мне хочется,
чтобы там, наверху, поскорей разразился инсульт.
Я вижу, как апатия, безразличие охватывают моих коллег по
пищеварительному тракту. Всюду царят упадок и разложение. Где тот былой
энтузиазм поры начала? Работают без огонька, спустя рукава, перерождаются,
жиреют, думают лишь о собственном благополучии, забыв, что от состояния
всего организма зависит судьба каждой отдельной клетки. И такое везде.
Третьему, пожалуй, проще всех - знай открывай да закрывай сфинктер,
эта однообразная, отупляющая работа помогает как-то отвлечься, забыться.
Хотя и там нарастают неполадки, простатит, то-се. Третий, между нами
говоря, звезд с неба никогда не хватал, это честный исполнительный
труженик. Я думаю, что и он в глубине души страдает от нашей неудачи,
возможно, корит себя...
Хотя - за что?
А я? С тех пор, как вырезали желчный пузырь, работы заметно
поубавилось, и я по свободе все думаю, думаю. Такие возможности, такие
многообещающие предпосылки... Ночи провожу без сна. Этот алкоголик не
бережет ничего, что создавалось с таким трудом, печень вконец разрушена,
цирроз. Я с грустью вспоминаю, как тщательно выращивали мы каждую
клеточку, чтобы получить лучшую в мире печень - и она была такой, могу
поклясться.
Единственная надежда на нашу смену, на гены, созревающие в этом
ублюдке, провалилась; он может плодить даунов. Мы потерпели страшную
катастрофу, неизвестно в какой день - то ли когда он впервые напился, то
ли когда начал бесконтрольно врать, а может, когда связался со своей
первой женой, с ее непобедимым укладом наседки-хищницы. Мы оказались
бессильны против его окружения. Сделанное нами изнутри представлялось
безупречным, снаружи, однако, оказалось страшно уязвимым. Почему?
Ведь иммунитет, спорт, общая здоровая конституция...
Нам остается лишь медленно перерождаться в жировую ткань и погибать в
этом тучном, заживо разлагающемся организме. В чем же наша вина, что
просмотрели мы, чего недоучли?..
НЕКРОЛОГ
С нормальными чувствами сообщаем о случившейся на днях своевременной
и достаточно заслуженной кончине магистра Пиотровского А.Г.
Как известно, магистр подвизался на поприще псевдонаучного
ответвления фундаментальной академической дисциплины, именуемой популярно
"стогастика" и занимающейся, в основном, вопросами нематематических
преобразований. В сферу стогастики, таким образом, входят идеальные
объекты, в принципе неформализуемые и не обладающие явным количественным
выражением. Магистр Пиотровский, имея дело с умозрительными сущностями,
такими как "совесть", или же "абсолют", весь свой немалый, надо признать,
потенциал сосредоточил на прохождении заведомо тупикового пути, а именно:
определении объема, так сказать, и формы этих сугубых условностей,
представлении таковых в наглядном виде, скажем, на экране дисплея, и
вообще рассматривал последнее как оперативный материал. В представлениях
покойного магистра гипотетическая область воображения занимает чуть ли не
главенствующее место, обнимая собою целый космос, а часто и далее.
Основной принцип его, не раз опровергнутый ведущими стогастами страны,
звучит так: все сущее - воображено, следовательно, воображенное, химера
есть все то, что мы привыкли полагать твердой реальностью. Пиотровский
утверждает (заблуждаясь, разумеется), что мир был воображен однажды
верховным существом и населен субъекто-объектами этой вселенской фантазии
(это мы с вами!), способными, в свою очередь, на автономное воображение,
т.е. на создание иллюзии внутри иллюзии. Выражение "искра божья", по
магистру следует толковать буквально, как вторичную частицу изначального
творения.
Гроб с останками покойного будет помещен в боеголовку ракеты и
выстрелен в пространство.
УРАГАН ДЖИНО
Перед этим Шкляр помнит немногое - вечереющая улица, по которой
спешили они с женой, обремененные какой-то ношей, покупками, снедью, вроде
помидор, а почему спешили - рядом совсем, за флагштоком горсовета
громоздилась туча, темная до трупной фиолетовости, и оттуда рокотала,
близилась немолчная канонада грома, но - без молний, что необычно. И еще
помнил, жена еще воскликнула, оглянувшись - о, ураган! И после этого
впечатления Шкляра недостоверны.
В частности, откуда взялась столешница, в которую он вцепился смаху,
в момент проваливания - ведь сперва показалось, что они ухнули в какую-то
шахту под брусчаткой и камнем летят ко дну, в кромешной тьме, в куче хлама
и обломков - когда вдруг его на какой-то миг вытолкнуло из этой шахтной
черноты, и в ошеломленном сознании запечатлелись громады сизых туч, а в
просветах - кварталы уходящего вниз, убывающего, уменьшающегося города. И
снова - совершенно однородная, непроницаемая толща тумана, и в ней -
как-то захребетно это ощутилось - кружило его, закручивало по гигантской
дуге, так, что дух спирало и не было сил даже заорать. Шкляр перевалился
набок на своей столешнице (она дрожала и гудела от напора воздуха, словно
бубен), и, вцепившись в ее края, будто распятый, несся в этой тьме, среди
адских завихрений, то швырявших в неисповедимые низины, то опять
взметавших его вверх, подобно камню из пращи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
регулирование. Малокровие - бросаем все силы на кровообразование... В этой
повседневной кутерьме и хлопотах мы незаметно отдалились друг от друга. Я
возглавил отдел службы печени, Первый, это и понятно, занял почетное место
в коре головного мозга, а третий получил скромный, но ответственный
участок - сфинктер мочеиспускательного канала. Мы стали общаться реже. У
нас появились много помощников - молодые гены, нейроны, лейкоциты - с
такими горы можно своротить. Шли годы, богатырь наш взрослел.
И теперь, друзья мои, на пороге пятидесятилетнего юбилея, я все чаще
задумывались - где же мы допустили ошибку? Ведь набор хромосом был
великолепный. Наследственность - превосходная. Все системы, все службы
работали нормально, на совесть. Нельзя грешить и на нас, генов - мол, в
чем-то недосмотрели, допустили брак, а там поехало. Ничего подобного, все
хотели как лучше.
Как же получился у нас этот ожирелый недоумок? Как могли мы,
державшие все задатки в руках, вырастить такого огромного, вульгарного
обывателя? Этого скучного хама, что пользуется своим прекрасно
сконструированным мозгом лишь для того, чтобы думать о жратве, о выпивке,
бабах и деньгах! Или составляет хитроумные комбинации, чтобы обжулить
кого-нибудь. И Первый, наш светоч, участвует в этом. Иной раз мне хочется,
чтобы там, наверху, поскорей разразился инсульт.
Я вижу, как апатия, безразличие охватывают моих коллег по
пищеварительному тракту. Всюду царят упадок и разложение. Где тот былой
энтузиазм поры начала? Работают без огонька, спустя рукава, перерождаются,
жиреют, думают лишь о собственном благополучии, забыв, что от состояния
всего организма зависит судьба каждой отдельной клетки. И такое везде.
Третьему, пожалуй, проще всех - знай открывай да закрывай сфинктер,
эта однообразная, отупляющая работа помогает как-то отвлечься, забыться.
Хотя и там нарастают неполадки, простатит, то-се. Третий, между нами
говоря, звезд с неба никогда не хватал, это честный исполнительный
труженик. Я думаю, что и он в глубине души страдает от нашей неудачи,
возможно, корит себя...
Хотя - за что?
А я? С тех пор, как вырезали желчный пузырь, работы заметно
поубавилось, и я по свободе все думаю, думаю. Такие возможности, такие
многообещающие предпосылки... Ночи провожу без сна. Этот алкоголик не
бережет ничего, что создавалось с таким трудом, печень вконец разрушена,
цирроз. Я с грустью вспоминаю, как тщательно выращивали мы каждую
клеточку, чтобы получить лучшую в мире печень - и она была такой, могу
поклясться.
Единственная надежда на нашу смену, на гены, созревающие в этом
ублюдке, провалилась; он может плодить даунов. Мы потерпели страшную
катастрофу, неизвестно в какой день - то ли когда он впервые напился, то
ли когда начал бесконтрольно врать, а может, когда связался со своей
первой женой, с ее непобедимым укладом наседки-хищницы. Мы оказались
бессильны против его окружения. Сделанное нами изнутри представлялось
безупречным, снаружи, однако, оказалось страшно уязвимым. Почему?
Ведь иммунитет, спорт, общая здоровая конституция...
Нам остается лишь медленно перерождаться в жировую ткань и погибать в
этом тучном, заживо разлагающемся организме. В чем же наша вина, что
просмотрели мы, чего недоучли?..
НЕКРОЛОГ
С нормальными чувствами сообщаем о случившейся на днях своевременной
и достаточно заслуженной кончине магистра Пиотровского А.Г.
Как известно, магистр подвизался на поприще псевдонаучного
ответвления фундаментальной академической дисциплины, именуемой популярно
"стогастика" и занимающейся, в основном, вопросами нематематических
преобразований. В сферу стогастики, таким образом, входят идеальные
объекты, в принципе неформализуемые и не обладающие явным количественным
выражением. Магистр Пиотровский, имея дело с умозрительными сущностями,
такими как "совесть", или же "абсолют", весь свой немалый, надо признать,
потенциал сосредоточил на прохождении заведомо тупикового пути, а именно:
определении объема, так сказать, и формы этих сугубых условностей,
представлении таковых в наглядном виде, скажем, на экране дисплея, и
вообще рассматривал последнее как оперативный материал. В представлениях
покойного магистра гипотетическая область воображения занимает чуть ли не
главенствующее место, обнимая собою целый космос, а часто и далее.
Основной принцип его, не раз опровергнутый ведущими стогастами страны,
звучит так: все сущее - воображено, следовательно, воображенное, химера
есть все то, что мы привыкли полагать твердой реальностью. Пиотровский
утверждает (заблуждаясь, разумеется), что мир был воображен однажды
верховным существом и населен субъекто-объектами этой вселенской фантазии
(это мы с вами!), способными, в свою очередь, на автономное воображение,
т.е. на создание иллюзии внутри иллюзии. Выражение "искра божья", по
магистру следует толковать буквально, как вторичную частицу изначального
творения.
Гроб с останками покойного будет помещен в боеголовку ракеты и
выстрелен в пространство.
УРАГАН ДЖИНО
Перед этим Шкляр помнит немногое - вечереющая улица, по которой
спешили они с женой, обремененные какой-то ношей, покупками, снедью, вроде
помидор, а почему спешили - рядом совсем, за флагштоком горсовета
громоздилась туча, темная до трупной фиолетовости, и оттуда рокотала,
близилась немолчная канонада грома, но - без молний, что необычно. И еще
помнил, жена еще воскликнула, оглянувшись - о, ураган! И после этого
впечатления Шкляра недостоверны.
В частности, откуда взялась столешница, в которую он вцепился смаху,
в момент проваливания - ведь сперва показалось, что они ухнули в какую-то
шахту под брусчаткой и камнем летят ко дну, в кромешной тьме, в куче хлама
и обломков - когда вдруг его на какой-то миг вытолкнуло из этой шахтной
черноты, и в ошеломленном сознании запечатлелись громады сизых туч, а в
просветах - кварталы уходящего вниз, убывающего, уменьшающегося города. И
снова - совершенно однородная, непроницаемая толща тумана, и в ней -
как-то захребетно это ощутилось - кружило его, закручивало по гигантской
дуге, так, что дух спирало и не было сил даже заорать. Шкляр перевалился
набок на своей столешнице (она дрожала и гудела от напора воздуха, словно
бубен), и, вцепившись в ее края, будто распятый, несся в этой тьме, среди
адских завихрений, то швырявших в неисповедимые низины, то опять
взметавших его вверх, подобно камню из пращи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46