Доктор об этом наверняка спросит.
Его собеседник поколебался, но уступил.
- Насколько я понял, это был призыв к покаянию; вы, наверное, с
подобным уже встречались - когда некто объявляет о наступлении Судного
дня. По словам миссис Либоди, жители Трейна должны покаяться, и в страхе
перед бедствиями, муками и адским пламенем должны молить о прощении.
Довольно сектантские призывы, я бы сказал. Как-то, знаете ли, мрачно. И,
кроме того, они должны избегать любых контактов с жителями Мидвича,
которые уже страдают от Божьего недовольства. Если жители Трейна не
одумаются и не встанут на путь истинный, неотвратимая кара настигнет и их.
- О, - еле сдерживаясь, проговорил мистер Либоди. - Она не сказала, в
чем выражаются наши страдания?
- Кара Божья, - сказал викарий из Трейна. - Точнее говоря, наказание
в виде... э... детей. Это, конечно, вызвало скабрезные шутки и
сквернословие... Прискорбное зрелище. Конечно, как только моя жена
обратила внимание на... э... состояние миссис Либоди, дело стало понятнее,
хотя и не менее угнетающим. Я... а, вот и доктор Уиллерс. - Он с
облегчением замолчал.
Неделю спустя, средь бела дня, миссис Либоди заняла позицию на нижней
ступеньке памятника жертвам войны и приготовилась к выступлению. По этому
случаю она оделась в мешковину, ноги ее были босы, а волосы посыпаны
пеплом. К счастью, народу в это время было немного, и миссис Брант отвела
ее домой, прежде чем она успела всерьез начать свою проповедь. Уже через
час по всему поселку шли пересуды, но сама речь так и осталась
непроизнесенной.
Мидвич ничуть не встревожился, и, когда вскоре последовала новость,
что доктор Уиллерс рекомендовал миссис Либоди отдохнуть в частной
лечебнице, это восприняли скорее с жалостью, чем с удивлением.
Примерно в середине марта Алан и Феррелин впервые после свадьбы
приехали в Мидвич. Пока Феррелин, ожидая увольнения Алана из армии, жила в
маленьком шотландском городке среди незнакомых людей, Антея не хотела
беспокоить ее, рассказывая в письме о положении дел; теперь же сделать это
было необходимо.
По мере того, как Антея обрисовывала ситуацию в Мидвиче, выражение
лица Алана становилось все более озабоченным. Феррелин же слушала не
перебивая, лишь поглядывая время от времени на Алана. Она первой нарушила
наступившую тишину.
- Знаете, у меня такое чувство, что все это слишком уж странно. Я
хочу сказать, этого не может быть... - Она замолчала, пораженная
неожиданной мыслью. - О, какой ужас! Для бедного Алана это просто удар в
спину. Это же просто насилие! Это отвратительно! Это может быть основанием
для развода? Ты хочешь развестись, дорогой?
Зеллаби, чуть прищурившись, смотрел на дочь.
Алан положил свою руку на руку Феррелин.
- Я думаю, мы можем с этим немного подождать, правда? - сказал он.
- О, - сказала Феррелин, переплетая его пальцы со своими. Она долго
смотрела на мужа, затем, перехватив взгляд отца, попросила Антею подробнее
рассказать об отношении к происшедшему жителей поселка. Полчаса спустя они
вышли, оставив мужчин вдвоем. Алан едва дождался, пока дверь за ними
закроется.
- Я бы сказал, сэр, что это удар в лицо.
- Боюсь, что да, - согласился Зеллаби. - Я могу только одно сказать в
утешение - рано или поздно шок проходит. Самое болезненное тут - открытая
атака на человеческие предубеждения; я имею в виду прежде всего нас,
мужчин. Для женщин это, к несчастью, лишь первый барьер. Я с восхищением
любуюсь силой их духа, хотя, конечно, в этой истории мало что способно
внушить восхищение.
Алан покачал головой.
- Для Феррелин это будет ужасный удар - так же как и для Антеи, -
добавил он поспешно. - Конечно, нельзя ожидать, что Феррелин сразу
осознает все последствия. Потребуется некоторое время...
- Мой дорогой друг, - сказал Зеллаби, - как муж Феррелин, вы имеете
право думать о ней все, что угодно, но, ради собственного спокойствия, вы
не должны делать лишь одного - недооценивать ее. Уверяю вас, Феррелин все
прекрасно поняла. Сомневаюсь, что она упустила хоть что-нибудь. Конечно
же, она все поняла, а такое легкомысленное замечание сделала только
потому, что знала, что если будет выглядеть обеспокоенной, то и вы будете
беспокоиться за нее.
- Вы так думаете? - уныло спросил Алан.
- Да, - сказал Зеллаби. - Более того, с ее стороны это весьма
разумно. Бесплодные волнения утомляют. Лучшее, что можно сделать, - не
выказывать своего беспокойства и поддерживать остальных, конечно, не
забывая о необходимых практических и организационных шагах. Предлагаю вам
ознакомиться с плодами моей достаточно интенсивной деятельности.
Что можно было бы делать еще - это активнее пропагандировать
Современную Науку и Здравый Смысл, но тактично. Вы даже не представляете,
сколько древних поговорок, многозначительных примет, старушечьих
откровений, цыганских гаданий и прочих глупостей всплыло в поселке за
последнее время. Мы превратились в сокровищницу для собирателей фольклора.
Знаете ли вы, например, что в нынешних обстоятельствах опасно проходить
через ворота кладбища в пятницу? Что носить зеленое практически
равносильно самоубийству? Что есть булочки с тмином в высшей степени
неразумно? Вам известно, что если упавший нож или игла воткнется острием в
пол, то будет мальчик? Нет? Я так и думал. Но это неважно. Я собираю букет
из этой цветной капусты человеческой премудрости в надежде, что это
заинтересует моих издателей.
С деланной вежливостью Алан осведомился, как продвигается его
Очередной Труд. Зеллаби грустно вздохнул.
- Я должен сдать окончательный вариант "Сумерек Британии" к концу
следующего месяца. Пока что я написал три главы этого якобы современного
труда. Если бы я помнил, о чем там речь, то наверняка счел бы их сейчас
устаревшими. Трудно сосредоточиться, когда над головой висит топор.
- Меня больше всего поражает, как вам удается держать все это в
тайне. Я бы сказал, что у вас нет никаких шансов, - заметил Алан.
- Я бы тоже так сказал, - согласился Зеллаби. - Я сам до сих пор
удивляюсь. Может, это что-то вроде "Большой Лжи" Гитлера, только наоборот
- слишком много правды, чтобы в нее поверить? Должен сказать, и в Оппли, и
в Стоуче о некоторых из нас говорят весьма нелестные вещи. Мне приходилось
слышать, будто в День всех святых мы тут предавались оргиям. Однако - и
это весьма похвально - наши люди на провокации не поддаются.
- Неужели всего в миле отсюда никто не имеет понятия, что произошло
на самом деле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Его собеседник поколебался, но уступил.
- Насколько я понял, это был призыв к покаянию; вы, наверное, с
подобным уже встречались - когда некто объявляет о наступлении Судного
дня. По словам миссис Либоди, жители Трейна должны покаяться, и в страхе
перед бедствиями, муками и адским пламенем должны молить о прощении.
Довольно сектантские призывы, я бы сказал. Как-то, знаете ли, мрачно. И,
кроме того, они должны избегать любых контактов с жителями Мидвича,
которые уже страдают от Божьего недовольства. Если жители Трейна не
одумаются и не встанут на путь истинный, неотвратимая кара настигнет и их.
- О, - еле сдерживаясь, проговорил мистер Либоди. - Она не сказала, в
чем выражаются наши страдания?
- Кара Божья, - сказал викарий из Трейна. - Точнее говоря, наказание
в виде... э... детей. Это, конечно, вызвало скабрезные шутки и
сквернословие... Прискорбное зрелище. Конечно, как только моя жена
обратила внимание на... э... состояние миссис Либоди, дело стало понятнее,
хотя и не менее угнетающим. Я... а, вот и доктор Уиллерс. - Он с
облегчением замолчал.
Неделю спустя, средь бела дня, миссис Либоди заняла позицию на нижней
ступеньке памятника жертвам войны и приготовилась к выступлению. По этому
случаю она оделась в мешковину, ноги ее были босы, а волосы посыпаны
пеплом. К счастью, народу в это время было немного, и миссис Брант отвела
ее домой, прежде чем она успела всерьез начать свою проповедь. Уже через
час по всему поселку шли пересуды, но сама речь так и осталась
непроизнесенной.
Мидвич ничуть не встревожился, и, когда вскоре последовала новость,
что доктор Уиллерс рекомендовал миссис Либоди отдохнуть в частной
лечебнице, это восприняли скорее с жалостью, чем с удивлением.
Примерно в середине марта Алан и Феррелин впервые после свадьбы
приехали в Мидвич. Пока Феррелин, ожидая увольнения Алана из армии, жила в
маленьком шотландском городке среди незнакомых людей, Антея не хотела
беспокоить ее, рассказывая в письме о положении дел; теперь же сделать это
было необходимо.
По мере того, как Антея обрисовывала ситуацию в Мидвиче, выражение
лица Алана становилось все более озабоченным. Феррелин же слушала не
перебивая, лишь поглядывая время от времени на Алана. Она первой нарушила
наступившую тишину.
- Знаете, у меня такое чувство, что все это слишком уж странно. Я
хочу сказать, этого не может быть... - Она замолчала, пораженная
неожиданной мыслью. - О, какой ужас! Для бедного Алана это просто удар в
спину. Это же просто насилие! Это отвратительно! Это может быть основанием
для развода? Ты хочешь развестись, дорогой?
Зеллаби, чуть прищурившись, смотрел на дочь.
Алан положил свою руку на руку Феррелин.
- Я думаю, мы можем с этим немного подождать, правда? - сказал он.
- О, - сказала Феррелин, переплетая его пальцы со своими. Она долго
смотрела на мужа, затем, перехватив взгляд отца, попросила Антею подробнее
рассказать об отношении к происшедшему жителей поселка. Полчаса спустя они
вышли, оставив мужчин вдвоем. Алан едва дождался, пока дверь за ними
закроется.
- Я бы сказал, сэр, что это удар в лицо.
- Боюсь, что да, - согласился Зеллаби. - Я могу только одно сказать в
утешение - рано или поздно шок проходит. Самое болезненное тут - открытая
атака на человеческие предубеждения; я имею в виду прежде всего нас,
мужчин. Для женщин это, к несчастью, лишь первый барьер. Я с восхищением
любуюсь силой их духа, хотя, конечно, в этой истории мало что способно
внушить восхищение.
Алан покачал головой.
- Для Феррелин это будет ужасный удар - так же как и для Антеи, -
добавил он поспешно. - Конечно, нельзя ожидать, что Феррелин сразу
осознает все последствия. Потребуется некоторое время...
- Мой дорогой друг, - сказал Зеллаби, - как муж Феррелин, вы имеете
право думать о ней все, что угодно, но, ради собственного спокойствия, вы
не должны делать лишь одного - недооценивать ее. Уверяю вас, Феррелин все
прекрасно поняла. Сомневаюсь, что она упустила хоть что-нибудь. Конечно
же, она все поняла, а такое легкомысленное замечание сделала только
потому, что знала, что если будет выглядеть обеспокоенной, то и вы будете
беспокоиться за нее.
- Вы так думаете? - уныло спросил Алан.
- Да, - сказал Зеллаби. - Более того, с ее стороны это весьма
разумно. Бесплодные волнения утомляют. Лучшее, что можно сделать, - не
выказывать своего беспокойства и поддерживать остальных, конечно, не
забывая о необходимых практических и организационных шагах. Предлагаю вам
ознакомиться с плодами моей достаточно интенсивной деятельности.
Что можно было бы делать еще - это активнее пропагандировать
Современную Науку и Здравый Смысл, но тактично. Вы даже не представляете,
сколько древних поговорок, многозначительных примет, старушечьих
откровений, цыганских гаданий и прочих глупостей всплыло в поселке за
последнее время. Мы превратились в сокровищницу для собирателей фольклора.
Знаете ли вы, например, что в нынешних обстоятельствах опасно проходить
через ворота кладбища в пятницу? Что носить зеленое практически
равносильно самоубийству? Что есть булочки с тмином в высшей степени
неразумно? Вам известно, что если упавший нож или игла воткнется острием в
пол, то будет мальчик? Нет? Я так и думал. Но это неважно. Я собираю букет
из этой цветной капусты человеческой премудрости в надежде, что это
заинтересует моих издателей.
С деланной вежливостью Алан осведомился, как продвигается его
Очередной Труд. Зеллаби грустно вздохнул.
- Я должен сдать окончательный вариант "Сумерек Британии" к концу
следующего месяца. Пока что я написал три главы этого якобы современного
труда. Если бы я помнил, о чем там речь, то наверняка счел бы их сейчас
устаревшими. Трудно сосредоточиться, когда над головой висит топор.
- Меня больше всего поражает, как вам удается держать все это в
тайне. Я бы сказал, что у вас нет никаких шансов, - заметил Алан.
- Я бы тоже так сказал, - согласился Зеллаби. - Я сам до сих пор
удивляюсь. Может, это что-то вроде "Большой Лжи" Гитлера, только наоборот
- слишком много правды, чтобы в нее поверить? Должен сказать, и в Оппли, и
в Стоуче о некоторых из нас говорят весьма нелестные вещи. Мне приходилось
слышать, будто в День всех святых мы тут предавались оргиям. Однако - и
это весьма похвально - наши люди на провокации не поддаются.
- Неужели всего в миле отсюда никто не имеет понятия, что произошло
на самом деле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60