У Каэ звенело в ушах – не то от эха, не то от напряжения.
Он вышел прямо из стены – не из трещины, как делали это подданные Сокорро, но как это и полагается призраку. И двинулся прямо к Каэтане, не касаясь поверхности воды. Следов он тоже никаких не оставлял. Это был тот самый диковинный гость, что явился Нингишзиде в пламени Истины в далеком отсюда Сонандане. И вместо лица у него был овальный провал, сквозь который можно было рассмотреть старую, когда-то коричневую ткань капюшона. На призраке была истрепанная хламида, каштановые с сединой волосы мягкими завитками ложились на плечи.
Она узнала его сразу:
– Олорун!
Он протянул к ней руки, и Интагейя Сангасойя, Богиня Истины и Сути, бросилась в объятия своего брата – странного бога Олоруна, мудреца и вечного странника.
– Я знал, что ты придешь! Как я рад слышать тебя после стольких лет разлуки...
От внимания Каэтаны не ускользнуло, что ее брат произнес «слышать» вместо «видеть».
– Что с тобой, Олорун?
Бессмертный обнял ее еще раз, его руки были почти бесплотными, и все же она чувствовала их прикосновения, тепло, нежность.
– Меня почти что и нет, девочка. Я настолько не существую, что уже не в состоянии тебя видеть. Только слышу и могу говорить. Я прикован к этому месту больше, чем любой катхэксин. Так уж сложилось. Но ты здесь, и это главное: надеюсь, я успею все тебе рассказать... – И тут же добавил серьезно: – Надеюсь, ты понимаешь: все, что я сам знаю. Того, что мне неизвестно, в мире гораздо больше. А кто это там так громко дышит?
– Это Сокорро – правитель.
– Владыка всех катхэксинов, хорхутов и дапаонов? Что ж, если он на твоей стороне, то ты превзошла мои ожидания. Здравствуй, Сокорро.
– Здравствуй и ты, – ответил владыка дапаонов странным голосом. Олоруна побаивался и он.
– Как ты очутился здесь? – спросила Каэтана, ощупывая Олоруна.
– Это долгая история, дорогая моя девочка. И ты сама прекрасно знаешь, кто мог так жестоко расправиться со мной.
– Неужели он всесилен? – с тоской спросила она.
– Нет, конечно. Но я оказался слабее. Впрочем, на победу я и не рассчитывал, мне просто нужно было кое-что проверить. И то, что я все еще существую, это уже много. Когда я понял, что сила моя иссякает и вскоре Олоруна не станет, ибо там, на поверхности, Мелькарт способен был дотянуться до меня, я отправился на Джемар и затаился до тех пор, пока не наступил день Взаимопроникновения. Я воспользовался этим миром, чтобы укрыться от нашего врага. Как видишь, мне это помогло.
Олорун мягко улыбнулся:
– Только не скорби обо мне – это ненужное, бесцельное состояние. Я жив и еще долго буду жить. А для тебя главное – отстоять Арнемвенд.
– Расскажи мне о себе, – попросила Каэ умоляюще.
– Не могу, к сожалению. Иначе ты останешься здесь. Я и сам невероятно рад тебя слышать, но не надо от радости становиться глупцами.
Начну с главного: когда я писал Таабата Шарран, я был уверен, что однажды известный нам мир придет к своему концу. И я оказался прав. Но только когда стала подтверждаться моя правота, возникло дополнительное условие, которое полностью разрушило все предыдущие построения. И это условие – ты, дорогая Каэ. То, что ты делаешь вот уже долгое время, – абсолютно невозможно. Ты превзошла себя, и это не похвала, а констатация. Ты – Богиня Истины, но ведь испокон веков повелось, что Истин есть бесконечное множество – все зависит от того, что подходит для данного мироустройства. И вдруг ты заявляешь, что Истина одна, и выстраиваешь вокруг пространство, целый мир, которого просто не могло быть до тебя: Смерть рядом с тобой вдруг начинает ценить чужую жизнь, трусы становятся храбрецами, убийцы – героями, люди покидают Мост, чтобы прийти к тебе на помощь, – а это вообще немыслимо, девочка!
Недавно ты сумела стать сродни драконам, и они признали тебя существом своей крови. И выяснилось, что на Арнемвенде есть одна-единственная Истина на всех. Ты доказала то, что прежде считалось невозможным.
Может, ты сумеешь опровергнуть и неизбежный конец этого света? Главное – найти подходящую цену, как ты говоришь. Понять, что нужно отдать, чем заплатить за то, чтобы жизнь восторжествовала...
А теперь, Каэ, дорогая, освободи их и торопись обратно. Времени осталось совсем немного.
Каэтана обернулась к Сокорро, и он кивнул ей дружелюбно и весело.
– Отпускаю, отпускаю. Как все-таки действует присутствие этого призрака.
Олорун осуждающе покачал головой, но возражать не стал – берег время. Только еще раз на прощание обнял Каэтану, пытаясь согреть ее своим теплом и любовью, Бог Мудрости знал, как они потребуются ей в дальнейшем.
А катхэксин тем временем поторопился к торцевой стене, на которой виднелись темные распятые силуэты четырех фигур. Не дойдя до них нескольких шагов, он воздел огромные когтистые лапы к сводам зала и произнес нараспев несколько фраз на тягучем, незнакомом Каэ языке. Повинуясь его приказу, фигуры тяжело зашевелились и мешками плюхнулись в воду.
Каэтана бросилась к ним.
ЧАСТЬ 2
В летней королевской резиденции, что на окраине Сетубала, на самом берегу лазурных вод Тритонова залива, двое нынешних владык Эль-Хассасина только что поднялись из-за обеденного стола. Правду говоря, не просто поднялись, но выскочили самым неподобающим образом, повергнув вышколенных слуг в смятение и ужас. Слугам вообще было непросто привыкать к прихотям новых правителей после того, как долгие годы они служили мрачному и грозному Чаршамбе Нонгакаю.
– Что-то ты плохо выглядишь, Рорайма, – сказал Меджадай Кройден, когда убедился в том, что их не могут услышать посторонние. – У тебя усталый вид и глаза красные. Но мы же не на марше – и неделя выдалась спокойной.
– Все в порядке, Медж. Просто плохо спал, – отмахнулся Рорайма. – Снилась какая-то гадость, теперь даже не помню, что именно.
– Может, хочешь отдохнуть после еды?
– Нет, иначе я совсем обленюсь. Мы и так почти ничего не делаем с тех пор, как заняли трон Чаршамбы...
Кройден только плечами пожал – он никогда не стремился к верховной власти и все еще не мог до конца привыкнуть к мысли, что казавшийся вечным как бог Чаршамба покинул этот мир и что власть в Эль-Хассасине теперь принадлежит ему – Кройдену – и Рорайме Ретимнону.
Любому политику прекрасно известно, что если после смерти короля его преемник сразу не занимает престол, стране грозит долгая и кровавая междоусобица. А поскольку владыка Эль-Хассасина умер бездетным, не оставив наследника, государство чуть было не уподобилось кораблику, попавшему во власть шторма. Однако военачальники Чаршамбы были мудры и многоопытны: Харманли Терджен вызвал троих основных претендентов на трон в Сетубал, а им хватило разума не начинать войну за власть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Он вышел прямо из стены – не из трещины, как делали это подданные Сокорро, но как это и полагается призраку. И двинулся прямо к Каэтане, не касаясь поверхности воды. Следов он тоже никаких не оставлял. Это был тот самый диковинный гость, что явился Нингишзиде в пламени Истины в далеком отсюда Сонандане. И вместо лица у него был овальный провал, сквозь который можно было рассмотреть старую, когда-то коричневую ткань капюшона. На призраке была истрепанная хламида, каштановые с сединой волосы мягкими завитками ложились на плечи.
Она узнала его сразу:
– Олорун!
Он протянул к ней руки, и Интагейя Сангасойя, Богиня Истины и Сути, бросилась в объятия своего брата – странного бога Олоруна, мудреца и вечного странника.
– Я знал, что ты придешь! Как я рад слышать тебя после стольких лет разлуки...
От внимания Каэтаны не ускользнуло, что ее брат произнес «слышать» вместо «видеть».
– Что с тобой, Олорун?
Бессмертный обнял ее еще раз, его руки были почти бесплотными, и все же она чувствовала их прикосновения, тепло, нежность.
– Меня почти что и нет, девочка. Я настолько не существую, что уже не в состоянии тебя видеть. Только слышу и могу говорить. Я прикован к этому месту больше, чем любой катхэксин. Так уж сложилось. Но ты здесь, и это главное: надеюсь, я успею все тебе рассказать... – И тут же добавил серьезно: – Надеюсь, ты понимаешь: все, что я сам знаю. Того, что мне неизвестно, в мире гораздо больше. А кто это там так громко дышит?
– Это Сокорро – правитель.
– Владыка всех катхэксинов, хорхутов и дапаонов? Что ж, если он на твоей стороне, то ты превзошла мои ожидания. Здравствуй, Сокорро.
– Здравствуй и ты, – ответил владыка дапаонов странным голосом. Олоруна побаивался и он.
– Как ты очутился здесь? – спросила Каэтана, ощупывая Олоруна.
– Это долгая история, дорогая моя девочка. И ты сама прекрасно знаешь, кто мог так жестоко расправиться со мной.
– Неужели он всесилен? – с тоской спросила она.
– Нет, конечно. Но я оказался слабее. Впрочем, на победу я и не рассчитывал, мне просто нужно было кое-что проверить. И то, что я все еще существую, это уже много. Когда я понял, что сила моя иссякает и вскоре Олоруна не станет, ибо там, на поверхности, Мелькарт способен был дотянуться до меня, я отправился на Джемар и затаился до тех пор, пока не наступил день Взаимопроникновения. Я воспользовался этим миром, чтобы укрыться от нашего врага. Как видишь, мне это помогло.
Олорун мягко улыбнулся:
– Только не скорби обо мне – это ненужное, бесцельное состояние. Я жив и еще долго буду жить. А для тебя главное – отстоять Арнемвенд.
– Расскажи мне о себе, – попросила Каэ умоляюще.
– Не могу, к сожалению. Иначе ты останешься здесь. Я и сам невероятно рад тебя слышать, но не надо от радости становиться глупцами.
Начну с главного: когда я писал Таабата Шарран, я был уверен, что однажды известный нам мир придет к своему концу. И я оказался прав. Но только когда стала подтверждаться моя правота, возникло дополнительное условие, которое полностью разрушило все предыдущие построения. И это условие – ты, дорогая Каэ. То, что ты делаешь вот уже долгое время, – абсолютно невозможно. Ты превзошла себя, и это не похвала, а констатация. Ты – Богиня Истины, но ведь испокон веков повелось, что Истин есть бесконечное множество – все зависит от того, что подходит для данного мироустройства. И вдруг ты заявляешь, что Истина одна, и выстраиваешь вокруг пространство, целый мир, которого просто не могло быть до тебя: Смерть рядом с тобой вдруг начинает ценить чужую жизнь, трусы становятся храбрецами, убийцы – героями, люди покидают Мост, чтобы прийти к тебе на помощь, – а это вообще немыслимо, девочка!
Недавно ты сумела стать сродни драконам, и они признали тебя существом своей крови. И выяснилось, что на Арнемвенде есть одна-единственная Истина на всех. Ты доказала то, что прежде считалось невозможным.
Может, ты сумеешь опровергнуть и неизбежный конец этого света? Главное – найти подходящую цену, как ты говоришь. Понять, что нужно отдать, чем заплатить за то, чтобы жизнь восторжествовала...
А теперь, Каэ, дорогая, освободи их и торопись обратно. Времени осталось совсем немного.
Каэтана обернулась к Сокорро, и он кивнул ей дружелюбно и весело.
– Отпускаю, отпускаю. Как все-таки действует присутствие этого призрака.
Олорун осуждающе покачал головой, но возражать не стал – берег время. Только еще раз на прощание обнял Каэтану, пытаясь согреть ее своим теплом и любовью, Бог Мудрости знал, как они потребуются ей в дальнейшем.
А катхэксин тем временем поторопился к торцевой стене, на которой виднелись темные распятые силуэты четырех фигур. Не дойдя до них нескольких шагов, он воздел огромные когтистые лапы к сводам зала и произнес нараспев несколько фраз на тягучем, незнакомом Каэ языке. Повинуясь его приказу, фигуры тяжело зашевелились и мешками плюхнулись в воду.
Каэтана бросилась к ним.
ЧАСТЬ 2
В летней королевской резиденции, что на окраине Сетубала, на самом берегу лазурных вод Тритонова залива, двое нынешних владык Эль-Хассасина только что поднялись из-за обеденного стола. Правду говоря, не просто поднялись, но выскочили самым неподобающим образом, повергнув вышколенных слуг в смятение и ужас. Слугам вообще было непросто привыкать к прихотям новых правителей после того, как долгие годы они служили мрачному и грозному Чаршамбе Нонгакаю.
– Что-то ты плохо выглядишь, Рорайма, – сказал Меджадай Кройден, когда убедился в том, что их не могут услышать посторонние. – У тебя усталый вид и глаза красные. Но мы же не на марше – и неделя выдалась спокойной.
– Все в порядке, Медж. Просто плохо спал, – отмахнулся Рорайма. – Снилась какая-то гадость, теперь даже не помню, что именно.
– Может, хочешь отдохнуть после еды?
– Нет, иначе я совсем обленюсь. Мы и так почти ничего не делаем с тех пор, как заняли трон Чаршамбы...
Кройден только плечами пожал – он никогда не стремился к верховной власти и все еще не мог до конца привыкнуть к мысли, что казавшийся вечным как бог Чаршамба покинул этот мир и что власть в Эль-Хассасине теперь принадлежит ему – Кройдену – и Рорайме Ретимнону.
Любому политику прекрасно известно, что если после смерти короля его преемник сразу не занимает престол, стране грозит долгая и кровавая междоусобица. А поскольку владыка Эль-Хассасина умер бездетным, не оставив наследника, государство чуть было не уподобилось кораблику, попавшему во власть шторма. Однако военачальники Чаршамбы были мудры и многоопытны: Харманли Терджен вызвал троих основных претендентов на трон в Сетубал, а им хватило разума не начинать войну за власть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145