подобие тех чувств, какие, видимо, испытывал Гулливер, живя
среди лошадей.
Нет, объясняла она, никакого государственного контроля
серый народ не знает. У него отсутствует общественная
собственность, равно как и притязания на какую-либо часть
земного шара. Этот прелестный шар, полагали они, не может
принадлежать кому бы то ни было, кроме себя самого, доступ же к
природным ресурсам открыт для всех гусей в равной степени.
Точно так же и никакая государственная дисциплина не
навязывалась какой бы то ни было отдельной птице. Рассказ о
муравье, приговоренном к смерти за то, что он, возвратившись в
муравейник, отказался отрыгивать пищу, глубоко возмутил ее. У
гусей, говорила она, каждый съедает столько, сколько способен
вместить, но если ты полезешь туда, где кормится птица,
обнаружившая участок с сочной травой, она тебя долбанет клювом
и правильно сделает. Да, подтверждала она, у гусей имеется
частная собственность и помимо еды, -- супружеская пара год за
годом возвращается в одно и то же гнездо, хотя в промежутках
ей, может быть, и приходится покрывать расстояния в несколько
тысяч миль. Гнездо -- дело частное, как и супружеская жизнь.
Гуси, объясняла она, не склонны к беспорядочным любовным
связям, разве что в ранней молодости, а в эту пору, как она
полагала, так тому и быть надлежит. Когда они женятся, они
женятся на всю жизнь. Политические же их воззрения, если у них
вообще таковые имеются, патриархальны или индивидуалистичны и
имеют своей основой свободу выбора. И уж конечно, никаких войн
гуси не ведут.
Он поинтересовался, как у них обстоит дело с вождями.
Очевидно было, что определенные гуси признаются в качестве
вождей, -- как правило, маститые старые джентльмены с крапчатой
грудью, -- и что эти вожди возглавляют караваны во время
полета. Припомнив муравьиных Королев, которые, подобно членам
семейства Борджиа, резали одна другую в борьбе за высшие посты,
он поинтересовался, каким образом избираются гусиные капитаны.
Они не избираются, отвечала она, во всяком случае при этом
не соблюдается никаких формальностей. Они просто становятся
капитанами.
Когда он начал допытываться подробностей на этот счет, она
разразилась длинной речью, касающейся перелетов. Вот что она
рассказала:
-- Мне кажется, -- говорила она, -- первый гусь,
совершивший перелет из Сибири в Линкольншир и обратно,
вернувшись, завел в Сибири семью. И вот, когда наступила зима и
нужно было заново искать, чем прокормиться, он, должно быть,
сумел кое-как отыскать ту же дорогу, ведь кроме него никто ее
не знал. Год за годом он водил по ней свое разросшееся
семейство, став его лоцманом и адмиралом. Когда ему пришла пора
умирать, видимо, лучшими лоцманами оказались старшие его
сыновья, поскольку они чаще других проделывали этот путь.
Естественно, сыновья помоложе, не говоря уже о юнцах, не
очень-то хорошо знали дорогу и потому были рады последовать за
кем-то, кто ее знал. Возможно, и среди сыновей постарше имелись
такие, что были известны своей бестолковостью, так что семья
доверяла не всякому.
-- Вот так, -- говорила она, -- и выбирается адмирал. Может
быть, этой осенью к нам в семью заглянет Винк-винк и скажет:
"Извините, среди вас нет ли случайно надежного лоцмана? Бедный
старый прадедушка скончался, когда поспела морошка, а от
дядюшки Онка проку немного. Мы ищем кого-нибудь, за кем можно
лететь следом." И мы тогда скажем: "Двоюродный дедушка будет
рад, если вы составите нам компанию, но только имейте в виду,
если что-то пойдет не так, мы не отвечаем." "Премного
благодарен, -- ответит он. -- Уверен, что на вашего дедушку
можно положиться. Вы не будете возражать, если я расскажу об
этом Гогону, у них, сколько я знаю, такие же трудности?"
"Нисколько."
-- В точности так, - пояснила она, -- двоюродный дедушка и
стал адмиралом.
-- Хороший способ.
-- Видишь, какие у него нашивки, -- уважительно прибавила
она, и оба посмотрели на дородного патриарха, грудь которого,
действительно, украшли черные полосы -- вроде золотых кругов на
рукаве адмирала.
В другой раз он поинтересовался у нее, каковы суть радости
и честолюбивые устремления гусей. Извинившись, он объяснил ей,
что человеческие существа, пожалуй, склонны были бы счесть
скучноватой жизнь, не отмеченную эффектными приобретениями,
пусть даже сделанными в ходе войны.
-- Люди, -- сказал он, -- стараются запасти как можно
больше украшений, сокровищ, предметов роскоши, испытать как
можно больше наслаждений и так далее. Это дает им цель в жизни.
Говорят также, что это приводит к войнам. Боюсь, однако, что
если людское достояние свести к тому минимуму, которым
удовлетворяются гуси, люди почувствуют себя несчастными.
-- Определенно почувствуют. Мозг у них и у нас устроен
по-разному. Если ты попытаешься заставить людей жить в точности
так, как живут гуси, они станут такими же несчастными, какими
стали бы гуси, заставь их вести человеческое существование. Но
это не означает, что нам нечему поучиться друг у друга.
-- Я начинаю думать, что от нас гуси многому не научатся.
-- Мы прожили на земле дольше вас, бедняжек, на миллионы
лет, так что винить вас тут особенно не в чем.
-- Но расскажи же мне, -- попросил он, -- каковы ваши
удовольствия, устремления, цели -- или как вы их называете? Они
ведь должны быть довольно ограниченными, нет?
Услышав это, она рассмеялась.
-- Основная цель нашей жизни, -- забавляясь, сказала она,
-- состоит в том, чтобы жить. По-моему, вы, люди, как-то о ней
позабыли. Что до наших удовольствий, то они, если сравнить их с
украшениями и сокровищами, не так уж и скучны. У нас есть песня
о них, которая называется "Радость жизни".
-- Спой мне ее.
-- Спою, подожди минуту. Я просто обязана сказать тебе, как
мне всегда было обидно, что в ней ничего не говорится об одной
из величайших наших радостей. Те, чьи имена называются в этой
песне, вроде бы спорят относительно известных гусям
удовольствий, но никто из них не вспоминает о странствиях.
По-моему, это глупо. Мы путешествуем в сотни раз дальше, чем
люди, видим такие интересные вещи, переживаем столько
восхитительных перемен, -- все время что-нибудь новое, -- и я
не могу понять, как это случилось, что поэт о них позабыл. Да
что говорить, моя бабушка летала в Миклегарт, у меня есть дядя,
который побывал в Бирме, а прадедушка вообще уверял, что ему
случалось залетать даже на Кубу.
Король знал, что Миклегарт - это скандинавское название
Константинополя;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34