Оно росло в нем, обжигающе
горячее, заполняющее все уголки души, нестерпимое, как боль.
- О, Брюс, я умираю.
И вместе в бездну. Все исчезло в этой бездонной пропасти - и время, и
пространство. А в джунглях продолжали бить барабаны. Много, много позже
она заснула, склонив голову на его плечо. А он вслушивался в звуки ее сна.
Они были настолько мягки, что услышать их мог только любящий человек. "Да,
я, наверное, люблю эту женщину. Но я должен быть абсолютно уверен, потому
что того, что произошло с Джоан, я уже не переживу. И потому что я люблю
ее, я не хочу наносить ей рану неудачным супружеством. Лучше закончить
сейчас, пока еще есть силы вынести горечь разлуки". Брюс зарылся лицом в
ее волосы, она во сне еще крепче прижалась к его груди. "Очень трудно
разобраться в своих чувствах. Особенно в начале. Часто за любовь можно
принять жалость и одиночество, но я не могу себе этого позволить. Значит,
я должен еще раз обдумать мое прошлое с Джоан. Это будет трудно, но я
должен. Было ли все также и с Джоан? Это началось так давно, почти семь
лет назад. Я, честно признаться, уже не помню как. Все, что осталось в
памяти от тех дней, воспоминания о том, где мы были, и немного слов,
которые не могли унести ветры боли и ненависти. Берег, с поднимающимся над
ним туманом, дерево, наполовину занесенное песком, принесенная с собой
корзинка земляники, ее губы, при поцелуе сладкие от ягод. Я помню, как мы
пели что-то вместе, но уже забыл что именно. Я смутно помню ее тело и
форму груди до рождения детей. Но это все хорошее, что осталось у меня от
тех времен. Все остальное я помню абсолютно ясно. Каждое дурное слово и
тон, которым оно было произнесено. Звуки рыданий в ночи. Все три долгих
года, пока наша смертельно раненая любовь оставалась с нами. Все наши
нечеловеческие усилия сохранить ее из-за детей. Дети! Господи, я не должен
о них сейчас думать. Это слишком больно. Я должен сейчас думать только об
этой женщине, о Джоан. Я не должен вмешивать сюда детей. Я должен покончит
с ней. Навсегда покончить с женщиной, которая заставила меня плакать. Я
ненавижу ее за то, что она ушла от меня к другому мужчине. Она заслуживает
еще одну попытку обретения счастья. Но я ненавижу ее из-за детей, из-за
того, что она истрепала чувство любви, которую я могу подарить Шерман. Мне
также жалко ее за неспособность обрести счастье, за которым она так
яростно охотилась. Я жалею ее за холодность души и тела, за ее почти
ушедшую красоту. Я жалею ее за все истребляющий эгоизм, который будет ей
стоить любви собственных детей. Нет! Моих детей. Не только ее! Вот и все.
Хватит о Джоан. Теперь у меня есть Шерман, которая никогда не сможет стать
такой как Джоан. Я тоже заслужил еще одну попытку".
- Шерман, - прошептал он и нежно повернул ее голову к себе для
поцелую. - Шерман, просыпайся. Она что-то сонно пробормотала.
- Просыпайся, - он нежно укусил ее за мочку уха. Ее глаза открылись.
- Bon matin, мадам, - с улыбкой произнес он.
- Bon jour, месье, - она снова закрыла глаза и прижалась лицом к его
груди.
- Просыпайся, я хочу тебе что-то сказать.
- Я проснулась. Но скажи мне, не сплю ли я. Это не может быть
реальностью.
- Ты не спишь. Она вздохнула и еще крепче прижалась к нему.
- Теперь можешь говорить.
- Я люблю тебя.
- Нет, я точно сплю.
- Правда.
- Не буди меня, я не хочу сейчас просыпаться.
- А ты?
- Ты знаешь, мне ничего не нужно говорить.
- Уже утро. У нас так мало времени.
- Тогда я использую его для того, чтобы все-таки сказать это, - он
прижал ее к себе и выслушал ее взволнованный шепот. "Нет, теперь я
полностью уверен. Я не могу ошибаться. Это моя женщина".
22
На рассвете барабанный бой прекратился. Наступила мертвая тишина.
Они настолько привыкли к этому ритмичному звуку, что не почувствовали
облегчения от его отсутствия, им его уже не хватало.
Обходя лагерь, Брюс почувствовал в людях беспокойство. Все чего-то
ожидали со страхом. Все двигались стесненно, стараясь не привлекать к себе
внимания. Смех, которым они отвечали на шутки Брюса, был сдержанным,
нервным, как будто они находились в храме. И постоянные опасливые взгляды
в сторону джунглей.
Брюс понял, что в душе надеется на атаку. Его нервы напряглись до
постоянного контакта со страхом окружающих.
"если бы они сейчас показались. Если бы они сейчас вышли из джунглей
и все поняли, что имеют дело с простыми смертными, а не с духами".
Но джунгли оставались безмолвными. Они как бы замерли в ожидании,
наблюдая за ними. Постоянно чувствовался взгляд невидимых глаз.
Нарастающая жара еще больше усиливала это впечатление.
Брюс, стараясь двигаться непринужденно, прошел на южную сторону
лагеря. Он улыбнулся капралу Жаку, присел рядом с ним и посмотрел из-под
шасси грузовика на останки моста.
- Грузовики скоро вернутся, и на ремонт не понадобится много времени.
Жак не отвечал. Его высокий хмурый лоб был озабоченно нахмурен, лицо
блестело от пота.
- Все дело в ожидании, капитан. Это расслабляет людей.
- Они скоро приедут. - "Если он, один из самых лучших моих людей,
озабочен, то другие просто должны трястись от страха". Брюс посмотрел на
лежащего рядом с Жаком жандарма. На его лице застыло выражение ужаса.
"Если они сейчас атакуют, бог знает, как повернется все это дело.
Африканцы могут заставить себя умереть. Они просто ложатся и умирают.
Сейчас они, кажется, подходят к тому состоянию. Если сейчас начнется бой,
они либо впадут в неистовый гнев, либо скрючатся и будут выть от страха.
Оба варианта одинаково возможны". "Будь сам с собой честен. Ты тоже не
слишком рад такому положению. Конечно, нет. И в этом есть доля вины
ожидания". Он возник из-за деревьев с дальней стороны лагеря. Высокий,
нечеловеческий крик, полный злости и дикости. Брюс почувствовал, как на
мгновенье остановилось сердце, и резко обернулся в сторону крика. На
мгновение весь лагерь замер от страха. Крик повторился. Как удар кнута по
возбужденным нервам. И затерялся в грохоте выстрелов из двадцати винтовок.
Брюс засмеялся. Он закинул назад голову и облегченно, от души,
расхохотался. Стрельба прекратилась, и засмеялись практически все.
Жандармы, открывшие стрельбу, смущенно улыбались и напоказ перезаряжали
оружие. Уже не в первый раз Брюс был напуган криком желтой птицы-носорога.
Но в своем смехе и в смехе окружающих его людей он услышал истерические
нотки.
- Кому-то понадобились перья в шляпу? - раздался чей-то вопрос, и по
лагерю прокатилась новая волна хохота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
горячее, заполняющее все уголки души, нестерпимое, как боль.
- О, Брюс, я умираю.
И вместе в бездну. Все исчезло в этой бездонной пропасти - и время, и
пространство. А в джунглях продолжали бить барабаны. Много, много позже
она заснула, склонив голову на его плечо. А он вслушивался в звуки ее сна.
Они были настолько мягки, что услышать их мог только любящий человек. "Да,
я, наверное, люблю эту женщину. Но я должен быть абсолютно уверен, потому
что того, что произошло с Джоан, я уже не переживу. И потому что я люблю
ее, я не хочу наносить ей рану неудачным супружеством. Лучше закончить
сейчас, пока еще есть силы вынести горечь разлуки". Брюс зарылся лицом в
ее волосы, она во сне еще крепче прижалась к его груди. "Очень трудно
разобраться в своих чувствах. Особенно в начале. Часто за любовь можно
принять жалость и одиночество, но я не могу себе этого позволить. Значит,
я должен еще раз обдумать мое прошлое с Джоан. Это будет трудно, но я
должен. Было ли все также и с Джоан? Это началось так давно, почти семь
лет назад. Я, честно признаться, уже не помню как. Все, что осталось в
памяти от тех дней, воспоминания о том, где мы были, и немного слов,
которые не могли унести ветры боли и ненависти. Берег, с поднимающимся над
ним туманом, дерево, наполовину занесенное песком, принесенная с собой
корзинка земляники, ее губы, при поцелуе сладкие от ягод. Я помню, как мы
пели что-то вместе, но уже забыл что именно. Я смутно помню ее тело и
форму груди до рождения детей. Но это все хорошее, что осталось у меня от
тех времен. Все остальное я помню абсолютно ясно. Каждое дурное слово и
тон, которым оно было произнесено. Звуки рыданий в ночи. Все три долгих
года, пока наша смертельно раненая любовь оставалась с нами. Все наши
нечеловеческие усилия сохранить ее из-за детей. Дети! Господи, я не должен
о них сейчас думать. Это слишком больно. Я должен сейчас думать только об
этой женщине, о Джоан. Я не должен вмешивать сюда детей. Я должен покончит
с ней. Навсегда покончить с женщиной, которая заставила меня плакать. Я
ненавижу ее за то, что она ушла от меня к другому мужчине. Она заслуживает
еще одну попытку обретения счастья. Но я ненавижу ее из-за детей, из-за
того, что она истрепала чувство любви, которую я могу подарить Шерман. Мне
также жалко ее за неспособность обрести счастье, за которым она так
яростно охотилась. Я жалею ее за холодность души и тела, за ее почти
ушедшую красоту. Я жалею ее за все истребляющий эгоизм, который будет ей
стоить любви собственных детей. Нет! Моих детей. Не только ее! Вот и все.
Хватит о Джоан. Теперь у меня есть Шерман, которая никогда не сможет стать
такой как Джоан. Я тоже заслужил еще одну попытку".
- Шерман, - прошептал он и нежно повернул ее голову к себе для
поцелую. - Шерман, просыпайся. Она что-то сонно пробормотала.
- Просыпайся, - он нежно укусил ее за мочку уха. Ее глаза открылись.
- Bon matin, мадам, - с улыбкой произнес он.
- Bon jour, месье, - она снова закрыла глаза и прижалась лицом к его
груди.
- Просыпайся, я хочу тебе что-то сказать.
- Я проснулась. Но скажи мне, не сплю ли я. Это не может быть
реальностью.
- Ты не спишь. Она вздохнула и еще крепче прижалась к нему.
- Теперь можешь говорить.
- Я люблю тебя.
- Нет, я точно сплю.
- Правда.
- Не буди меня, я не хочу сейчас просыпаться.
- А ты?
- Ты знаешь, мне ничего не нужно говорить.
- Уже утро. У нас так мало времени.
- Тогда я использую его для того, чтобы все-таки сказать это, - он
прижал ее к себе и выслушал ее взволнованный шепот. "Нет, теперь я
полностью уверен. Я не могу ошибаться. Это моя женщина".
22
На рассвете барабанный бой прекратился. Наступила мертвая тишина.
Они настолько привыкли к этому ритмичному звуку, что не почувствовали
облегчения от его отсутствия, им его уже не хватало.
Обходя лагерь, Брюс почувствовал в людях беспокойство. Все чего-то
ожидали со страхом. Все двигались стесненно, стараясь не привлекать к себе
внимания. Смех, которым они отвечали на шутки Брюса, был сдержанным,
нервным, как будто они находились в храме. И постоянные опасливые взгляды
в сторону джунглей.
Брюс понял, что в душе надеется на атаку. Его нервы напряглись до
постоянного контакта со страхом окружающих.
"если бы они сейчас показались. Если бы они сейчас вышли из джунглей
и все поняли, что имеют дело с простыми смертными, а не с духами".
Но джунгли оставались безмолвными. Они как бы замерли в ожидании,
наблюдая за ними. Постоянно чувствовался взгляд невидимых глаз.
Нарастающая жара еще больше усиливала это впечатление.
Брюс, стараясь двигаться непринужденно, прошел на южную сторону
лагеря. Он улыбнулся капралу Жаку, присел рядом с ним и посмотрел из-под
шасси грузовика на останки моста.
- Грузовики скоро вернутся, и на ремонт не понадобится много времени.
Жак не отвечал. Его высокий хмурый лоб был озабоченно нахмурен, лицо
блестело от пота.
- Все дело в ожидании, капитан. Это расслабляет людей.
- Они скоро приедут. - "Если он, один из самых лучших моих людей,
озабочен, то другие просто должны трястись от страха". Брюс посмотрел на
лежащего рядом с Жаком жандарма. На его лице застыло выражение ужаса.
"Если они сейчас атакуют, бог знает, как повернется все это дело.
Африканцы могут заставить себя умереть. Они просто ложатся и умирают.
Сейчас они, кажется, подходят к тому состоянию. Если сейчас начнется бой,
они либо впадут в неистовый гнев, либо скрючатся и будут выть от страха.
Оба варианта одинаково возможны". "Будь сам с собой честен. Ты тоже не
слишком рад такому положению. Конечно, нет. И в этом есть доля вины
ожидания". Он возник из-за деревьев с дальней стороны лагеря. Высокий,
нечеловеческий крик, полный злости и дикости. Брюс почувствовал, как на
мгновенье остановилось сердце, и резко обернулся в сторону крика. На
мгновение весь лагерь замер от страха. Крик повторился. Как удар кнута по
возбужденным нервам. И затерялся в грохоте выстрелов из двадцати винтовок.
Брюс засмеялся. Он закинул назад голову и облегченно, от души,
расхохотался. Стрельба прекратилась, и засмеялись практически все.
Жандармы, открывшие стрельбу, смущенно улыбались и напоказ перезаряжали
оружие. Уже не в первый раз Брюс был напуган криком желтой птицы-носорога.
Но в своем смехе и в смехе окружающих его людей он услышал истерические
нотки.
- Кому-то понадобились перья в шляпу? - раздался чей-то вопрос, и по
лагерю прокатилась новая волна хохота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62