Я почувствовал, что пульс жизни бьется во мне более гордо и полно по мере того, как крепнет вера в собственные силы, мужество и находчивость. Я был так занят своими мыслями и теми чувствами, которые они возбуждали, что не слышал, как сзади меня нагоняли два всадника, пока они не поравнялись со мною, один слева, другой справа, и левый, осадив коня, не обратился ко мне по-английски:
— Го-го, приятель, куда так поздно?
— Ужинать и ночевать в Эберфойл, — ответил я.
— Дорога в горах свободна? — спросил он тем же повелительным тоном.
— Не знаю, — ответил я. — Увижу, когда приду. Однако, — добавил я, вспомнив об участи Морриса, — если вы англичане, советую вам, пока не рассвело, повернуть назад: в этих краях возникли волнения, и, мне думается, чужеземцу здесь не совсем безопасно.
— Королевские солдаты отступили, не так ли? — был ответ.
— Отступили, и один отряд с офицером во главе разбит и захвачен в плен.
— Вы в этом уверены? — спросил всадник.
— Как в том, что слышу ваш голос, — ответил я. — Я был невольным свидетелем сражения.
— Невольным? — продолжал вопрошавший. — Вы не приняли в нем участия?
— Отнюдь нет, — отвечал я. — Я был арестован королевским офицером.
— По какому подозрению? И кто вы такой? Как ваше имя? — продолжал он.
— Право, сэр, не понимаю, — был мой ответ, — почему я должен отвечать на столько вопросов незнакомому человеку. Я сообщил достаточно, чтобы дать вам понять, в какую опасную и неспокойную местность вы направляетесь. Если вы решите продолжать путь — ваше дело; я не спрашиваю вас о вашем имени и занятиях, и вы меня очень обяжете, если не будете спрашивать меня о моих.
— Мистер Фрэнсис Осбалдистон, — произнес второй всадник, и звук его голоса отозвался дрожью в каждом моем нерве, — не должен насвистывать свои любимые мелодии, если хочет остаться неузнанным.
И Диана Вернон — потому что не кем другим, как ею, были брошены из-под капюшона эти слова, — весело меня передразнивая, просвистела вторую часть моей песенки.
— Боже милостивый! — воскликнул я, как громом пораженный. — Вы ли это, мисс Вернон? В таком месте, в такой час, в такой беззаконной стране, в таком…
— … в таком мужском костюме, хотите вы сказать? Но что поделаешь! Философия несравненного капрала Нима оказывается наимудрейшей: «Как можно, так и нужно». Pauca verba. note 92
Пока она говорила, я старался при необычно ярком свете месяца разглядеть внешность ее спутника. Нетрудно понять, что встреча в таком уединенном месте с мисс Вернон, совершающей столь опасное путешествие под покровительством только одного джентльмена, — что такая встреча не могла не возбудить во мне ревности и удивления. Всадник не обладал низким, мелодическим голосом Рэшли — его голос был более высок и звучал повелительней; к тому же он, даже сидя в седле, был заметно выше ростом, чем тот, кого я больше всех ненавидел и остерегался.
Своим обращением незнакомец не напоминал мне также никого из прочих моих двоюродных братьев — оно отмечено было тем неуловимым тоном, той манерой, по которым с первых же немногих слов узнается умный и воспитанный человек.
Но незнакомец, пробудивший во мне тревогу, казалось, желал уклониться от моего любопытства.
— Диана, — сказал он ласково и властно, — передай своему родственнику его собственность, и не будем терять здесь времени.
Мисс Вернон между тем извлекла небольшой сверток и, наклонившись ко мне с седла, сказала тоном, в котором сквозь старание говорить в обычной для нее шутливой и легкой манере пробивалась нота искреннего чувства.
— Вы видите, дорогой кузен, я рождена для роли вашего ангела-хранителя. Рэшли был принужден вернуть награбленное; и если бы мы прошлой ночью прибыли, как полагали, в названную деревню Эберфойл, я нашла бы какого-нибудь шотландского сильфа, который принес бы вам на крыльях этот залог коммерческого процветания. Но на моем пути вставали великаны и драконы, а в наши дни странствующие рыцари и девицы при всей своей отваге не должны, как встарь, подвергать себя излишним опасностям. Вы же, милый кузен, кажется, только к этому и стремитесь.
— Диана, — сказал ее спутник, — позволь мне еще раз напомнить, что час не ранний, а нам далеко до дома.
— Сейчас, сэр, сейчас. Вспомните, — добавила она со вздохом, — как недавно приучилась я к подчинению. Я еще не передала кузену пакет… и не распрощалась с ним… навек… Да, Фрэнк, — сказала она, — навек! Пропасть лежит между нами — гибельная пропасть. Куда мы идем, вы не должны за нами следовать, в том, что делаем, вы не должны участвовать. Прощайте! Будьте счастливы!
Когда она еще ниже склонилась в седле на своей шотландской лошадке, ее лицо — быть может, не совсем нечаянно — коснулось моего. Она сжала мне руку, и слеза, дрожавшая на ее реснице, скатилась вместо ее щеки на мою. То было незабываемое мгновение — невыразимо горестное и вместе с тем исполненное радости, глубоко успокоительной и действующей так, точно сейчас должны открыться все шлюзы сердца. Но все же то было лишь мгновение. Совладав тотчас же с чувством, которому невольно поддалась, Диана Вернон сказала спутнику, что готова следовать за ним, и, пустив коней резвой рысью, они вскоре были уже далеко от меня.
Видит небо, не равнодушие налило руки мои и язык такою тяжестью, что я не мог ни ответить мисс Вернон на ее несмелую ласку, ни отозваться на ее прощальный привет. Слово хоть и подступило к языку, но, казалось, застряло в горле, как роковое «виновен», когда подсудимый, произнося его на суде, знает, что за этим словом должен последовать смертный приговор. Неожиданность и горе совсем ошеломили меня. Я стоял в оцепенении с пакетом в руке и глядел вслед всадникам, словно стараясь сосчитать искры, летевшие из-под копыт. Я продолжал глядеть, когда и тех не стало видно, прислушивался к цоканью подков, когда последний звук давно уже замер в ушах.
Наконец слезы хлынули из моих глаз, остекленевших от напряжения в старании видеть невидимое. Я машинально отирал эти слезы, едва сознавая, что они текут; но они лились все обильней. Я чувствовал, как что-то сдавило мне горло и грудь — histerica passio note 93 несчастного Лира; и, сев у дороги, я расплакался самыми горькими слезами, первыми со времени моего детства.
ГЛАВА XXXIV
Дэнгл. Ей-богу, мне кажется, толкователя труднее понять, чем автора.
«Критик»
Только я дал волю своим чувствам, как тотчас же устыдился этой слабости. Я напомнил себе самому, что с некоторых пор, когда образ Дианы Вернон вторгался в мои мысли, я старался видеть в ней друга, о счастье которого буду всегда заботиться, но с которым не могу в дальнейшем часто общаться. Однако почти неприкрытая нежность ее прощания и романтизм нашей нечаянной встречи в таком месте, где меньше всего я мог ее ожидать, меня ошеломили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148
— Го-го, приятель, куда так поздно?
— Ужинать и ночевать в Эберфойл, — ответил я.
— Дорога в горах свободна? — спросил он тем же повелительным тоном.
— Не знаю, — ответил я. — Увижу, когда приду. Однако, — добавил я, вспомнив об участи Морриса, — если вы англичане, советую вам, пока не рассвело, повернуть назад: в этих краях возникли волнения, и, мне думается, чужеземцу здесь не совсем безопасно.
— Королевские солдаты отступили, не так ли? — был ответ.
— Отступили, и один отряд с офицером во главе разбит и захвачен в плен.
— Вы в этом уверены? — спросил всадник.
— Как в том, что слышу ваш голос, — ответил я. — Я был невольным свидетелем сражения.
— Невольным? — продолжал вопрошавший. — Вы не приняли в нем участия?
— Отнюдь нет, — отвечал я. — Я был арестован королевским офицером.
— По какому подозрению? И кто вы такой? Как ваше имя? — продолжал он.
— Право, сэр, не понимаю, — был мой ответ, — почему я должен отвечать на столько вопросов незнакомому человеку. Я сообщил достаточно, чтобы дать вам понять, в какую опасную и неспокойную местность вы направляетесь. Если вы решите продолжать путь — ваше дело; я не спрашиваю вас о вашем имени и занятиях, и вы меня очень обяжете, если не будете спрашивать меня о моих.
— Мистер Фрэнсис Осбалдистон, — произнес второй всадник, и звук его голоса отозвался дрожью в каждом моем нерве, — не должен насвистывать свои любимые мелодии, если хочет остаться неузнанным.
И Диана Вернон — потому что не кем другим, как ею, были брошены из-под капюшона эти слова, — весело меня передразнивая, просвистела вторую часть моей песенки.
— Боже милостивый! — воскликнул я, как громом пораженный. — Вы ли это, мисс Вернон? В таком месте, в такой час, в такой беззаконной стране, в таком…
— … в таком мужском костюме, хотите вы сказать? Но что поделаешь! Философия несравненного капрала Нима оказывается наимудрейшей: «Как можно, так и нужно». Pauca verba. note 92
Пока она говорила, я старался при необычно ярком свете месяца разглядеть внешность ее спутника. Нетрудно понять, что встреча в таком уединенном месте с мисс Вернон, совершающей столь опасное путешествие под покровительством только одного джентльмена, — что такая встреча не могла не возбудить во мне ревности и удивления. Всадник не обладал низким, мелодическим голосом Рэшли — его голос был более высок и звучал повелительней; к тому же он, даже сидя в седле, был заметно выше ростом, чем тот, кого я больше всех ненавидел и остерегался.
Своим обращением незнакомец не напоминал мне также никого из прочих моих двоюродных братьев — оно отмечено было тем неуловимым тоном, той манерой, по которым с первых же немногих слов узнается умный и воспитанный человек.
Но незнакомец, пробудивший во мне тревогу, казалось, желал уклониться от моего любопытства.
— Диана, — сказал он ласково и властно, — передай своему родственнику его собственность, и не будем терять здесь времени.
Мисс Вернон между тем извлекла небольшой сверток и, наклонившись ко мне с седла, сказала тоном, в котором сквозь старание говорить в обычной для нее шутливой и легкой манере пробивалась нота искреннего чувства.
— Вы видите, дорогой кузен, я рождена для роли вашего ангела-хранителя. Рэшли был принужден вернуть награбленное; и если бы мы прошлой ночью прибыли, как полагали, в названную деревню Эберфойл, я нашла бы какого-нибудь шотландского сильфа, который принес бы вам на крыльях этот залог коммерческого процветания. Но на моем пути вставали великаны и драконы, а в наши дни странствующие рыцари и девицы при всей своей отваге не должны, как встарь, подвергать себя излишним опасностям. Вы же, милый кузен, кажется, только к этому и стремитесь.
— Диана, — сказал ее спутник, — позволь мне еще раз напомнить, что час не ранний, а нам далеко до дома.
— Сейчас, сэр, сейчас. Вспомните, — добавила она со вздохом, — как недавно приучилась я к подчинению. Я еще не передала кузену пакет… и не распрощалась с ним… навек… Да, Фрэнк, — сказала она, — навек! Пропасть лежит между нами — гибельная пропасть. Куда мы идем, вы не должны за нами следовать, в том, что делаем, вы не должны участвовать. Прощайте! Будьте счастливы!
Когда она еще ниже склонилась в седле на своей шотландской лошадке, ее лицо — быть может, не совсем нечаянно — коснулось моего. Она сжала мне руку, и слеза, дрожавшая на ее реснице, скатилась вместо ее щеки на мою. То было незабываемое мгновение — невыразимо горестное и вместе с тем исполненное радости, глубоко успокоительной и действующей так, точно сейчас должны открыться все шлюзы сердца. Но все же то было лишь мгновение. Совладав тотчас же с чувством, которому невольно поддалась, Диана Вернон сказала спутнику, что готова следовать за ним, и, пустив коней резвой рысью, они вскоре были уже далеко от меня.
Видит небо, не равнодушие налило руки мои и язык такою тяжестью, что я не мог ни ответить мисс Вернон на ее несмелую ласку, ни отозваться на ее прощальный привет. Слово хоть и подступило к языку, но, казалось, застряло в горле, как роковое «виновен», когда подсудимый, произнося его на суде, знает, что за этим словом должен последовать смертный приговор. Неожиданность и горе совсем ошеломили меня. Я стоял в оцепенении с пакетом в руке и глядел вслед всадникам, словно стараясь сосчитать искры, летевшие из-под копыт. Я продолжал глядеть, когда и тех не стало видно, прислушивался к цоканью подков, когда последний звук давно уже замер в ушах.
Наконец слезы хлынули из моих глаз, остекленевших от напряжения в старании видеть невидимое. Я машинально отирал эти слезы, едва сознавая, что они текут; но они лились все обильней. Я чувствовал, как что-то сдавило мне горло и грудь — histerica passio note 93 несчастного Лира; и, сев у дороги, я расплакался самыми горькими слезами, первыми со времени моего детства.
ГЛАВА XXXIV
Дэнгл. Ей-богу, мне кажется, толкователя труднее понять, чем автора.
«Критик»
Только я дал волю своим чувствам, как тотчас же устыдился этой слабости. Я напомнил себе самому, что с некоторых пор, когда образ Дианы Вернон вторгался в мои мысли, я старался видеть в ней друга, о счастье которого буду всегда заботиться, но с которым не могу в дальнейшем часто общаться. Однако почти неприкрытая нежность ее прощания и романтизм нашей нечаянной встречи в таком месте, где меньше всего я мог ее ожидать, меня ошеломили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148