ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Дурное расположение духа Роланда Грейма никогда не носило устойчивого характера. Оно растаяло, как туман под солнцем, и он с легкостью перешел к пылкому и воодушевленному рассказу о лохливенской форели, о форели морской и речной, о форели-кумже, о хариусе, который никогда не попадается на крючок, о парре, которого некоторые считают молодым лососем, о херлинге, который часто встречается в Ните, и о вендисе, которую можно выловить только в озере замка Лохмейбен. Он продолжал бы говорить и дальше, с энтузиазмом и пылкостью молодого рыболова, если бы внезапно не заметил, что улыбка, с которою королева вначале слушала его, постепенно погасла и слезы выступили у нее на глазах, несмотря на все ее усилия подавить их. Он сразу остановился и, в свою очередь огорчившись происшедшим, спросил:
— Не вызвал ли я невольно неудовольствия вашего величества?
— Нет, мой бедный мальчик, — ответила королева. — Но когда вы перечисляли озера и реки моего королевства, воображение, как это иногда бывает, унесло меня прочь от этих мрачных стен к романтическим водам Нитсдейла и королевским башням Лохмейбена. О страна, которой так долго правили мои предки, твоя королева лишена теперь тех радостей, которыми ты так щедро оделяешь всех и каждого! Теперь ничтожнейший из нищих, свободно бродящий по прибрежным городам и дорогам, не обменялся бы долей с Марией Шотландской.
— Вашему величеству, — сказала леди Флеминг, — было бы лучше перейти в опочивальню.
— Ну что же, пойдем, моя добрая Флеминг, — сказала королева. — Я не стану обременять столь юные души зрелищем моей скорби.
Эти слова сопровождались печальным взглядом, полным сочувствия к Роланду и Кэтрин, которые теперь оставались одни в зале.
Позиция пажа была затруднительной, потому что, как, вероятно, испытал на себе каждый читатель, побывавший в подобном положении, находясь наедине с красивой девушкой, в высшей степени трудно сохранять позу оскорбленного достоинства, какими бы основательными ни были причины вашей обиды. Что касается Кэтрин Ситон, то она была молчалива и спокойна, подобно неторопливому привидению, которое, располагая избытком времени, терпеливо дожидается, пока жалкий смертный, которому оно явилось, преодолеет ужас и, в согласии с основным законом демонологии, заговорит первым. Но так как Роланд, видимо, не спешил воспользоваться этой привилегией, она сделала еще один шаг и сама прервала молчание:
— Нельзя ли узнать, любезный сэр, если только мне позволено будет столь незначительным вопросом нарушить ваше августейшее раздумье, куда вы изволили девать ваши четки?
— Я потерял их, сударыня, недавно потерял, — ответил Роланд смущенно и несколько сердито.
— А могу я еще спросить у вас, сэр, почему вы не заменили их другими? Мне бы хотелось подарить вам вот эти, — сказала она, доставая из кармана эбеновые четки, украшенные золотом. — Храните их в память о нашем прежнем знакомстве.
Голос ее при этих словах задрожал, что мгновенно заставило Роланда Грейма забыть об обиде и присесть рядом с Кэтрин. Но девушка тут же снова обрела свой обычный смелый и решительный тон.
— Я ведь не просила вас подойти и сесть рядом со мной, тем более что знакомство, о котором я нынче вспомнила, вот уже много дней как умерло, окоченело, было уложено в гроб и предано земле.
— Избави бог! — воскликнул паж. — Оно всего только заснуло; и нынче, как только вы пожелали его пробудить, прекрасная Кэтрин, поверьте, что залог вашей вновь вернувшейся благосклонности…
— Нет, нет, — сказала Кэтрин, отводя руку с четками, за которыми уже потянулся было Роланд, — по зрелом размышлении я изменила свое намерение. Зачем нужны еретику эти святые четки, на которых лежит благословение святейшего отца церкви.
Роланд с горечью поморщился; он хорошо понимал, какой оборот принимает разговор, и чувствовал, что его положение в любом случае окажется затруднительным.
— Но ведь вы их предложили мне как знак вашего расположения, — напомнил он.
— Это так, любезный сэр, но это расположение относилось к верному подданному королевы, преданному и благочестивому католику, к тому, кто в одно время со мной торжественно посвятил себя великому делу, которое, как вы теперь уже знаете, заключалось в служении церкви и Марии Стюарт. Такому человеку, если вам о нем приходилось слышать, я действительно могла бы подарить свое расположение, но отнюдь не тому, кто водится с еретиками и вот-вот станет отступником.
— Мне трудно поверить, прекрасная леди, — сказал Роланд с возмущением, — что флюгер вашей благосклонности поворачивается только в ту сторону, куда дует католический ветер, в особенности если учесть, что он так явно указывает на Джорджа Дугласа, который, насколько мне известно, отнюдь не католик и к тому же верный слуга короля.
— Джордж Дуглас достоин того, чтобы вы о нем лучше думали, — начала было Кэтрин, но внезапно оборвала свою речь, как бы испугавшись, что наговорила лишнего, и продолжала уже в другом тоне. — Поверьте мне, мейстер Роланд, что все, кто вам желает добра, глубоко сожалеют о вас.
— Их число не так уж велико, я полагаю, — ответил Роланд, — и их сожаление, если оно вообще имеет место, не продолжится и десяти минут.
— Число их больше, а сожаление глубже, чем вам кажется, — возразила Кэтрин. — Но… возможно, они ошибаются — вам лучше судить о ваших поступках; и если вам золото и церковные земли дороже, чем честность, преданность и вера ваших предков, то почему совесть должна стеснять вас больше, чем других?
— Бог свидетель, — ответил Роланд, — что если у нас и имеется различие во взглядах… то есть, если у меня и возникли некоторые сомнения в области веры, они основаны исключительно на моих убеждениях и голосе моей совести.
— О, ваша совесть, ваша совесть! — повторила Кэтрин с насмешкой. — Ваша совесть служит вам козлом отпущения. Пожалуй, она достаточно вынослива, чтобы выдержать тяжесть одного из лучших имений аббатства святой Марии в Кеннаквайре, недавно конфискованного нашим благородным королем у аббата и монастырской общины за тяжкий грех верности своим религиозным обетам, каковое имение ныне, быть может, будет вручено высочайшим и всемогущим изменником и прочая и прочая Джеймсом, графом Мерри, исправному дамскому угоднику Роланду Грейму за его преданную и верную службу в качестве соглядатая и доверенного тюремщика при особе его законной государыни королевы Марии.
— О, как вы несправедливы ко мне! — воскликнул паж. — Да, Кэтрин, жестоко несправедливы. Богу известно, что я готов ради несчастной королевы рискнуть и даже пожертвовать собственной жизнью. Но что я или кто бы то ни было другой мог бы сделать для нее?
— Кое-что можно сделать… многое можно сделать… все можно сделать, если бы только нашлись люди столь же верные, как шотландцы времен Брюса и Уоллеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161