Услыхав негодующие вопли и проклятья пострадавшего, Роланд Грейм подумал уже было о том, чтобы сбежать вниз по лестнице на помощь переодетой Кэтрин; но большинство находившихся во дворе стало смеяться над парнем в байковой куртке, которому по тем временам было, конечно, не под силу схватиться в открытую со своим обидчиком, разодетым в бархат и золото; поэтому парень (он был гостиничным слугой) пустился наутек и, вернувшись к прерванному занятию, под общий хохот снова принялся чистить статного серого коня. Пуще всех смеялась девица в красном жакете, прислуживавшая вместе с ним в гостинице. В довершение его позора, у девицы хватило жестокости одобрительно улыбнуться его обидчику; затем она с непринужденностью, свойственной скорее городской служанке, нежели деревенской коровнице, задала пришельцу вопрос:
— Вам, наверно, нужен здесь кто-нибудь, нарядный молодой джентльмен, и поэтому вы так торопитесь?
— Я ищу тут, — ответил щеголь, — одного молокососа с веткой остролиста на шляпе, черноволосого и черноглазого, в зеленой куртке и имеющего вид деревенского франта. Я обыскал уже в поисках его все закоулки и проходы вокруг Кэнонгейта, черт бы его побрал!
— Господи спаси и помилуй! — пробормотал Роланд Грейм в сильнейшем изумлении.
— Обещаю сейчас же справиться о нем ради вашей милости, — сказала служанка.
— Сделай это, — промолвил красивый юноша, — и если ты приведешь его ко мне, то получишь грот сегодня и поцелуй в воскресенье, когда на тебе будет юбка почище.
—. Господи спаси и помилуй! — снова пробормотал Роланд. — Это уж, пожалуй, чересчур.
Через минуту в залу вошел слуга и, придержав дверь, впустил юного красавца, на которого с таким удивлением взирал наш герой.
Переодетая девушка, без тени смущения на лице, обвела быстрым и смелым взглядом всю старинную залу. Роланд Грейм в первое мгновение растерялся и оробел, но затем, сочтя такое состояние недостойным смелого и бесстрашного мужчины, каким он всегда стремился быть, твердо решил, что не позволит этой удивительной особе презрительно смотреть на него и не оробеет перед ней, а, напротив, ответит ей хитрым, проницательным взглядом старого знакомого, которому ясна забавная сторона происходящего, и, таким образом, покажет, что сразу же разгадал ее секрет и что судьба ее теперь у него в руках. Это, думал он, несколько собьет с нее спесь; по крайней мере она будет вынуждена смотреть на него уважительно и заискивающе и соответственно держать себя с ним.
Задумано все это было превосходно, но как раз в тот момент, когда Роланд примерился, изобразив многозначительный взгляд и едва заметную улыбку, что должно было придать ему лукавый, понимающий вид и обеспечить его торжество, он вдруг встретился глазами со своим собратом пажом, который, возможно, был на самом деле переодетой девушкой, но смотрел дерзким, открытым, не отклоняющимся в сторону взором. Ему достаточно было один раз взглянуть на Роланда, чтобы его зоркие, как у сокола, глаза сразу опознали в нем того, кто был предметом его поисков. Он с весьма независимым видом, сохраняя полное самообладание, подошел к нашему герою и обратился к нему со следующими словами:
— Послушай, ты, остролист, мне нужно поговорить с тобой.
Хотя голос был тот же самый, который Роланд слышал в старом монастыре, и внешнее сходство с Кэтрин на близком расстоянии было еще более разительным, нежели казалось издали, тем не менее холодный, самоуверенный тон, каким были произнесены эти слова, настолько смутил Роланда, что он стал сомневаться, не ошибся ли с самого начала; лукавое, многозначительное выражение, которое он постарался придать своему лицу, мгновенно слетело, уступив место выражению робости и застенчивости, а сдержанная, но явно рассчитанная на то, чтобы быть замеченной, улыбка сменилась бессильным смешком, какой обычно издают в тех случаях, когда не находят другого способа скрыть свое замешательство.
— Ты разумеешь шотландскую речь, остролист? — спросил Роланда этот удивительный образец метаморфозы. — Я сказал, что хочу поговорить с тобой.
— А что тебе надо от моего товарища, птенчик? — вмешался Адам Вудкок, желая поддержать Роланда, хотя никак не мог понять, почему тот вдруг утратил свою обычную сообразительность и присутствие духа.
— Тебя это не касается, старый филин, — отпарировал юнец. — Иди занимайся своими соколами. И по твоей сумке и по рукавице вижу, что ты мастер по птичьей части.
Он произнес это со смехом, который живо напомнил Роланду неудержимый хохот потешавшейся над ним Кэтрин в тот день, когда они встретились в бывшем женском монастыре. Он чуть было не вскричал: «Клянусь богом, это Кэтрин Ситон!» — но сдержался и сказал только: — Мне кажется, сэр, мы с вами немного знакомы.
— В таком случае мы, наверно, встречались во сне, — сказал юноша. — Но я слишком занят днем и забываю, что мне снилось ночью.
— И, надо полагать, забываете также тех, кого видели накануне наяву, — сказал Роланд Грейм.
Теперь настала очередь юноши смотреть на Роланда с некоторым удивлением, отвечая ему:
— Я не больше моей верховой лошади понимаю, что ты имеешь в виду; но если в твоих словах заключено оскорбление, то я тебе его не спущу и покажу, что значит задирать парней из Лотиана.
— Хоть вы и говорите так, словно видите меня впервые, — сказал Роланд, — вы отлично поняли, что у меня нет никакого" намерения затевать с вами ссору.
— Тогда дай мне выполнить мое поручение и поскорее отделаться от тебя, — сказал паж. — Отойдем в сторону, чтобы эта кожаная рукавица не слышала, о чем мы говорим.
Они укрылись в той самой оконной нише, в которой Роланд находился до того, как юноша вошел в залу. Там посланец стал спиной к посетителям, предварительно бросив вокруг себя быстрый и проницательный взгляд, дабы проверить, не следит ли за ними кто-нибудь. Роланд поступил точно так же, после чего паж в пурпурном плаще обратился к нему со следующими словами, вытаскивая в то же время из-под плаща прекрасной выделки шпагу с серебряной рукояткой и в хорошо вызолоченных, украшенных богатой узорчатой насечкой ножнах:
— Эту шпагу посылает тебе друг; он велел вручить ее тебе с одним условием: ты должен поклясться, что не обнажишь ее иначе, как по повелению твоего законного монарха. Известно, что ты от природы горяч и самонадеянно ввязываешься в чужие ссоры; так вот, этот запрет будет чем-то вроде епитимьи, которая налагается на тебя теми, кто желает тебе добра и будет незримо направлять твою судьбу во всех случаях жизни. Поэтому если ты, в обмен за эту благородную шпагу, дашь свое честное благородное слово, а также свою руку и перчатку в подтверждение его, тогда дело сделано; если же нет, то я отнесу этот «Эскалибар» обратно тем, кто его послал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161