бухгалтерия государственного департамента потребовала от посла подробное объяснение, что мать действительно была вместе с ним; он написал прекрасно: «Я ехал в такси, а моя мама бежала следом с чемоданом в руках». Посмеялись вдоволь, но пятьдесят долларов так и не отдали. Черт с ними, пускай не оплатят, в конце концов Париж стоит обедни; успех этого дела аукнется в будущем, деньги рано или поздно вернутся сторицей, надо уметь терять, только тогда можно получать во сто крат больше.)
В банке было пусто еще, тихо и торжественно, как в храме.
Степанов вспомнил, как они с Бэмби приехали в Гренаду, при Франко, и рано утром зашли в старинный, прекрасный храм; зимнее солнце пробивалось сквозь витражи, пол из-за этого казался цветным, желто-сине-красным; ходить по такому полу кощунство, но молоденькие девушки с насосанными губами, с синими тенями от бессонной ночи быстро и сосредоточенно прошлепали своими «колледжами» — остроносенькими туфельками с медной пряжкой, без каблучка, высший шик, подчеркивает форму нога, — быстро и деловито преклонили колени перед иконой, заученно перекрестились, прося прощения за грех, и зашлепали по сказочным теням витражей, брошенным на пол, к выходу. Бэмби тогда сказала: «Нагрешили, помолились, и — снова за работу».
Степанов посмотрел на клерков, сидевших за овальными, красивой формы столами; порядок абсолютный; на выдвижной досочке пишущая машинка, это только мы богатые, держим секретарей, тут все знают машинопись и стенографию, время — деньги, молодцы, черти, «учитесь у капиталистов хозяйствовать, за ними двести лет опыта», господи, как же он был прав во всем, в каждой своей строке; в каждой заметке на полях книг; Ленин — пик мировой истории; кстати, и тем, что женщины здесь получили право не только голосовать, но и быть премьерами, они обязаны ему, Ленину; здешние опасть предержащие были вынуждены отступить, иначе б их смели, не сдай они свои железобетонные, старорежимные позиции.
Степанов пошел не к клерку, а к девушке; очень красивая, одета подчеркнуто тщательно, но в то же время свободно, с парижским шиком; на лице улыбка.
— Доброе утро, пожалуйста, садитесь, чем могу вам помочь?
— Я хочу открыть счет.
— Личный?
— Да.
— Тогда, пожалуйста, обратитесь к мистеру Джонсу. — Она повернулась к длинному парню с типично английской прической — волосы закрывают половину лба; воротничок высокий, с заколкой; галстук тоненький; серый пиджак в мелкую черную клеточку. — Боб, к тебе гость.
Тот поднялся, приветственно помахал Степанову рукой:
— Прошу вас, сэр...
— Доброе утро, мне надо открыть счет...
— О, мы это сделаем очень быстро. Пожалуйста, заполните бланк. Не сердитесь, что он такой длинный. Бюрократия наш бич. — Он улыбнулся. — Хотите вложить деньги в дело? На срочный вклад? Или же открыть текущий счет?
— Текущий счет.
— Я бы рекомендовал вам подумать над вложением денег в акции «Нестле», резко пошли вверх... Хороша тенденция у аграриев Айовы...
— Нет, благодарю, я хочу иметь чеки, чтобы не таскать с собою деньги...
Клерк пробежал бланк-анкету, поднял на Степанова глаза, в которых было доброжелательное удивление:
— Вы русский?
— Да.
— Как интересно... Какую сумму вы намерены положить на счет?
— Четыреста фунтов...
— Вы не написали ваш адрес в Англии, сэр. «Сейчас он обязательно потребует какую-нибудь справку, — с тоской подумал Степанов. — И все полетит в тартарары».
— Я живу в отеле...
— Но вы намерены нанять квартиру, не так ли?
— Нет. Я приехал сюда ненадолго, я не хочу таскать с собою деньги.
— Вообще-то мы, как правило, открываем счет только тем, кто имеет квартиру...
«Если я скажу „советское посольство“, он попросит письменное подтверждение, — подумал Степанов. — Время будет потеряно; половина десятого».
— Знаете, — сказал Степанов, — у меня здесь есть два издателя...
— О, вы писатель?! Впервые вижу живого писателя... Вы эмигрировали?
— Нет, отнюдь. Вполне красный.
— Как интересно, — повторил клерк. — Вы бы не могли назвать ваши издательства?
— Да, конечно.
Клерк достал из ящика телефонные справочники, стремительно пролистал их, покачал головою:
— Но «Маюири энд Ли» здесь уже нет. Видимо, обанкротилось, книгоиздательское дело ненадежный бизнес, все смотрят телевизор Как фамилия вашего второго издателя? Ага, благодарю вас. Будьте любезны дать мне ваш паспорт, огромное спасибо, какой красный, на фото вы значительно старше своих лет, я бы не дал вам и сорока семи...
Он говорил, выписывая данные паспорта, набирал номер телефона, что-то считал на маленьком карманном компьютере, дружески при этом улыбался и успевал красиво курить никарагуанские бесфильтровые «ройал».
— Добрый день, — соединившись, клерк улыбнулся невидимому собеседнику, — это «Бэнк Интернэшнл», Роберт Джонс, я хотел бы соединиться с коммерческим департаментом; нет, группа расчета с авторами; благодарю вас. Добрый день, здесь «Бэнк интернэшнл», Роберт Джонс, группа личных счетов. Пожалуйста, помогите мне получить справку: вы издавали книгу мистера Дмитрия Степанова, Россия, нет, простите, Советский Союз... Какой год? — Он посмотрел на Степанова вопрошающе, но с той же доброжелательной, какой-то ободряющей улыбкой, — банк, святая святых, начало всех начал, хранилище б а б о к, будь они трижды неладны, — «вещизм», «обогащение», «ч а с т н а я инициатива», идиоты...
Степанов назвал год, титул, фамилию переводчика.
Клерк передал все так, словно ему это было давным-давно известно, просто запамятовал, бога ради, простите, что делать, бывает...
— Ага, прекрасно. Все распродано? Чудесно! Пэйпербэк? А когда вы намерены выпустить второе массовое издание в мягком переплете? Чудесно. Мы были бы глубоко признательны, если бы вы прислали нам коротенькую справочку о гонорарах мистера Степанова. Возможно, он захочет взять деньги в кредит, мы с радостью пойдем ему навстречу после того, как получим ваше подтверждение. Простите, с кем я говорил? Ах, мисс Тэйси, очень приятно, всего вам лучшего...
Он положил трубку, улыбнулся Степанову еще более чарующе и сказал:
— Все в порядке, я оформлю документы, мы познакомимся с директором нашего филиала, мистер Томпсон будет очень рад пожать руку советскому литератору, у вас прекрасно расходятся книги, поздравляю.
Степанов посмотрел на часы: девять сорок.
— Скажите, — взмолился он, — а как скоро мы закончим процедуру?
— О. это займет не более пятнадцати минут...
— А до Нью-Бонд-стрит далеко?
— Рукой подать. Какой номер дома вам нужен?
— Тридцать четыре.
— Ах, это Сотби? Пять минут ходу, я помогу вам, в чужом городе всегда лучше идти по нарисованному плану...
Степанов увидел, как в банк вошел человек; смотрел по сторонам — на всех, но только не на Степанова, ах, значит, это ты меня п а с е ш ь, подумал Степанов;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
В банке было пусто еще, тихо и торжественно, как в храме.
Степанов вспомнил, как они с Бэмби приехали в Гренаду, при Франко, и рано утром зашли в старинный, прекрасный храм; зимнее солнце пробивалось сквозь витражи, пол из-за этого казался цветным, желто-сине-красным; ходить по такому полу кощунство, но молоденькие девушки с насосанными губами, с синими тенями от бессонной ночи быстро и сосредоточенно прошлепали своими «колледжами» — остроносенькими туфельками с медной пряжкой, без каблучка, высший шик, подчеркивает форму нога, — быстро и деловито преклонили колени перед иконой, заученно перекрестились, прося прощения за грех, и зашлепали по сказочным теням витражей, брошенным на пол, к выходу. Бэмби тогда сказала: «Нагрешили, помолились, и — снова за работу».
Степанов посмотрел на клерков, сидевших за овальными, красивой формы столами; порядок абсолютный; на выдвижной досочке пишущая машинка, это только мы богатые, держим секретарей, тут все знают машинопись и стенографию, время — деньги, молодцы, черти, «учитесь у капиталистов хозяйствовать, за ними двести лет опыта», господи, как же он был прав во всем, в каждой своей строке; в каждой заметке на полях книг; Ленин — пик мировой истории; кстати, и тем, что женщины здесь получили право не только голосовать, но и быть премьерами, они обязаны ему, Ленину; здешние опасть предержащие были вынуждены отступить, иначе б их смели, не сдай они свои железобетонные, старорежимные позиции.
Степанов пошел не к клерку, а к девушке; очень красивая, одета подчеркнуто тщательно, но в то же время свободно, с парижским шиком; на лице улыбка.
— Доброе утро, пожалуйста, садитесь, чем могу вам помочь?
— Я хочу открыть счет.
— Личный?
— Да.
— Тогда, пожалуйста, обратитесь к мистеру Джонсу. — Она повернулась к длинному парню с типично английской прической — волосы закрывают половину лба; воротничок высокий, с заколкой; галстук тоненький; серый пиджак в мелкую черную клеточку. — Боб, к тебе гость.
Тот поднялся, приветственно помахал Степанову рукой:
— Прошу вас, сэр...
— Доброе утро, мне надо открыть счет...
— О, мы это сделаем очень быстро. Пожалуйста, заполните бланк. Не сердитесь, что он такой длинный. Бюрократия наш бич. — Он улыбнулся. — Хотите вложить деньги в дело? На срочный вклад? Или же открыть текущий счет?
— Текущий счет.
— Я бы рекомендовал вам подумать над вложением денег в акции «Нестле», резко пошли вверх... Хороша тенденция у аграриев Айовы...
— Нет, благодарю, я хочу иметь чеки, чтобы не таскать с собою деньги...
Клерк пробежал бланк-анкету, поднял на Степанова глаза, в которых было доброжелательное удивление:
— Вы русский?
— Да.
— Как интересно... Какую сумму вы намерены положить на счет?
— Четыреста фунтов...
— Вы не написали ваш адрес в Англии, сэр. «Сейчас он обязательно потребует какую-нибудь справку, — с тоской подумал Степанов. — И все полетит в тартарары».
— Я живу в отеле...
— Но вы намерены нанять квартиру, не так ли?
— Нет. Я приехал сюда ненадолго, я не хочу таскать с собою деньги.
— Вообще-то мы, как правило, открываем счет только тем, кто имеет квартиру...
«Если я скажу „советское посольство“, он попросит письменное подтверждение, — подумал Степанов. — Время будет потеряно; половина десятого».
— Знаете, — сказал Степанов, — у меня здесь есть два издателя...
— О, вы писатель?! Впервые вижу живого писателя... Вы эмигрировали?
— Нет, отнюдь. Вполне красный.
— Как интересно, — повторил клерк. — Вы бы не могли назвать ваши издательства?
— Да, конечно.
Клерк достал из ящика телефонные справочники, стремительно пролистал их, покачал головою:
— Но «Маюири энд Ли» здесь уже нет. Видимо, обанкротилось, книгоиздательское дело ненадежный бизнес, все смотрят телевизор Как фамилия вашего второго издателя? Ага, благодарю вас. Будьте любезны дать мне ваш паспорт, огромное спасибо, какой красный, на фото вы значительно старше своих лет, я бы не дал вам и сорока семи...
Он говорил, выписывая данные паспорта, набирал номер телефона, что-то считал на маленьком карманном компьютере, дружески при этом улыбался и успевал красиво курить никарагуанские бесфильтровые «ройал».
— Добрый день, — соединившись, клерк улыбнулся невидимому собеседнику, — это «Бэнк Интернэшнл», Роберт Джонс, я хотел бы соединиться с коммерческим департаментом; нет, группа расчета с авторами; благодарю вас. Добрый день, здесь «Бэнк интернэшнл», Роберт Джонс, группа личных счетов. Пожалуйста, помогите мне получить справку: вы издавали книгу мистера Дмитрия Степанова, Россия, нет, простите, Советский Союз... Какой год? — Он посмотрел на Степанова вопрошающе, но с той же доброжелательной, какой-то ободряющей улыбкой, — банк, святая святых, начало всех начал, хранилище б а б о к, будь они трижды неладны, — «вещизм», «обогащение», «ч а с т н а я инициатива», идиоты...
Степанов назвал год, титул, фамилию переводчика.
Клерк передал все так, словно ему это было давным-давно известно, просто запамятовал, бога ради, простите, что делать, бывает...
— Ага, прекрасно. Все распродано? Чудесно! Пэйпербэк? А когда вы намерены выпустить второе массовое издание в мягком переплете? Чудесно. Мы были бы глубоко признательны, если бы вы прислали нам коротенькую справочку о гонорарах мистера Степанова. Возможно, он захочет взять деньги в кредит, мы с радостью пойдем ему навстречу после того, как получим ваше подтверждение. Простите, с кем я говорил? Ах, мисс Тэйси, очень приятно, всего вам лучшего...
Он положил трубку, улыбнулся Степанову еще более чарующе и сказал:
— Все в порядке, я оформлю документы, мы познакомимся с директором нашего филиала, мистер Томпсон будет очень рад пожать руку советскому литератору, у вас прекрасно расходятся книги, поздравляю.
Степанов посмотрел на часы: девять сорок.
— Скажите, — взмолился он, — а как скоро мы закончим процедуру?
— О. это займет не более пятнадцати минут...
— А до Нью-Бонд-стрит далеко?
— Рукой подать. Какой номер дома вам нужен?
— Тридцать четыре.
— Ах, это Сотби? Пять минут ходу, я помогу вам, в чужом городе всегда лучше идти по нарисованному плану...
Степанов увидел, как в банк вошел человек; смотрел по сторонам — на всех, но только не на Степанова, ах, значит, это ты меня п а с е ш ь, подумал Степанов;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91