— Поедем куда-нибудь поужинать? — спросил князь. — Я приглашаю. Здесь чопорно и безумно дорого. В районе Сохо есть великолепные итальянские кабачки, вкусно и почти без денег...
— Нет. Благодарю, — ответил Золле.
Степанов удивился:
— Почему? Я бы с радостью заправился. После полета у меня всегда дикий аппетит...
— Я бы предпочел, — сказан Золле, — первую часть нашей беседы провести здесь, господа. В зависимости от результатов будет видно, как поступать дальше.
— Что с тобой, Зигфрид? — удивился Степанов, недоумевающе посмотрев на князя. — Объясни, бога ради, я ничего не понимаю.
— Я объясню, господин Степанов, — ответил Золле. — Для этого я и приехал сюда...
Они сели за столик, подошел официант, поинтересовался, что будут пить гости. Ростопчин заказал кофе, назвал свой номер, попросил передать счет портье, помассировал грудь и незаметно бросил под язык пилюлю.
— Господин Степанов... — начал Золле.
— Мы были на «ты», Зигфрид, — заметил Степанов. — Я чем-то обидел тебя?
Золле словно бы споткнулся; замер; произнес по слогам:
— Вы вели себя все время нечестно по отношению ко мне!
— Только не надо ссориться, — сказан князь. — Я очень прошу вас, господа! Нам грешно ссориться.
Золле между тем, не посмотрев даже на Ростопчина, продолжал:
— Я получил неопровержимые данные о том, что вы постоянно платили деньги господам Шверку, Цоппе и Ранненсброку за те скудные материалы, которые они получили в процессе их поисков...
— Я?! — Степанов даже руками всплеснул; сразу вспомнил Розэна, тот так же махал ладошками, ну, скотина, ну, прохиндей; сразу же забыл коротышку; что говорит Золле, бред какой-то! — Я никогда никому ничего не платил, Зиг... господин Золле! Все то, что делали Штайн, Тэрри, князь и, как я полагал, остальные, делали это из чувства справедливости, из желания помочь возвращению в музеи награбленного.
Золле — по слогам, звеняще — продолжал, словно бы не слыша Степанова:
— Вы прекрасно знаете, что я истратил все мои сбережения на поиски! Все! До единого пфеннига! Поиск не хобби для меня, а жизнь! Вот, — он достал из толстого потрепанного портфеля большую папку. — Здесь записаны все мои траты. Судя по тем баснословным суммам, которые вы переводили малоквалифицированным любителям, мои траты — сущая безделица, всего восемь тысяч марок! Если вы платили им, то вы тем более обязаны уплатить мне!
— Только не ссорьтесь, господа, — снова попросил князь. -Нельзя же, право! Ты должен уплатить профессору Золле, если платил другим, Митя...
— Но я же не платил! — как-то жалобно, негодуя на себя за эту ж а л к о с т ь, ответил Степанов. — Откуда у меня деньги?!
— Русские иногда выкупали кое-какие вещи на аукционах, это было в Париже и Монте-Карло, — продолжат Золле. — У меня есть факты! Вы не смеете отрицать факты, господин Степанов.
— Ну, хорошо, хорошо, — сказал князь. — Я оплачу ваши расходы, профессор, нам нужны ваши документы о картине Врубеля, ради нее мы здесь и собрались...
— Я мог прислать вам эти документы по почте, — тем же звенящим голосом ответил Золле, побледнев еще больше. — Меня привело сюда чувство негодования! За какие-то дерьмовые бумажки господин Степанов платил другим людям, плохим людям, с дурным прошлым, а я пустил по ветру все, что было, как последний осел! А я не осел! — Голос его сорвался, и он заплакал. Он плакал молча, только слезы катились по щекам, старческие, быстрые слезы.
— Зигфрид, Зигфрид, ну что ты?! — сказал Степанов, положив руку ему на колено. — Нас с тобой кто-то хочет поссорить! Это все неправда! Я был убежден, что мы работаем от чистого сердца, а не из-за денег...
— У господина Ранненсброка есть расписка, данная вами, — ответил Золле, по-прежнему плача. — Ваша отвратительная ложь делает невозможным наше дальнейшее сотрудничество.
— Дайте телефон господина Ранненсброка, — сказал Степанов, — мы позвоним ему сейчас же.
— У меня нет данных не верить расписке. Там была ваша подпись.
— Это фатьшивка, — сказал Степанов.
— Значит, три человека, моих соотечественника, лгут, а лишь вы говорите правду?!
— Повторяю, — отчеканил Степанов, — я никому, никогда и нигде не платил денег! Я неофициальное лицо, я... Словом, я настаиваю, чтобы мы сейчас же позвонили этому самому Ранненсбургу!
— Ранненсброку! — так же отчеканил Золле. — И мне стыдно за вашу ложь!
— А я не стану продолжать разговор в таком тоне!
— Господа, но нельзя же так! — Лицо Ростопчина сделалось морщинистым, стало видно, что он стареет, быстро, по дням стареет. — Надо же обо всем говорить спокойно...
Золле сбросил руку Степанова со своего колена и обернулся к Ростопчину:
— Это вы можете говорить спокойно! И он, — кивнул он на Степанова. — А я не могу! Не могу, ясно вам?
И, резко поднявшись, выбежал из «Клариджа».
(Через две минуты после того как позвонили из холла и сказали, что внизу ждут на бутылку белого вина «либефраумильх семидесятого года» — пароль, означавший, что операция с Золле прошла успешно, — Фол набран номер 752-9712; когда телефонист отеля ответил, попросил семнадцатый номер, мистера Грибла, представился Ваксом из Нью-Йорка, фирма по реставрации старины и скупке произведений изящных искусств, сказал ему, что все улажено, серьезного конкурента во время завтрашнего мероприятия не будет; интересующую штуку можно взять по вполне пристойной цене, дело сделано.
Мистер Грибл только что прилетел из Америки; действительно, любитель русской старины; вместе с другими коллекционерами арендовал чартерный рейс; после того как вышел из дела с девятью миллионами наличном счету, начат собирать живопись; земли в Техасе сдавал в аренду, лишняя подстраховка на случай «черной пятницы», инфляции типа двадцать девятого года; земля — она и есть земля, самое надежное вложение капитала.
— Я признателен за информацию, мистер Вакс. Гонорар, как и уговаривались, будет переведен вам после окончания завтрашних торгов. Спокойной ночи.
Фол поднялся, закурил, прошелся по номеру; что ж, первый гонорар неплох, однако главный — впереди, если Врубель, ушедший к Гриблу, поставит крест на альянсе Ростопчин — Степанов — Золле; даже если немец вдруг и пошлет «экспрессом» свои документы о том, что Врубель был похищен, князь их не получит, вопрос проработан; Степанов — тем более; да и потом Золле не знает, где он остановился; можно спускаться вниз, рейнское вино с мудреным названием, «молоко любимой женщины» воистину прекрасно, почему бы не начать с него?!
Фол позвонит в лобби, попросил пригласить к аппарату мистера Джильберта, сказал, чтобы за немцем п р и с м о т р е л и, не более того; события ни в коем случае не форсировать; если решит вешаться, воспрепятствуйте, он нам нужен живым и в полнейшем сознании; сейчас джентльмен на последнем градусе истерии, возможен срыв;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91