Впрочем, все это лишнее. Вы слышали приказ Асад ад-Дина. На том и порешим.
Не дожидаясь, пока корсары разойдутся, Сакр аль-Бар сказал Асаду:
— Стоило бы повесить того пса, который говорил о Драгуте и Джерби, но не в моих правилах быть жестоким с командой.
Изумление Асада сменилось восхищением и даже чем-то похожим на раскаяние, но одновременно в нем проснулась жгучая зависть. Сакр аль-Бар победил там, где сам он неизбежно потерпел бы поражение. Как масло расплывается по воде, так яд зависти растекся по душе Асада. Его неприязнь к бывшему любимцу превратилась в ненависть, ибо теперь он видел в нем узурпатора своей власти и могущества. И с этой минуты вдвоем им стало тесно в Алжире. Вот почему слова благодарности застыли на устах паши, и, как только он остался наедине с Сакр аль-Баром, его глаза злобно впились в соперника. Только глупец не прочел бы в них смертный приговор.
Но Сакр аль-Бар не был глупцом и сразу все понял. Сердце его сжалось, в душе проснулась ответная злоба. Он почти раскаивался, что не воспользовался недовольством и мятежным настроением команды и не предпринял попытку сместить пашу. Он забыл и думать о примирении и ответил на ядовитый взгляд откровенной издевкой.
— Оставь нас, — коротко приказал он Бискайну и, кивнув на Марзака, добавил:
— И забери с собой этого морского воителя.
Бискайн вопросительно глянул на пашу.
— Таково твое желание, господин мой?
Асад молча кивнул, и Бискайн увел перепуганного Марзака.
— Господин мой, — начал Сакр аль-Бар, когда они остались одни, — вчера я предложил тебе залатать брешь в наших отношениях и получил отказ. И вот теперь, будь я предателем и мятежником, каковым ты назвал меня, я не упустил бы случая, который сам шел ко мне в руки. Я говорю о настроении корсаров. Если бы я воспользовался им, предлагать или просить пришлось бы уже не мне, а тебе. Я мог бы диктовать свои условия. Но коль скоро я представил тебе неопровержимое доказательство моей верности, то мне бы хотелось надеяться, что ты вернешь мне свое доверие и соблаговолишь принять мое предложение относительно франкской женщины, которая стоит вон там.
И Сакр аль-Бар показал на ют.
Возможно, то, что Розамунда без покрывала стояла на юте, сыграло роковую роль, поскольку не исключено, что именно эта картина развеяла колебания паши и заставила его забыть об осторожности, побуждавшей согласиться на предложение корсара. Асад смотрел на Розамунду, и легкая краска проступала на его серых от гнева щеках.
— Не тебе, Сакр аль-Бар, обращаться ко мне с предложениями, — наконец проговорил он. — Такая дерзость доказывает лживость твоего языка, болтающего мне о преданности. Однажды ты уже обманул меня, кощунственно злоупотребив святым законом Пророка. Если ты не сойдешь с моей дороги, тебе несдобровать.
Голос паши срывался от бешенства.
— Потише, — гневно предостерег его Сакр аль-Бар. — Если мои люди услышат твои угрозы, я не отвечаю за последствия. Так значит, я противлюсь твоей воле во вред себе? Кажется, ты так сказал? Ну что же, будь по-твоему. Война так война! Но не забудь, ты сам выбрал ее и в случае поражения пеняй на себя.
— Гнусный мятежник! Вероломный пес! — вскипел Асад.
— Посмотрим, куда заведут тебя старческие причуды.
Сакр аль-Бар повернулся к Асаду спиной и пошел на ют, оставив пашу в одиночестве предаваться бессильному гневу и смутным страхам. Однако при всей дерзости и безрассудной смелости своих слов Сакр аль-Бар изнывал от беспокойства. Он составил план действий, но хорошо понимал, что между замыслом и его осуществлением лежит немало опасностей.
— Сударыня, — обратился он к Розамунде, поднявшись на ют. — Стоя на виду у всех, вы поступаете неблагоразумно.
К немалому удивлению Сакр аль-Бара, Розамунда пронзила его враждебным взглядом.
— Неразумно? — презрительно спросила она. — Уж не потому ли, что я могу увидеть больше, чем вам бы хотелось? Какую игру вы ведете, сэр, говоря одно и делая совершенно другое?
Было ясно, что Розамунда превратно истолковала увиденное.
— Позвольте заметить, — сухо ответил корсар, — что ваша склонность к поспешным выводам однажды уже причинила мне немало вреда, в чем вы имели возможность убедиться.
Эти слова несколько обескуражили Розамунду.
— Но в таком случае… — начала она.
— Я настоятельно прошу вас повременить с выводами. Если я останусь жив, то освобожу вас. Ну а до тех пор я бы посоветовал вам не выходить из каюты. Выставляя себя на всеобщее обозрение, вы не облегчаете мою задачу.
Под его тяжелым взглядом Розамунда медленно опустила голову и скрылась за занавесом.
Глава 20. ПОСЛАНЕЦ
Остаток дня Розамунда провела в каюте, терзаясь тревогой, которую в немалой степени усилило то, что за это время Сакр аль-Бар ни разу не зашел к ней. Наконец, под вечер, не в силах справиться с волнением, она снова вышла из каюты, но увидела, что ее появление на палубе более чем некстати.
Солнце уже зашло, и команда галеаса, простершись ниц, предавалась вечерней молитве. Розамунда инстинктивно отступила назад и, скрывшись за занавесом, стала ждать. Когда молитва закончилась, она осторожно раздвинула занавес и заметила справа от себя Асада в окружении Марзака, Бискайна и нескольких офицеров. Она поискала глазами Сакр аль-Бара и вскоре увидела, как он своей размашистой, слегка раскачивающейся походкой идет по проходу следом за двумя помощниками боцмана, раздающими гребцам скудную вечернюю пищу.
Неожиданно он остановился около Лайонела и грубо обратился к нему на лингва-франка, которого молодой человек не понимал. Он говорил нарочито громко, чтобы каждое его слово было слышно на юте.
— Ну что, собака? Подходит ли пища галерного раба для твоего нежного желудка?
Лайонел поднял на него глаза.
— Что вы сказали? — спросил он по-английски.
Сакр аль-Бар наклонился, и все наблюдавшие за этой сценой заметили злое и насмешливое выражение его лица. Он, разумеется, тоже заговорил по-английски, но, как ни напрягала Розамунда слух, до нее доносился лишь неразборчивый шепот. Тем не менее, видя лицо корсара, она ни на секунду не усомнилась в истинном, как ей казалось, значении его слов. Однако догадки Розамунды были далеки от действительности. Злобно-насмешливое выражение его лица было всего лишь маской.
— Я хочу, чтобы там, наверху, думали, будто я ругаю вас, — говорил Сакр аль-Бар. — Заискивайте, огрызайтесь, но слушайте. Вы помните, как мы мальчишками добирались от Пенарроу до мыса Трефузис?
— Что вы имеете в виду?
На лице Лайонела появилось его всегдашнее выражение злобной подозрительности. Как раз то, что и было нужно Сакр аль-Бару.
— Мне надо знать, способны ли вы и теперь проплыть такое расстояние. Если «да», то вы могли бы найти более аппетитный ужин на судне сэра Джона Киллигрю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Не дожидаясь, пока корсары разойдутся, Сакр аль-Бар сказал Асаду:
— Стоило бы повесить того пса, который говорил о Драгуте и Джерби, но не в моих правилах быть жестоким с командой.
Изумление Асада сменилось восхищением и даже чем-то похожим на раскаяние, но одновременно в нем проснулась жгучая зависть. Сакр аль-Бар победил там, где сам он неизбежно потерпел бы поражение. Как масло расплывается по воде, так яд зависти растекся по душе Асада. Его неприязнь к бывшему любимцу превратилась в ненависть, ибо теперь он видел в нем узурпатора своей власти и могущества. И с этой минуты вдвоем им стало тесно в Алжире. Вот почему слова благодарности застыли на устах паши, и, как только он остался наедине с Сакр аль-Баром, его глаза злобно впились в соперника. Только глупец не прочел бы в них смертный приговор.
Но Сакр аль-Бар не был глупцом и сразу все понял. Сердце его сжалось, в душе проснулась ответная злоба. Он почти раскаивался, что не воспользовался недовольством и мятежным настроением команды и не предпринял попытку сместить пашу. Он забыл и думать о примирении и ответил на ядовитый взгляд откровенной издевкой.
— Оставь нас, — коротко приказал он Бискайну и, кивнув на Марзака, добавил:
— И забери с собой этого морского воителя.
Бискайн вопросительно глянул на пашу.
— Таково твое желание, господин мой?
Асад молча кивнул, и Бискайн увел перепуганного Марзака.
— Господин мой, — начал Сакр аль-Бар, когда они остались одни, — вчера я предложил тебе залатать брешь в наших отношениях и получил отказ. И вот теперь, будь я предателем и мятежником, каковым ты назвал меня, я не упустил бы случая, который сам шел ко мне в руки. Я говорю о настроении корсаров. Если бы я воспользовался им, предлагать или просить пришлось бы уже не мне, а тебе. Я мог бы диктовать свои условия. Но коль скоро я представил тебе неопровержимое доказательство моей верности, то мне бы хотелось надеяться, что ты вернешь мне свое доверие и соблаговолишь принять мое предложение относительно франкской женщины, которая стоит вон там.
И Сакр аль-Бар показал на ют.
Возможно, то, что Розамунда без покрывала стояла на юте, сыграло роковую роль, поскольку не исключено, что именно эта картина развеяла колебания паши и заставила его забыть об осторожности, побуждавшей согласиться на предложение корсара. Асад смотрел на Розамунду, и легкая краска проступала на его серых от гнева щеках.
— Не тебе, Сакр аль-Бар, обращаться ко мне с предложениями, — наконец проговорил он. — Такая дерзость доказывает лживость твоего языка, болтающего мне о преданности. Однажды ты уже обманул меня, кощунственно злоупотребив святым законом Пророка. Если ты не сойдешь с моей дороги, тебе несдобровать.
Голос паши срывался от бешенства.
— Потише, — гневно предостерег его Сакр аль-Бар. — Если мои люди услышат твои угрозы, я не отвечаю за последствия. Так значит, я противлюсь твоей воле во вред себе? Кажется, ты так сказал? Ну что же, будь по-твоему. Война так война! Но не забудь, ты сам выбрал ее и в случае поражения пеняй на себя.
— Гнусный мятежник! Вероломный пес! — вскипел Асад.
— Посмотрим, куда заведут тебя старческие причуды.
Сакр аль-Бар повернулся к Асаду спиной и пошел на ют, оставив пашу в одиночестве предаваться бессильному гневу и смутным страхам. Однако при всей дерзости и безрассудной смелости своих слов Сакр аль-Бар изнывал от беспокойства. Он составил план действий, но хорошо понимал, что между замыслом и его осуществлением лежит немало опасностей.
— Сударыня, — обратился он к Розамунде, поднявшись на ют. — Стоя на виду у всех, вы поступаете неблагоразумно.
К немалому удивлению Сакр аль-Бара, Розамунда пронзила его враждебным взглядом.
— Неразумно? — презрительно спросила она. — Уж не потому ли, что я могу увидеть больше, чем вам бы хотелось? Какую игру вы ведете, сэр, говоря одно и делая совершенно другое?
Было ясно, что Розамунда превратно истолковала увиденное.
— Позвольте заметить, — сухо ответил корсар, — что ваша склонность к поспешным выводам однажды уже причинила мне немало вреда, в чем вы имели возможность убедиться.
Эти слова несколько обескуражили Розамунду.
— Но в таком случае… — начала она.
— Я настоятельно прошу вас повременить с выводами. Если я останусь жив, то освобожу вас. Ну а до тех пор я бы посоветовал вам не выходить из каюты. Выставляя себя на всеобщее обозрение, вы не облегчаете мою задачу.
Под его тяжелым взглядом Розамунда медленно опустила голову и скрылась за занавесом.
Глава 20. ПОСЛАНЕЦ
Остаток дня Розамунда провела в каюте, терзаясь тревогой, которую в немалой степени усилило то, что за это время Сакр аль-Бар ни разу не зашел к ней. Наконец, под вечер, не в силах справиться с волнением, она снова вышла из каюты, но увидела, что ее появление на палубе более чем некстати.
Солнце уже зашло, и команда галеаса, простершись ниц, предавалась вечерней молитве. Розамунда инстинктивно отступила назад и, скрывшись за занавесом, стала ждать. Когда молитва закончилась, она осторожно раздвинула занавес и заметила справа от себя Асада в окружении Марзака, Бискайна и нескольких офицеров. Она поискала глазами Сакр аль-Бара и вскоре увидела, как он своей размашистой, слегка раскачивающейся походкой идет по проходу следом за двумя помощниками боцмана, раздающими гребцам скудную вечернюю пищу.
Неожиданно он остановился около Лайонела и грубо обратился к нему на лингва-франка, которого молодой человек не понимал. Он говорил нарочито громко, чтобы каждое его слово было слышно на юте.
— Ну что, собака? Подходит ли пища галерного раба для твоего нежного желудка?
Лайонел поднял на него глаза.
— Что вы сказали? — спросил он по-английски.
Сакр аль-Бар наклонился, и все наблюдавшие за этой сценой заметили злое и насмешливое выражение его лица. Он, разумеется, тоже заговорил по-английски, но, как ни напрягала Розамунда слух, до нее доносился лишь неразборчивый шепот. Тем не менее, видя лицо корсара, она ни на секунду не усомнилась в истинном, как ей казалось, значении его слов. Однако догадки Розамунды были далеки от действительности. Злобно-насмешливое выражение его лица было всего лишь маской.
— Я хочу, чтобы там, наверху, думали, будто я ругаю вас, — говорил Сакр аль-Бар. — Заискивайте, огрызайтесь, но слушайте. Вы помните, как мы мальчишками добирались от Пенарроу до мыса Трефузис?
— Что вы имеете в виду?
На лице Лайонела появилось его всегдашнее выражение злобной подозрительности. Как раз то, что и было нужно Сакр аль-Бару.
— Мне надо знать, способны ли вы и теперь проплыть такое расстояние. Если «да», то вы могли бы найти более аппетитный ужин на судне сэра Джона Киллигрю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94