У нее возникло мгновенное подозрение, которое тут же превратилось в уверенность, что внезапное раскаяние Оливера — просто уловка.
— Замуж.., за вас! — повторила она.
— Да, — подтвердил Оливер и принялся объяснять ей, что, только став его женой, она будет неприкосновенна для правоверных мусульман: из опасения нарушить закон Пророка никто и пальцем не посмеет коснуться ее, и прежде всего — благочестивый паша. — Только так, — закончил он, — я смогу избавить вас от его преследований.
— Даже в моем ужасном положении этот выход слишком ужасен, — презрительно заявила она.
— А я говорю: вы должны, — настаивал он. — Иначе вас сегодня же доставят в гарем Асада, и не как жену, а как рабыню. Ради собственного блага вы должны верить мне, должны!
— Верить вам! — Розамунда язвительно рассмеялась. — Вам! Вероотступнику, нет, хуже, чем вероотступнику!
Оливер сдержался. Только соблюдая полное спокойствие, он мог надеяться убедить ее с помощью логических доводов.
— Вы слишком безжалостны, — с упреком сказал он. — Вы судите меня, забывая, что в моих страданиях есть и ваша вина. Ведь меня предали именно тот мужчина и та женщина, которых я любил больше всех на свете. Я утратил веру в людей и в Бога. Я стал мусульманином, отступником и корсаром лишь потому, что это был единственный способ избавиться от невыносимых мучений. — Он грустно посмотрел на Розамунду. — Неужели все это нисколько не извиняет меня в ваших глазах?
Слова Оливера не оставили Розамунду равнодушной. В ее ответе сквозила враждебность, но уже не было презрения. Его сменила печаль.
— Никакие лишения не могут оправдать вас в том, что вы опозорили честь дворянина и запятнали мужское достоинство, преследуя беззащитную женщину. Как бы то ни было, вы слишком низко пали, сэр, чтобы я сочла возможным доверять вам.
Оливер опустил голову. Он более чем заслужил это обвинение и чувствовал, что ему нечего возразить.
— Вы правы, — вздохнул он. — Но не ради меня я умоляю вас довериться мне, а ради вас самой.
Под влиянием внезапного порыва Оливер вытащил из ножен тяжелый кинжал и подал его Розамунде.
— Если вам необходимо доказательство моей искренности, возьмите мой кинжал, которым вы пытались лишить себя жизни. Как только вам покажется, что я изменил данному слову, воспользуйтесь им против меня или против себя.
Удивленно посмотрев на Оливера, Розамунда приняла от него кинжал.
— А вы не боитесь, — спросила она, — что я сейчас же воспользуюсь им и разом все покончу?
— О нет, я верю вам, — ответил он. — И вы можете отплатить мне тем же. Более того, я дал вам оружие на самый крайний случай. Если придется выбирать между смертью и Асадом, будет лучше, если вы предпочтете смерть. Но позвольте заметить, что пока есть возможность жить, выбирать смерть было бы глупо.
— Возможность? — В голосе Розамунды послышалось презрение. — Возможность жить с вами?
— Нет, — твердо ответил Оливер. — Если вы доверитесь мне, то, клянусь, я постараюсь исправить причиненное мною зло. Слушайте. На рассвете мой галеас выходит в море. Я незаметно доставлю вас на борт и найду способ высадить в какой-нибудь христианской стране — Италии или Франции, — оттуда вы сможете вернуться домой.
— А тем временем, — напомнила Розамунда, — я стану вашей женой.
Оливер улыбнулся.
— Вы все еще боитесь западни. Христиан мусульманский брак ни к чему не обязывает. Я же не буду настаивать на своих правах. Наш брак — предлог, чтобы оградить вас от посягательств, пока вы находитесь здесь.
— Но как могу я положиться на ваше слово?
— Как? — Оливер растерялся. — У вас есть кинжал.
Розамунда задумчиво взглянула на сверкающий клинок.
— А наш брак? — спросила она. — Каким образом он свершится?
Оливер объяснил, что по мусульманскому закону надо в присутствии свидетелей объявить о браке кади note 30 или тому, кто стоит выше него. Не успел он закончить, как внизу послышались голоса и замелькал свет факелов.
— Это Асад со своим отрядом! — воскликнул он срывающимся голосом. — Итак, вы согласны?
— А кади? — спросила Розамунда, из чего Оливер заключил, что она приняла его предложение.
— Я ведь говорил о кади или о том, кто выше его. Сам Асад будет нашим священником, а его стража — свидетелями.
— А если он откажется? Он обязательно откажется! — воскликнула Розамунда и в волнении сжала руки.
— Я и спрашивать его не стану. Поймаю врасплох.
— Но ведь.., это разозлит его. Он непременно догадается, что его провели, и отомстит вам.
— Я уже думал об этом, но другого выхода нет. Если мы проиграем, то…
— У меня есть кинжал, — бесстрашно заявила Розамунда.
— Ну а для меня остается веревка или сабля, — добавил Оливер. — Возьмите себя в руки. Они идут.
Дверь распахнулась, и на террасу вбежал испуганный Али.
— Господин мой, господин мой! Асад вернулся с целым отрядом воинов!
— Ничего страшного, — спокойно ответил Сакр аль-Бар, — Все будет хорошо.
Торопясь проучить своего взбунтовавшегося лейтенанта, паша взбежал по лестнице и ворвался на террасу. За ним следовала дюжина янычар в черных одеяниях. Их обнаженные сабли в свете факелов отбрасывали кроваво-красные блики.
Паша резко остановился перед Сакр аль-Баром, величественно скрестив руки на груди.
— Я вернулся, — произнес он, — применить силу там, где бессильна доброта. Но я не перестаю молить Аллаха, чтобы он осветил светом мудрости твой помраченный рассудок.
— И Аллах услышал твои молитвы, господин мой, — сказал Сакр аль-Бар.
— Хвала Всемудрому! — радостно воскликнул Асад. — Где девушка? — И он протянул руку.
Оливер подошел к Розамунде, взял ее за руку, словно собираясь подвести к паше, и произнес роковые для Асада слова:
— Во имя Аллаха и пред его всевидящим оком, пред тобой, Асад ад-Дин, в присутствии свидетелей я беру эту женщину в жены, блюдя милостивый закон Пророка всемудрого и милосердного Аллаха.
Сакр аль-Бар замолк. Обряд свершился, прежде чем Асад успел догадаться о намерениях корсара. В смятении паша что-то прохрипел, его лицо побагровело, в глазах сверкнули молнии.
Ничуть не испуганный царственным гневом своего господина Сакр аль-Бар спокойно снял с плеч Розамунды шарф и набросил его ей на голову, скрыв ее лицо от посторонних взглядов.
— Да иссохнет рука того, кто, презрев святой закон владыки нашего Мухаммеда, посмеет открыть лицо этой женщины. Да благословит Аллах этот союз и низвергнет в геенну всякого, кто попытается расторгнуть узы, скрепленные пред его всевидящим оком.
Слова корсара прозвучали веско и многозначительно. Слишком многозначительно для Асад ад-Дина. Янычары за спиной паши, словно борзые на сворке, с нетерпением ожидали приказаний. Но Асад молчал. Он стоял, тяжело дыша и слегка пошатываясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— Замуж.., за вас! — повторила она.
— Да, — подтвердил Оливер и принялся объяснять ей, что, только став его женой, она будет неприкосновенна для правоверных мусульман: из опасения нарушить закон Пророка никто и пальцем не посмеет коснуться ее, и прежде всего — благочестивый паша. — Только так, — закончил он, — я смогу избавить вас от его преследований.
— Даже в моем ужасном положении этот выход слишком ужасен, — презрительно заявила она.
— А я говорю: вы должны, — настаивал он. — Иначе вас сегодня же доставят в гарем Асада, и не как жену, а как рабыню. Ради собственного блага вы должны верить мне, должны!
— Верить вам! — Розамунда язвительно рассмеялась. — Вам! Вероотступнику, нет, хуже, чем вероотступнику!
Оливер сдержался. Только соблюдая полное спокойствие, он мог надеяться убедить ее с помощью логических доводов.
— Вы слишком безжалостны, — с упреком сказал он. — Вы судите меня, забывая, что в моих страданиях есть и ваша вина. Ведь меня предали именно тот мужчина и та женщина, которых я любил больше всех на свете. Я утратил веру в людей и в Бога. Я стал мусульманином, отступником и корсаром лишь потому, что это был единственный способ избавиться от невыносимых мучений. — Он грустно посмотрел на Розамунду. — Неужели все это нисколько не извиняет меня в ваших глазах?
Слова Оливера не оставили Розамунду равнодушной. В ее ответе сквозила враждебность, но уже не было презрения. Его сменила печаль.
— Никакие лишения не могут оправдать вас в том, что вы опозорили честь дворянина и запятнали мужское достоинство, преследуя беззащитную женщину. Как бы то ни было, вы слишком низко пали, сэр, чтобы я сочла возможным доверять вам.
Оливер опустил голову. Он более чем заслужил это обвинение и чувствовал, что ему нечего возразить.
— Вы правы, — вздохнул он. — Но не ради меня я умоляю вас довериться мне, а ради вас самой.
Под влиянием внезапного порыва Оливер вытащил из ножен тяжелый кинжал и подал его Розамунде.
— Если вам необходимо доказательство моей искренности, возьмите мой кинжал, которым вы пытались лишить себя жизни. Как только вам покажется, что я изменил данному слову, воспользуйтесь им против меня или против себя.
Удивленно посмотрев на Оливера, Розамунда приняла от него кинжал.
— А вы не боитесь, — спросила она, — что я сейчас же воспользуюсь им и разом все покончу?
— О нет, я верю вам, — ответил он. — И вы можете отплатить мне тем же. Более того, я дал вам оружие на самый крайний случай. Если придется выбирать между смертью и Асадом, будет лучше, если вы предпочтете смерть. Но позвольте заметить, что пока есть возможность жить, выбирать смерть было бы глупо.
— Возможность? — В голосе Розамунды послышалось презрение. — Возможность жить с вами?
— Нет, — твердо ответил Оливер. — Если вы доверитесь мне, то, клянусь, я постараюсь исправить причиненное мною зло. Слушайте. На рассвете мой галеас выходит в море. Я незаметно доставлю вас на борт и найду способ высадить в какой-нибудь христианской стране — Италии или Франции, — оттуда вы сможете вернуться домой.
— А тем временем, — напомнила Розамунда, — я стану вашей женой.
Оливер улыбнулся.
— Вы все еще боитесь западни. Христиан мусульманский брак ни к чему не обязывает. Я же не буду настаивать на своих правах. Наш брак — предлог, чтобы оградить вас от посягательств, пока вы находитесь здесь.
— Но как могу я положиться на ваше слово?
— Как? — Оливер растерялся. — У вас есть кинжал.
Розамунда задумчиво взглянула на сверкающий клинок.
— А наш брак? — спросила она. — Каким образом он свершится?
Оливер объяснил, что по мусульманскому закону надо в присутствии свидетелей объявить о браке кади note 30 или тому, кто стоит выше него. Не успел он закончить, как внизу послышались голоса и замелькал свет факелов.
— Это Асад со своим отрядом! — воскликнул он срывающимся голосом. — Итак, вы согласны?
— А кади? — спросила Розамунда, из чего Оливер заключил, что она приняла его предложение.
— Я ведь говорил о кади или о том, кто выше его. Сам Асад будет нашим священником, а его стража — свидетелями.
— А если он откажется? Он обязательно откажется! — воскликнула Розамунда и в волнении сжала руки.
— Я и спрашивать его не стану. Поймаю врасплох.
— Но ведь.., это разозлит его. Он непременно догадается, что его провели, и отомстит вам.
— Я уже думал об этом, но другого выхода нет. Если мы проиграем, то…
— У меня есть кинжал, — бесстрашно заявила Розамунда.
— Ну а для меня остается веревка или сабля, — добавил Оливер. — Возьмите себя в руки. Они идут.
Дверь распахнулась, и на террасу вбежал испуганный Али.
— Господин мой, господин мой! Асад вернулся с целым отрядом воинов!
— Ничего страшного, — спокойно ответил Сакр аль-Бар, — Все будет хорошо.
Торопясь проучить своего взбунтовавшегося лейтенанта, паша взбежал по лестнице и ворвался на террасу. За ним следовала дюжина янычар в черных одеяниях. Их обнаженные сабли в свете факелов отбрасывали кроваво-красные блики.
Паша резко остановился перед Сакр аль-Баром, величественно скрестив руки на груди.
— Я вернулся, — произнес он, — применить силу там, где бессильна доброта. Но я не перестаю молить Аллаха, чтобы он осветил светом мудрости твой помраченный рассудок.
— И Аллах услышал твои молитвы, господин мой, — сказал Сакр аль-Бар.
— Хвала Всемудрому! — радостно воскликнул Асад. — Где девушка? — И он протянул руку.
Оливер подошел к Розамунде, взял ее за руку, словно собираясь подвести к паше, и произнес роковые для Асада слова:
— Во имя Аллаха и пред его всевидящим оком, пред тобой, Асад ад-Дин, в присутствии свидетелей я беру эту женщину в жены, блюдя милостивый закон Пророка всемудрого и милосердного Аллаха.
Сакр аль-Бар замолк. Обряд свершился, прежде чем Асад успел догадаться о намерениях корсара. В смятении паша что-то прохрипел, его лицо побагровело, в глазах сверкнули молнии.
Ничуть не испуганный царственным гневом своего господина Сакр аль-Бар спокойно снял с плеч Розамунды шарф и набросил его ей на голову, скрыв ее лицо от посторонних взглядов.
— Да иссохнет рука того, кто, презрев святой закон владыки нашего Мухаммеда, посмеет открыть лицо этой женщины. Да благословит Аллах этот союз и низвергнет в геенну всякого, кто попытается расторгнуть узы, скрепленные пред его всевидящим оком.
Слова корсара прозвучали веско и многозначительно. Слишком многозначительно для Асад ад-Дина. Янычары за спиной паши, словно борзые на сворке, с нетерпением ожидали приказаний. Но Асад молчал. Он стоял, тяжело дыша и слегка пошатываясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94