Абрахам взял за руку одного из них,
негра-гиганта, который еще несколько дней назад мог бы задушить быка, и
приложил его ладонь к своей щеке. И безумие отступило, негр перестал
дергаться. Когда я вернулся в воскресение вечером в госпиталь, чернокожий
гигант был еще жив. То же самое произошло с другим парнем, за которым
ухаживал Абрахам. Температура у них снизилась, и медсестры повесили на
спинки их коек таблички с голубой буквой "Х", что означало: "Хорошая
сопротивляемость, возможно выздоровление". Если Абрахам жив, я смогу
вскоре вернуться в Северный Город.
Миссия завершена. Если Абрахам жив...
Я отработал этой ночью в госпитале половину суток, и было уже десять
часов сегодняшнего дождливого утра, когда я добрался наконец до квартиры
Шэрон. Открыв дверь, она зарыдала и уткнулась мне в плечо. В
противоположном конце комнаты на полу сидел хмурый Абрахам. София лежала в
своей комнате, уже успокоившаяся, с закрытыми глазами и затихшими руками.
Абрахам кивнул, хотя я и так все понял. Шэрон еще цеплялась за меня, когда
сзади сказали:
- Вы посылали за нами, сэр?
Я обернулся. В открытых дверях стояли двое мужчин. Их носы и рты были
прикрыты марлевыми повязками - эти двое еще на что-то надеялись. Шэрон
задохнулась в крике.
Абрахам взял бремя не себя, жестом указал мне и Шэрон на кабинет.
Когда дверь за нами закрылась, Шэрон сказала:
- Понимаете, не будет никакой похоронной церемонии...
- Я знаю, Шэрон. Пусть Абрахам...
- Потому что умерших больше, чем живых, понимаете? Но ведь всегда
хоронили, правда? - Она кашляла, хлюпала носом и дрожала. - Ах да!..
Умерших больше, чем живых... И потому они просто приходят и уносят их,
понимаете? - Она оттащила табурет от рояля и села ко мне лицом, стиснув
руки и желая объяснять. - Бен, она ведь всегда любила маленькие церемонии.
О, какой церемонной леди она была! Я всегда старалась жить в соответствии
с ее понятиями. Думаю, ей бы хотелось, чтобы я сыграла полонез, а не
похоронный марш. - Она снова задохнулась. - Нет. Нет! Только полонез, но
не знаю, смогу ли я, да и все равно ее здесь больше нет, правда? И мы
должны думать обо всем только так, правда?
- Конечно. Ты бы прилегла, Шэрон. Совсем измоталась...
- Нет-нет! Потому что мертвых больше, чем нас, а некоторые из них
любят маленькие церемонии, я уверена в этом. Это вопрос соблюдения
приличий.
Я услышал, как мягко закрылась входная дверь. Шэрон не прислушалась,
она сказала:
- Вы не подадите мне шаль, Бен? Здесь ужасающий холод, правда?
В кабинете действительно было немного прохладно, но ведь она была
очень тепло одета.
- Я слышала, швейцар заболел. Полагаю, отопление отключено. Пожалуй,
я лучше посижу немного здесь. Смотрю на клавиатуру, но не лучше, чтобы
могла что-нибудь сыграть. А вы бы не хотели, Бен?
- Нет, я... Я принесу тебе пальто.
Вошел Абрахам, и я отправился искать пальто или одеяло. В стенном
шкафу я нашел меховой жакет. Я снял его с вешалки, и тут ожил рояль. Нет,
это была не игра, просто прожурчали, повышаясь, звуки. Наверное она просто
провела по клавиатуре тыльной стороной ладони, словно ласкала друга, как
будто сказала... Схватив жакет я бросился назад, но Абрахам уже выводил ее
из кабинета. Она сияюще улыбнулась:
- Спасибо, Бен! Это именно то, что я хотела.
Она протянула руки к жакету и вдруг споткнулась. Абрахам не дал ей
упасть, а я подхватил на руки и отнес в спальню. Там было прохладно,
опрятно и скромно - белые стены, голубое покрывало. Простота и невинность.
- Меня все утро немного знобило, - осторожно сказала Шэрон, - но не
думаю, чтобы это что-либо означало. Потрогай мою руку, Эйб. Видишь? У меня
нет жара.
Я положил ее на кровать, но руки мои все еще ощущали пылающий в ней
огонь. Абрахам тщетно пытался удержать в своей ладони беспокойно
шевелящиеся кончики ее пальцев.
- Конечно, Шэрон, - сказал он. - С тобой все в порядке. Сними-ка
туфли. Я хочу положить тебя под одеяло.
- Что ты сказал, Эйб?
- Туфли...
- Я не слышу тебя. - Она уже все поняла, она прожила с этим
пониманием уже несколько часов, но только сейчас ее мужественное
притворство дало трещину, и она закричала: - Эйб, я так тебя люблю! Я хочу
жить!..
Больше говорить она не могла...
Сейчас, должно быть, около полуночи. Абрахам не отходит от нее ни на
шаг. Часть утра и весь день я повел в поисках врача. Пустая трата времени:
все они превратились в развалин с красными от недосыпания глазами,
работающих двадцать четыре часа в сутки - и в госпиталях и повсюду. И не
только борются с пара: люди все еще вминают свои машины в фонарные столбы,
люди все еще режут друг друга ножами и умирают от других болезней. Сейчас
не может быть никаких вызовов на дом, а отправить больного на этой стадии
в госпиталь означает просто предоставить ему возможность умереть в более
людном месте.
Дрозма, я больше не способен думать о Союзе. Цель оправдывает
средства... В этот тезис верил Джозеф Макс, он был последователем
некоторых теоретиков, а им стоило бы умереть еще в раннем детстве...
Сомневаюсь, Дрозма, понимал ли я прежде, что значит ненавидеть. Любя
лучших из них и ненавидя худших - а именно так я теперь люблю и ненавижу,
- я никогда не смогу снова войти в их общество Наблюдателем. Я потерял эту
способность. Я постарею раньше, чем смогу снова взглянуть на все это с
точки зрения вечности.
Я оказался прав: то, что творилось на улицах в воскресенье, было
всего лишь началом. Улицы завалены мертвыми. Бригады, собирающие трупы,
работают теперь с тележками грузоподъемностью в полтонны, на которых стоит
ящик... Куда трупы увозят, я не знаю. Такую бригаду обычно сопровождает
полицейский патруль. Другие полицейские машины медленно курсируют по
улицам. Полагаю, они ведут наблюдение за любыми группами горожан, которые
способны превратиться в толпу. Я купил газету. Это оказалась "Таймс",
опустившаяся до восьмистраничного листка, напрочь лишенного рекламы.
Кое-какие новости из-за рубежа, в основном - о распространении пара.
Ничего о делах в Азии. О смерти президента Клиффорда - разумеется;
заголовки крупным шрифтом, на первой полосе. Впрочем, и в любое другое
время было бы то же самое. Но история его кончины выписана так, словно
корреспондент работал левой рукой. А может, у него уже болела голова, и
наблюдались все симптомы обычной простуды... На первой полосе, кроме
заголовков, общественная информация, сообщаются номера телефонов так
называемых "вспомогательных бригад гражданской обороны".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
негра-гиганта, который еще несколько дней назад мог бы задушить быка, и
приложил его ладонь к своей щеке. И безумие отступило, негр перестал
дергаться. Когда я вернулся в воскресение вечером в госпиталь, чернокожий
гигант был еще жив. То же самое произошло с другим парнем, за которым
ухаживал Абрахам. Температура у них снизилась, и медсестры повесили на
спинки их коек таблички с голубой буквой "Х", что означало: "Хорошая
сопротивляемость, возможно выздоровление". Если Абрахам жив, я смогу
вскоре вернуться в Северный Город.
Миссия завершена. Если Абрахам жив...
Я отработал этой ночью в госпитале половину суток, и было уже десять
часов сегодняшнего дождливого утра, когда я добрался наконец до квартиры
Шэрон. Открыв дверь, она зарыдала и уткнулась мне в плечо. В
противоположном конце комнаты на полу сидел хмурый Абрахам. София лежала в
своей комнате, уже успокоившаяся, с закрытыми глазами и затихшими руками.
Абрахам кивнул, хотя я и так все понял. Шэрон еще цеплялась за меня, когда
сзади сказали:
- Вы посылали за нами, сэр?
Я обернулся. В открытых дверях стояли двое мужчин. Их носы и рты были
прикрыты марлевыми повязками - эти двое еще на что-то надеялись. Шэрон
задохнулась в крике.
Абрахам взял бремя не себя, жестом указал мне и Шэрон на кабинет.
Когда дверь за нами закрылась, Шэрон сказала:
- Понимаете, не будет никакой похоронной церемонии...
- Я знаю, Шэрон. Пусть Абрахам...
- Потому что умерших больше, чем живых, понимаете? Но ведь всегда
хоронили, правда? - Она кашляла, хлюпала носом и дрожала. - Ах да!..
Умерших больше, чем живых... И потому они просто приходят и уносят их,
понимаете? - Она оттащила табурет от рояля и села ко мне лицом, стиснув
руки и желая объяснять. - Бен, она ведь всегда любила маленькие церемонии.
О, какой церемонной леди она была! Я всегда старалась жить в соответствии
с ее понятиями. Думаю, ей бы хотелось, чтобы я сыграла полонез, а не
похоронный марш. - Она снова задохнулась. - Нет. Нет! Только полонез, но
не знаю, смогу ли я, да и все равно ее здесь больше нет, правда? И мы
должны думать обо всем только так, правда?
- Конечно. Ты бы прилегла, Шэрон. Совсем измоталась...
- Нет-нет! Потому что мертвых больше, чем нас, а некоторые из них
любят маленькие церемонии, я уверена в этом. Это вопрос соблюдения
приличий.
Я услышал, как мягко закрылась входная дверь. Шэрон не прислушалась,
она сказала:
- Вы не подадите мне шаль, Бен? Здесь ужасающий холод, правда?
В кабинете действительно было немного прохладно, но ведь она была
очень тепло одета.
- Я слышала, швейцар заболел. Полагаю, отопление отключено. Пожалуй,
я лучше посижу немного здесь. Смотрю на клавиатуру, но не лучше, чтобы
могла что-нибудь сыграть. А вы бы не хотели, Бен?
- Нет, я... Я принесу тебе пальто.
Вошел Абрахам, и я отправился искать пальто или одеяло. В стенном
шкафу я нашел меховой жакет. Я снял его с вешалки, и тут ожил рояль. Нет,
это была не игра, просто прожурчали, повышаясь, звуки. Наверное она просто
провела по клавиатуре тыльной стороной ладони, словно ласкала друга, как
будто сказала... Схватив жакет я бросился назад, но Абрахам уже выводил ее
из кабинета. Она сияюще улыбнулась:
- Спасибо, Бен! Это именно то, что я хотела.
Она протянула руки к жакету и вдруг споткнулась. Абрахам не дал ей
упасть, а я подхватил на руки и отнес в спальню. Там было прохладно,
опрятно и скромно - белые стены, голубое покрывало. Простота и невинность.
- Меня все утро немного знобило, - осторожно сказала Шэрон, - но не
думаю, чтобы это что-либо означало. Потрогай мою руку, Эйб. Видишь? У меня
нет жара.
Я положил ее на кровать, но руки мои все еще ощущали пылающий в ней
огонь. Абрахам тщетно пытался удержать в своей ладони беспокойно
шевелящиеся кончики ее пальцев.
- Конечно, Шэрон, - сказал он. - С тобой все в порядке. Сними-ка
туфли. Я хочу положить тебя под одеяло.
- Что ты сказал, Эйб?
- Туфли...
- Я не слышу тебя. - Она уже все поняла, она прожила с этим
пониманием уже несколько часов, но только сейчас ее мужественное
притворство дало трещину, и она закричала: - Эйб, я так тебя люблю! Я хочу
жить!..
Больше говорить она не могла...
Сейчас, должно быть, около полуночи. Абрахам не отходит от нее ни на
шаг. Часть утра и весь день я повел в поисках врача. Пустая трата времени:
все они превратились в развалин с красными от недосыпания глазами,
работающих двадцать четыре часа в сутки - и в госпиталях и повсюду. И не
только борются с пара: люди все еще вминают свои машины в фонарные столбы,
люди все еще режут друг друга ножами и умирают от других болезней. Сейчас
не может быть никаких вызовов на дом, а отправить больного на этой стадии
в госпиталь означает просто предоставить ему возможность умереть в более
людном месте.
Дрозма, я больше не способен думать о Союзе. Цель оправдывает
средства... В этот тезис верил Джозеф Макс, он был последователем
некоторых теоретиков, а им стоило бы умереть еще в раннем детстве...
Сомневаюсь, Дрозма, понимал ли я прежде, что значит ненавидеть. Любя
лучших из них и ненавидя худших - а именно так я теперь люблю и ненавижу,
- я никогда не смогу снова войти в их общество Наблюдателем. Я потерял эту
способность. Я постарею раньше, чем смогу снова взглянуть на все это с
точки зрения вечности.
Я оказался прав: то, что творилось на улицах в воскресенье, было
всего лишь началом. Улицы завалены мертвыми. Бригады, собирающие трупы,
работают теперь с тележками грузоподъемностью в полтонны, на которых стоит
ящик... Куда трупы увозят, я не знаю. Такую бригаду обычно сопровождает
полицейский патруль. Другие полицейские машины медленно курсируют по
улицам. Полагаю, они ведут наблюдение за любыми группами горожан, которые
способны превратиться в толпу. Я купил газету. Это оказалась "Таймс",
опустившаяся до восьмистраничного листка, напрочь лишенного рекламы.
Кое-какие новости из-за рубежа, в основном - о распространении пара.
Ничего о делах в Азии. О смерти президента Клиффорда - разумеется;
заголовки крупным шрифтом, на первой полосе. Впрочем, и в любое другое
время было бы то же самое. Но история его кончины выписана так, словно
корреспондент работал левой рукой. А может, у него уже болела голова, и
наблюдались все симптомы обычной простуды... На первой полосе, кроме
заголовков, общественная информация, сообщаются номера телефонов так
называемых "вспомогательных бригад гражданской обороны".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74