Те рукописи
могли бы быть опубликованы, если Союз когда-либо станет возможен. Этим
днем я старался представить себе Союз, но это видение заслонялось другой
картиной - изящной маленькой пробиркой, наполненной зеленым порошком.
Я смотрел на Абрахама, с удобством растянувшегося на земле и
положившего голову на колени Шэрон. Он сказал:
- Уилл, я начинаю уверять себя, что это вовсе не обязательно должно
случиться. Ведь существует и счастливый исход, правда?
- Исход...
- Да-да, ведь изобретение Ходдинга вполне может оказаться и не таким
могущественным, как ему предоставляется. Возможно, оно и не так легко
распространяется и не так живуче за пределами лаборатории. Или, скажем,
пробирка упала в реку и, не разбившись была унесена в море.
- В бреду Ходдинг ничего не упоминал об инкубационном периоде?
Я задал этот вопрос, вовсе не желая услышать ответ.
- Нет, я не слышал, - сказал он и вновь окунулся в надежду: - Вдруг
ее унесло в море... Но ведь пробка когда-нибудь выскочит и... - Надежда
умерла. - Боже, что будет? Жизнь морских млекопитающих... Рано или поздно
это вернется назад, на...
- Не вернется, - сказала Шэрон и положила ладонь ему на глаза.
- Ладно, этого не случится, - согласился с нею Абрахам. - Что
касается сегодняшнего дня, этого не случится.
Шэрон наклонилась так, что ее волосы коснулись его лица, и прошептала
ему какие-то слова, не предназначенные для моих ушей. Нет сомнения, что-то
произошло в течение часа, когда они, оставив меня в созерцании, весьма
смахивающем на человеческую дремоту, гуляли по лесу. Когда цивилизация
выпускает их из своих когтей, они становятся очень нежными, нормальными
детьми. К тому же, способность общаться без слов весьма пригодится им,
если окажется, что впереди у них целая жизнь, а не оставшиеся до мировой
катастрофы несколько прекрасных мгновений. Мне кажется, мысли Абрахама
следовали тем же путем, что и мои, потому что он вдруг сказал:
- Уилл, если допустить, что с той штукой, которую бросил Уолкер,
ничего не случилось... если допустить, что впереди у каждого из нас еще
лет сорок-пятьдесят... Так вот, как насчет моих сорока-пятидесяти? Я имею
в виду работу. У нашей голубоглазой леди таких проблем нет: она уже знает,
чем ей заняться. И мне кажется, подобных проблем нет у большинства людей:
некоторые имеют полную ясность относительного своего призвания,
подавляющее же большинство думают о работе как о неизбежной неприятности,
как о чем-то, с чем им не по дороге, но приходится играть в эту игру, если
уж не удалось открутиться от нее вообще... Мне это не подходит, если у
меня и есть призвание то, черт возьми, складывается впечатление, будто
меня зовет с собой сразу сотни голосов. Локомотив без рельсов... Вы как-то
говорили мне, что брались за многое, что пытались заниматься самыми
различными вещами. Хоть когда-нибудь вам попадалось дело, которым
действительно хотелось бы заниматься? Дело, по сравнению с которым все
остальное выглядело всего лишь прологом?
Ответ был утвердительным, но я не мог сказать коротко. Заставив себя
вернуться в систему человеческих намеков - и опрометчиво, - я заявил:
- Мне нечего предложить, кроме изъеденной молью банальности: найди
то, что можешь делать лучше всего, и остановись на нем. Поиски могут
занять какое-то время. Вот и все.
Он улыбнулся:
- Да, но как бы моль тут не сломала зубы! Ведь это путь проб и
ошибок? И в основном, ошибок?
- Возможно. В двенадцать ты был озабочен тайнами, в которые мы любим
погружаться, распутывая узелок, именуемый этикой. - Да. - Он долго смотрел
на меня, и его темные глаза подернулись дымкой. - Да, мне это нравилось.
- И?..
- Да, нравится и сейчас. Вот только узнаЮ все дольше, а понимаю все
меньше. - Через какое-то время ты отработаешь метод, называемый синтезом,
который тебя удовлетворит. Годам к тридцати, если тебе улыбнется удача.
- А если перевести озабоченность этикой в более привычные термины?
- Учить. Писать. Проповедовать. Действовать, хотя действие всегда
опасно.
- Всегда ли? - сказала Шэрон.
- Всегда! Разве только сможешь отвести возможные последствия на
достаточно приличную дистанцию. Иногда это возможно. А если не сможешь, то
жди ответных, испытанных временем действий... В общем, в любом случае -
страдание, так как обыватель всегда заявит: стало еще хуже.
- Не знаю, - сказал Абрахам, - думал ли я когда-либо, что у меня
достаточно знаний, чтобы действовать.
- А если нет, то всю свою жизнь учись и иногда говори, коли уверен,
что тебе есть что сказать.
Он усмехнулся и бросил в меня горсть сосновых иголок. Шэрон сжала
руками его голову и без особой игривости помотала ее из стороны в сторону.
- Я бы хотела пригласить тебя сегодня вечером ко мне. Ты еще не
встречался с мамой Софией. - Я видел ее лицо, а он нет. Она думала не
только о "маме Софии", но и о рояле. - Эйб, сколько времени прошло с тех
пор, как ты что-нибудь нарисовал?
Он заколебался, насупился, и она принялась пальцем разглаживать его
брови. - Совсем немного, Шэрон.
- Может быть, - предложил я, - это недостаточно хорошо сочетается с
озабоченностью этикой?
- Может быть. - Он был удивлен и заинтересован. - Можно проповедовать
с помощью масляных красок, но...
- Разве? - сказала Шэрон. - Пропаганда - плохое искусство.
- А ты не думала о языке музыки?
- Нет. В музыке такой проблемы просто не существует. Вряд ли вы
начнете искать в музыке пропаганду. Разве что ваша голова совсем протухла.
- Да. Но в живописи... Ну, Домье, Гойя, Хогарт...
- Они живы, - сказала Шэрон, - потому что они были прекрасными
художниками. И даже если бы их социальные идеи оказались не слишком
популярными в двадцатом веке, их произведения от этого не изменились бы.
Челлини был мерзавец. Благочестие Блейка и Эль Греко практически не
встречается в наше время. А их произведения живут.
- Думаю, ты права, - сказал Абрахам, немного помолчав. - Думаю, Уилл
тоже прав. Живопись - не лучшее занятие для испорченного моралиста,
выпущенного из исправительной школы.
Шэрон вздрогнула и стиснула пальцы, но Абрахам по-прежнему улыбался.
Мне показалось, я понял то, чего не поняла она. Я сказал:
- Эйб, впервые слышу, как ты говоришь о прошлом без горечи.
Он повернул голову и почти весело взглянул на свою возлюбленную. Мне
показалось, что этим взглядом он пытался напомнить ей о каких-то словах,
которые по-видимому, были сказаны раньше.
- Думаю, у меня больше нет горечи, Уилл.
- И даже по поводу доктора Ходдинга и людей, купивших его?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
могли бы быть опубликованы, если Союз когда-либо станет возможен. Этим
днем я старался представить себе Союз, но это видение заслонялось другой
картиной - изящной маленькой пробиркой, наполненной зеленым порошком.
Я смотрел на Абрахама, с удобством растянувшегося на земле и
положившего голову на колени Шэрон. Он сказал:
- Уилл, я начинаю уверять себя, что это вовсе не обязательно должно
случиться. Ведь существует и счастливый исход, правда?
- Исход...
- Да-да, ведь изобретение Ходдинга вполне может оказаться и не таким
могущественным, как ему предоставляется. Возможно, оно и не так легко
распространяется и не так живуче за пределами лаборатории. Или, скажем,
пробирка упала в реку и, не разбившись была унесена в море.
- В бреду Ходдинг ничего не упоминал об инкубационном периоде?
Я задал этот вопрос, вовсе не желая услышать ответ.
- Нет, я не слышал, - сказал он и вновь окунулся в надежду: - Вдруг
ее унесло в море... Но ведь пробка когда-нибудь выскочит и... - Надежда
умерла. - Боже, что будет? Жизнь морских млекопитающих... Рано или поздно
это вернется назад, на...
- Не вернется, - сказала Шэрон и положила ладонь ему на глаза.
- Ладно, этого не случится, - согласился с нею Абрахам. - Что
касается сегодняшнего дня, этого не случится.
Шэрон наклонилась так, что ее волосы коснулись его лица, и прошептала
ему какие-то слова, не предназначенные для моих ушей. Нет сомнения, что-то
произошло в течение часа, когда они, оставив меня в созерцании, весьма
смахивающем на человеческую дремоту, гуляли по лесу. Когда цивилизация
выпускает их из своих когтей, они становятся очень нежными, нормальными
детьми. К тому же, способность общаться без слов весьма пригодится им,
если окажется, что впереди у них целая жизнь, а не оставшиеся до мировой
катастрофы несколько прекрасных мгновений. Мне кажется, мысли Абрахама
следовали тем же путем, что и мои, потому что он вдруг сказал:
- Уилл, если допустить, что с той штукой, которую бросил Уолкер,
ничего не случилось... если допустить, что впереди у каждого из нас еще
лет сорок-пятьдесят... Так вот, как насчет моих сорока-пятидесяти? Я имею
в виду работу. У нашей голубоглазой леди таких проблем нет: она уже знает,
чем ей заняться. И мне кажется, подобных проблем нет у большинства людей:
некоторые имеют полную ясность относительного своего призвания,
подавляющее же большинство думают о работе как о неизбежной неприятности,
как о чем-то, с чем им не по дороге, но приходится играть в эту игру, если
уж не удалось открутиться от нее вообще... Мне это не подходит, если у
меня и есть призвание то, черт возьми, складывается впечатление, будто
меня зовет с собой сразу сотни голосов. Локомотив без рельсов... Вы как-то
говорили мне, что брались за многое, что пытались заниматься самыми
различными вещами. Хоть когда-нибудь вам попадалось дело, которым
действительно хотелось бы заниматься? Дело, по сравнению с которым все
остальное выглядело всего лишь прологом?
Ответ был утвердительным, но я не мог сказать коротко. Заставив себя
вернуться в систему человеческих намеков - и опрометчиво, - я заявил:
- Мне нечего предложить, кроме изъеденной молью банальности: найди
то, что можешь делать лучше всего, и остановись на нем. Поиски могут
занять какое-то время. Вот и все.
Он улыбнулся:
- Да, но как бы моль тут не сломала зубы! Ведь это путь проб и
ошибок? И в основном, ошибок?
- Возможно. В двенадцать ты был озабочен тайнами, в которые мы любим
погружаться, распутывая узелок, именуемый этикой. - Да. - Он долго смотрел
на меня, и его темные глаза подернулись дымкой. - Да, мне это нравилось.
- И?..
- Да, нравится и сейчас. Вот только узнаЮ все дольше, а понимаю все
меньше. - Через какое-то время ты отработаешь метод, называемый синтезом,
который тебя удовлетворит. Годам к тридцати, если тебе улыбнется удача.
- А если перевести озабоченность этикой в более привычные термины?
- Учить. Писать. Проповедовать. Действовать, хотя действие всегда
опасно.
- Всегда ли? - сказала Шэрон.
- Всегда! Разве только сможешь отвести возможные последствия на
достаточно приличную дистанцию. Иногда это возможно. А если не сможешь, то
жди ответных, испытанных временем действий... В общем, в любом случае -
страдание, так как обыватель всегда заявит: стало еще хуже.
- Не знаю, - сказал Абрахам, - думал ли я когда-либо, что у меня
достаточно знаний, чтобы действовать.
- А если нет, то всю свою жизнь учись и иногда говори, коли уверен,
что тебе есть что сказать.
Он усмехнулся и бросил в меня горсть сосновых иголок. Шэрон сжала
руками его голову и без особой игривости помотала ее из стороны в сторону.
- Я бы хотела пригласить тебя сегодня вечером ко мне. Ты еще не
встречался с мамой Софией. - Я видел ее лицо, а он нет. Она думала не
только о "маме Софии", но и о рояле. - Эйб, сколько времени прошло с тех
пор, как ты что-нибудь нарисовал?
Он заколебался, насупился, и она принялась пальцем разглаживать его
брови. - Совсем немного, Шэрон.
- Может быть, - предложил я, - это недостаточно хорошо сочетается с
озабоченностью этикой?
- Может быть. - Он был удивлен и заинтересован. - Можно проповедовать
с помощью масляных красок, но...
- Разве? - сказала Шэрон. - Пропаганда - плохое искусство.
- А ты не думала о языке музыки?
- Нет. В музыке такой проблемы просто не существует. Вряд ли вы
начнете искать в музыке пропаганду. Разве что ваша голова совсем протухла.
- Да. Но в живописи... Ну, Домье, Гойя, Хогарт...
- Они живы, - сказала Шэрон, - потому что они были прекрасными
художниками. И даже если бы их социальные идеи оказались не слишком
популярными в двадцатом веке, их произведения от этого не изменились бы.
Челлини был мерзавец. Благочестие Блейка и Эль Греко практически не
встречается в наше время. А их произведения живут.
- Думаю, ты права, - сказал Абрахам, немного помолчав. - Думаю, Уилл
тоже прав. Живопись - не лучшее занятие для испорченного моралиста,
выпущенного из исправительной школы.
Шэрон вздрогнула и стиснула пальцы, но Абрахам по-прежнему улыбался.
Мне показалось, я понял то, чего не поняла она. Я сказал:
- Эйб, впервые слышу, как ты говоришь о прошлом без горечи.
Он повернул голову и почти весело взглянул на свою возлюбленную. Мне
показалось, что этим взглядом он пытался напомнить ей о каких-то словах,
которые по-видимому, были сказаны раньше.
- Думаю, у меня больше нет горечи, Уилл.
- И даже по поводу доктора Ходдинга и людей, купивших его?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74