Забавно кидать топоры в тролля. Они отскакивают.
Сьюзан видела, как все это произойдет. Топор отскочит и поразит Импа. Ничьей вины тут не будет.
Ужасные вещи творятся в море. Ужасные вещи творятся в Анк-Морпорке, причем непрерывно.
Тот человек ведь даже не собирается его убивать. Такая небрежность. И кто-то обязан что-то с этим сделать.
Она потянулась к рукоятке топора.
– ПИСК!
– Заткнись!
Уаумммм.
Имп как будто ответил метальщику аккордом, заполнившим шумное помещение.
Он загремел, как железный рельс, рухнувший на библиотечный пол в полночь. Отголоски звука отскакивали от стен, каждый с грузом своих собственных гармоник. Это был звуковой взрыв; так же взрываются ракеты на Быкоявление – когда каждый осколок взрывается вновь.
Пальцы Импа ласкали струны, он извлек еще три аккорда. Метатель опустил свой топор.
Эти звуки заставляли человека не только улететь за пределы этого мира, но и ограбить по дороге банк.
Эта музыка, с закатанными рукавами и расстегнутой верхней пуговицей, подходила к вам, улыбаясь и приподнимая шляпу, и воровала у вас мелочь.
Эта музыка попадала прямо в ноги, даже не заглянув к господину Мозгу.
Тролль, подхватив молотки, решительно посмотрел на камни и принялся выбивать ритм.
Гном сделал глубокий вдох и извлек из своей трубы мощный, пульсирующий звук.
Люди отбивали ритм пальцами, орангутан застыл с широченной восхищенной улыбкой на морде, как будто все мысли вылетели у него из головы.
Сьюзан взглянула на часы с надписью «Имп-и-Селлайн». Песка в верхней колбе совсем не осталось, но теперь в ней что-то отблескивало голубым.
Она почувствовала, как острые коготки проскребли по ее спине и нашли опору на плече. Смерть Крыс посмотрел вниз, на часы.
– ПИСК, – сказал он тихонько.
Сьюзан до сих пор не слишком хорошо его понимала, но сейчас он, без сомнения, сказал «ого».
Пальцы Импа плясали по струнам, но звуки, которые испускала гитара, не имели ничего общего ни с арфой, ни с лютней. Она визжала, как ангел, обнаруживший, почему он оказался на стороне добродетели.
Искры срывались со струн.
Сам Имп закрыл глаза и держал инструмент на уровне груди, как солдат держит пику на посту, так что непонятно было – кто, собственно, на ком играет.
А музыка затапливала все вокруг.
Шкура Библиотекаря встала дыбом, кончики волос потрескивали.
От этих звуков хотелось вынести стены и подняться к небесам по огненным ступеням. Хотелось выдрать все выключатели, вышвырнуть прочь рубильники и сунуть пальцы в розетку мироздания, чтобы посмотреть, что за этим последует. Хотелось выкрасить стены в черное и облепить их постерами.
Различные мускулы библиотекарского тела подергивались в такт проходящей сквозь него музыке.
В углу устроилась небольшая компания волшебников. Сейчас они наблюдали за происходящим, раскрыв рты.
Ритм шагал от сознания к сознанию, раскалывая их, заставляя пальцы прищелкивать, а губы кривиться в усмешке.
Живая музыка! Музыка Рока, бешеная, неудержимая!
Наконец-то свободны! – вот что прыгало из головы в голову, просачивалось в уши и ввинчивалось в спинной мозг. И некоторые оказались менее устойчивы… и ближе к ритму.
Часом позже Библиотекарь несся, колыхаясь, под полуночным дождиком, опираясь на костяшки пальцев. Его голова разрывалась от музыки.
Он приземлился на лужайке Незримого Университета и помчался в Главный Зал, широко размахивая руками, чтобы не упасть.
Внутри он остановился.
Лунный свет сочился в окна, выхватывая из тьмы то, что Аркканцлер обычно именовал «нашим мощным органом», к вящему смущению преподавательского состава. Трубы полностью закрывали одну из стен, напоминая в темноте колонны или, может быть, сталагмиты какой-то чудовищно древней пещеры. Где-то там, среди них, затерялся пульт органиста, с тремя гигантскими клавиатурами и сотней клавиш для специальных эффектов.
Орган использовался довольно редко, разве что на различных официальных церемониях и на университетский Виноват[Note 14 - У волшебников нет яиц. На эту тему даже сложена одна популярная песня. Но они непременно устраивают свой ежегодный Виноват, или Готов к Любым Танцам, который является одной из ярких дат календаря анк-морпоркской общественной жизни. Библиотекарь всегда ожидал его с нетерпением и изводил в этот день поразительное количество крема для волос.]. Однако Библиотекарь, энергично накачивающий мехи, временами издавая возбужденное «уук», чувствовал, что он способен на большее.
Взрослый самец орангутана может выглядеть как добродушная кипа старых носков, но в нем скрыта сила, способная заставить человека одного с ним веса жрать коврики.
Он перестал нагнетать воздух только тогда, когда рычаг раскалился, а резервуары начали шипеть и попукивать. Затем он ловко забросил себя в кресло. Все сооружение мягко гудело от чудовищного внутреннего давления.
Библиотекарь свел руки вместе и размял пальцы – прозвучавший треск, учитывая количество пальцев, был весьма впечатляющим.
Он воздел руки.
Замер.
Он опустил руки и вдавил клавиши Vox Humana, Vox Dei и Vox Diabolica. Орган застонал еще более настойчиво.
Он воздел руки.
Замер.
Он опустил руки и утопил все оставшиеся клавиши, включая двенадцать со знаком «?» на них и две с наклейками, извещающими на нескольких языках, что к ним нельзя прикасаться ни при каких условиях.
Он воздел руки.
Он воздел также и ноги, нацелившись ими на самые опасные педали.
Он зажмурил глаза.
Он застыл на мгновение в многозначительной тишине – летчик-испытатель, готовый ринуться за границы изведанного на космическом корабле «Мелодия». Он позволил текучему ощущению музыки заполнить мозг и стечь по рукам в пальцы.
Его руки обрушились вниз.
– Что мы сделлалли? Что мы сделлалли? – вопрошал Имп. Возбуждение носилось босиком вверх и вниз у него по хребту.
Они сидели в маленькой тесной комнатке за баром. Глод снял шлем и протирал его изнутри.
– Веришь ли – размер четыре четверти, темп сто двадцать, тема и басовый рисунок.
– Чего это? – спросил тролль. – Чего значат все эти слова?
– Ты же музыкант, – сказал Глод. – Что ты делаешь, на твой взгляд?
– Молочу по ним молотками, – ответил Лайас, прирожденный барабанщик.
– А вот тот брейк ты сыгралл, – сказал Имп. – Ты знаешь… в середине… короче, бам бах бам бах, бамбамБАХ… откуда ты зналл, как сыграть этот брейк?
– Просто этот брейк должен был там быть, в том месте, – объяснил тролль.
Имп посмотрел на гитару. Она лежала на столе и тихонько играла сама себе, как будто кот мурлычет.
– Это ненормалльный инструмент, – сказал он, ткнув в нее пальцем. – Я просто стоялл там, а она игралла сама по себе!
– Наверное, принадлежала какому-то волшебнику, как я и говорил, – сказал Глод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Сьюзан видела, как все это произойдет. Топор отскочит и поразит Импа. Ничьей вины тут не будет.
Ужасные вещи творятся в море. Ужасные вещи творятся в Анк-Морпорке, причем непрерывно.
Тот человек ведь даже не собирается его убивать. Такая небрежность. И кто-то обязан что-то с этим сделать.
Она потянулась к рукоятке топора.
– ПИСК!
– Заткнись!
Уаумммм.
Имп как будто ответил метальщику аккордом, заполнившим шумное помещение.
Он загремел, как железный рельс, рухнувший на библиотечный пол в полночь. Отголоски звука отскакивали от стен, каждый с грузом своих собственных гармоник. Это был звуковой взрыв; так же взрываются ракеты на Быкоявление – когда каждый осколок взрывается вновь.
Пальцы Импа ласкали струны, он извлек еще три аккорда. Метатель опустил свой топор.
Эти звуки заставляли человека не только улететь за пределы этого мира, но и ограбить по дороге банк.
Эта музыка, с закатанными рукавами и расстегнутой верхней пуговицей, подходила к вам, улыбаясь и приподнимая шляпу, и воровала у вас мелочь.
Эта музыка попадала прямо в ноги, даже не заглянув к господину Мозгу.
Тролль, подхватив молотки, решительно посмотрел на камни и принялся выбивать ритм.
Гном сделал глубокий вдох и извлек из своей трубы мощный, пульсирующий звук.
Люди отбивали ритм пальцами, орангутан застыл с широченной восхищенной улыбкой на морде, как будто все мысли вылетели у него из головы.
Сьюзан взглянула на часы с надписью «Имп-и-Селлайн». Песка в верхней колбе совсем не осталось, но теперь в ней что-то отблескивало голубым.
Она почувствовала, как острые коготки проскребли по ее спине и нашли опору на плече. Смерть Крыс посмотрел вниз, на часы.
– ПИСК, – сказал он тихонько.
Сьюзан до сих пор не слишком хорошо его понимала, но сейчас он, без сомнения, сказал «ого».
Пальцы Импа плясали по струнам, но звуки, которые испускала гитара, не имели ничего общего ни с арфой, ни с лютней. Она визжала, как ангел, обнаруживший, почему он оказался на стороне добродетели.
Искры срывались со струн.
Сам Имп закрыл глаза и держал инструмент на уровне груди, как солдат держит пику на посту, так что непонятно было – кто, собственно, на ком играет.
А музыка затапливала все вокруг.
Шкура Библиотекаря встала дыбом, кончики волос потрескивали.
От этих звуков хотелось вынести стены и подняться к небесам по огненным ступеням. Хотелось выдрать все выключатели, вышвырнуть прочь рубильники и сунуть пальцы в розетку мироздания, чтобы посмотреть, что за этим последует. Хотелось выкрасить стены в черное и облепить их постерами.
Различные мускулы библиотекарского тела подергивались в такт проходящей сквозь него музыке.
В углу устроилась небольшая компания волшебников. Сейчас они наблюдали за происходящим, раскрыв рты.
Ритм шагал от сознания к сознанию, раскалывая их, заставляя пальцы прищелкивать, а губы кривиться в усмешке.
Живая музыка! Музыка Рока, бешеная, неудержимая!
Наконец-то свободны! – вот что прыгало из головы в голову, просачивалось в уши и ввинчивалось в спинной мозг. И некоторые оказались менее устойчивы… и ближе к ритму.
Часом позже Библиотекарь несся, колыхаясь, под полуночным дождиком, опираясь на костяшки пальцев. Его голова разрывалась от музыки.
Он приземлился на лужайке Незримого Университета и помчался в Главный Зал, широко размахивая руками, чтобы не упасть.
Внутри он остановился.
Лунный свет сочился в окна, выхватывая из тьмы то, что Аркканцлер обычно именовал «нашим мощным органом», к вящему смущению преподавательского состава. Трубы полностью закрывали одну из стен, напоминая в темноте колонны или, может быть, сталагмиты какой-то чудовищно древней пещеры. Где-то там, среди них, затерялся пульт органиста, с тремя гигантскими клавиатурами и сотней клавиш для специальных эффектов.
Орган использовался довольно редко, разве что на различных официальных церемониях и на университетский Виноват[Note 14 - У волшебников нет яиц. На эту тему даже сложена одна популярная песня. Но они непременно устраивают свой ежегодный Виноват, или Готов к Любым Танцам, который является одной из ярких дат календаря анк-морпоркской общественной жизни. Библиотекарь всегда ожидал его с нетерпением и изводил в этот день поразительное количество крема для волос.]. Однако Библиотекарь, энергично накачивающий мехи, временами издавая возбужденное «уук», чувствовал, что он способен на большее.
Взрослый самец орангутана может выглядеть как добродушная кипа старых носков, но в нем скрыта сила, способная заставить человека одного с ним веса жрать коврики.
Он перестал нагнетать воздух только тогда, когда рычаг раскалился, а резервуары начали шипеть и попукивать. Затем он ловко забросил себя в кресло. Все сооружение мягко гудело от чудовищного внутреннего давления.
Библиотекарь свел руки вместе и размял пальцы – прозвучавший треск, учитывая количество пальцев, был весьма впечатляющим.
Он воздел руки.
Замер.
Он опустил руки и вдавил клавиши Vox Humana, Vox Dei и Vox Diabolica. Орган застонал еще более настойчиво.
Он воздел руки.
Замер.
Он опустил руки и утопил все оставшиеся клавиши, включая двенадцать со знаком «?» на них и две с наклейками, извещающими на нескольких языках, что к ним нельзя прикасаться ни при каких условиях.
Он воздел руки.
Он воздел также и ноги, нацелившись ими на самые опасные педали.
Он зажмурил глаза.
Он застыл на мгновение в многозначительной тишине – летчик-испытатель, готовый ринуться за границы изведанного на космическом корабле «Мелодия». Он позволил текучему ощущению музыки заполнить мозг и стечь по рукам в пальцы.
Его руки обрушились вниз.
– Что мы сделлалли? Что мы сделлалли? – вопрошал Имп. Возбуждение носилось босиком вверх и вниз у него по хребту.
Они сидели в маленькой тесной комнатке за баром. Глод снял шлем и протирал его изнутри.
– Веришь ли – размер четыре четверти, темп сто двадцать, тема и басовый рисунок.
– Чего это? – спросил тролль. – Чего значат все эти слова?
– Ты же музыкант, – сказал Глод. – Что ты делаешь, на твой взгляд?
– Молочу по ним молотками, – ответил Лайас, прирожденный барабанщик.
– А вот тот брейк ты сыгралл, – сказал Имп. – Ты знаешь… в середине… короче, бам бах бам бах, бамбамБАХ… откуда ты зналл, как сыграть этот брейк?
– Просто этот брейк должен был там быть, в том месте, – объяснил тролль.
Имп посмотрел на гитару. Она лежала на столе и тихонько играла сама себе, как будто кот мурлычет.
– Это ненормалльный инструмент, – сказал он, ткнув в нее пальцем. – Я просто стоялл там, а она игралла сама по себе!
– Наверное, принадлежала какому-то волшебнику, как я и говорил, – сказал Глод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85