«Покажите, что у вас есть яйца, вы, стадо вялого бабья!»
Во время послеобеденных игр мисс Буттс и мисс Делкросс держали окна закрытыми. Мисс Буттс яростно читала логику, а мисс Делкросс, облаченная в тогу собственного изобретения, занималась ритмической гимнастикой.
Сьюзан удивляла всех успехами в спорте. Точнее, в некоторых видах спорта. Хоккей, лакросс и лапта, например. В общем, любая игра, в которой ей в руки вкладывали палку того или иного типа и предлагали ею махать. Сьюзан предваряла удар таким оценивающим взглядом, что любого вратаря тут же оставляла надежда на его щитки и он бросался навзничь, а мяч, гудя, проносился над ним на уровне пояса.
И с точки зрения Сьюзан, только проявлением человеческой глупости был тот факт, что ее никогда не брали в команду, несмотря на то что она явно была одним из лучших игроков школы. Даже прыщавых толстух брали охотнее, чем ее. Это было обескураживающе бессмысленно и приводило ее в ярость.
Она пыталась объяснять другим девочкам, как она хороша, демонстрировала свой уровень и указывала, как это глупо – не брать ее в команду. По каким-то совершенно невозможным причинам это не производило никакого эффекта.
Поэтому сегодня она отправилась вместо занятий на официальную прогулку. Это была приемлимая альтернатива, предусматривающая, что девочки будут гулять группами. Как правило, они отправлялись в город и покупали сушеную рыбу и чипсы в одном из вонючих магазинчиков на Аллее Трех Роз; мисс Буттс считала пищу такого рода исключительно нездоровой и поэтому ее покупали при первой же возможности.
Девочки гуляли группами по трое и больше. Согласно предположительному опыту мисс Буттс, опасности не угрожали подразделениям, состоящим из более чем двух человек.
Так или иначе, но Опасностям было бы крайне неприятно произойти с любой группой, в состав которой входили принцесса Жадеита и Глория дочь Сога. Владелицы школы с беспокойством относились к возможности приема в школу тролля, но приветствовали украшение списка учеников особами королевской крови, а отец Жадеиты был королем целой горы. А кроме того – как заметила мисс Буттс в беседе с мисс Делкросс – наш долг поддерживать их в стремлении стать настоящими людьми, а король действительно весьма очарователен, он уверял меня, что уже и не помнит, когда в последний раз кого-то ел. У Жадеиты было плохое зрение, кстати защищавшее ее от солнечного света, и вязаная кольчуга ручной работы.
Глория, в свою очередь, была изгнана из спорта за ее склонность на угрожающий манер использовать свой топор. Мисс Буттс намекала, что топор – не слишком-то девичье оружие, даже если девушка – гном, но Глория объяснила, что этот топор перешел к ней от бабушки, которая владела им всю жизнь и чистила его каждую субботу, даже если ни разу не воспользовалась им за всю прошедшую неделю. В том, как она сжимала его, было нечто такое, что даже мисс Буттс предпочла сдаться. Демонстрирую добрую волю, Глория отказалась от своего железного шлема и – поскольку в Уставе Школы не содержалось никаких правил относительно бритья бород – обязалась заплетать свою бороду в косу и выкрасить ее в школьные цвета.
Сьюзан чувствовала себе до странности уютно в их компании, чем заслужила осторожную похвалу мисс Буттс. Очень мило с ее стороны проявлять такое дружелюбие, сказала та. Сьюзан была удивлена. Слово «дружелюбие» еще никогда не употреблялось в отношении ее.
Все три плелись с игрового поля по прибрежной дороге.
– Не понимаю я спорт, – сказала Глория, глядя на стаю пыхтящих девушек, носящихся по полю.
– Это такая троллья игра, – объяснила Жадеита. – Называется «ааргруха».
– Как в нее играют? – спросила Сьюзан.
– Э-э-э… Ну, ты отрываешь у человека голову и пинаешь ее специальным ботинком из обсидиана, пока не попадешь в цель или пока она не развалится. Конечно, в нее уже не играют, – добавила она быстро.
– Полагаю, что нет, – сказала Сьюзан.
– Разучились делать такие ботинки, я думаю, – сказала Глория.
– Я подозреваю, что если бы в нее играли сейчас, то кто-нибудь вроде Железной Лили бегал бы вдоль боковой и орал: «Покажите, что у вас есть голова, бабье стадо!».
Некоторое время они шли в молчании.
– Я думаю, – осторожно заметила Глория, – что, вероятно, она бы не стала.
– Я хотела спросить, – сказала Сьюзан. – Вы не замечали в последнее время ничего странного?
– Чего странного? – спросила Глория.
– Ну… например, крыс, – сказала Сьюзан.
– Вообще не видела крыс здесь, в школе, – сказала Глория. – Мне как-то не везло.
– Я имею в виду… Странных крыс, – пояснила Сьюзан.
Девушки поравнялись с конюшнями. Они служили домом двум лошадям, которые возили школьную карету, и временным пристанищем нескольким другим лошадям, принадлежащим девочкам, которых не смогли с ними разлучить. В школе была категория девочек, которых даже под угрозой ножа невозможно было заставить вымыть спальню, но которые яростно отстаивали привилегию сгребать в конюшне навоз. Это было священнодействие, совершенно непонятное Сьюзан. Она ничего не имела против лошадей, но не понимала этой возни с трензелями, уздечками и щетками. А так же зачем их надо измерять «ладонями», когда для этого дела существуют прекрасно понятные всем дюймы. Наблюдая за девушками в бриджах, суетящихся вокруг конюшни, она подумала, что это оттого, что они не могут разобраться с таким сложным механизмом, как линейка.
– Ну хорошо, – сказала она. – А как насчет воронов?
Кто-то заржал ей прямо в ухо.
Она повернулась.
Белая лошадь стояла посреди двора, похожая на скверный спецэффект. Она была слишком яркой. Она сияла. Она казалась единственным реальным существом в мире серых форм. По сравнению с клубнеобразными пони, обыкновенно занимавшими денники, она была гигантской.
Парочка бриджевых девушек суетились около нее. Сьюзан узнала Кассандру Фокс и леди Сару Благодарную, почти идентичных в своей любви к любому четвероногому, которое умеет ржать и в презрении ко всем остальным, в явной способности смотреть на мир зубами и виртуозному умению употреблять как минимум четыре гласных в слове «о».
Белая лошадь нежно заржала, обращаясь к Сьюзан, и принялась обнюхивать ее руку.
«Ты – Бинки, – подумала Сьюзан. – Я тебя знаю. Я на тебе ездила. Ты – моя. Я думаю…»
– Я сказала, – сказала леди Сара. – Кому оуна принадлежит?
Сьюзан оглянулась.
– Что? Мне? – спросила она. – Да. Я предполагаю, что мне.
– Оуаэ? Оуна стоуаяла в деннике сразу за Брауни. Я и не знала, чтоуаэо у тебя есть здесь лоуашадь. Ты должна была получить разрешение мисс Буттс, ты знаешь оуб этом?
– Мне подарил ее, – сказала Сьюзан. – Подарил… кто-то.
Бегемот воспоминания зашевелился в мутной воде сознания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Во время послеобеденных игр мисс Буттс и мисс Делкросс держали окна закрытыми. Мисс Буттс яростно читала логику, а мисс Делкросс, облаченная в тогу собственного изобретения, занималась ритмической гимнастикой.
Сьюзан удивляла всех успехами в спорте. Точнее, в некоторых видах спорта. Хоккей, лакросс и лапта, например. В общем, любая игра, в которой ей в руки вкладывали палку того или иного типа и предлагали ею махать. Сьюзан предваряла удар таким оценивающим взглядом, что любого вратаря тут же оставляла надежда на его щитки и он бросался навзничь, а мяч, гудя, проносился над ним на уровне пояса.
И с точки зрения Сьюзан, только проявлением человеческой глупости был тот факт, что ее никогда не брали в команду, несмотря на то что она явно была одним из лучших игроков школы. Даже прыщавых толстух брали охотнее, чем ее. Это было обескураживающе бессмысленно и приводило ее в ярость.
Она пыталась объяснять другим девочкам, как она хороша, демонстрировала свой уровень и указывала, как это глупо – не брать ее в команду. По каким-то совершенно невозможным причинам это не производило никакого эффекта.
Поэтому сегодня она отправилась вместо занятий на официальную прогулку. Это была приемлимая альтернатива, предусматривающая, что девочки будут гулять группами. Как правило, они отправлялись в город и покупали сушеную рыбу и чипсы в одном из вонючих магазинчиков на Аллее Трех Роз; мисс Буттс считала пищу такого рода исключительно нездоровой и поэтому ее покупали при первой же возможности.
Девочки гуляли группами по трое и больше. Согласно предположительному опыту мисс Буттс, опасности не угрожали подразделениям, состоящим из более чем двух человек.
Так или иначе, но Опасностям было бы крайне неприятно произойти с любой группой, в состав которой входили принцесса Жадеита и Глория дочь Сога. Владелицы школы с беспокойством относились к возможности приема в школу тролля, но приветствовали украшение списка учеников особами королевской крови, а отец Жадеиты был королем целой горы. А кроме того – как заметила мисс Буттс в беседе с мисс Делкросс – наш долг поддерживать их в стремлении стать настоящими людьми, а король действительно весьма очарователен, он уверял меня, что уже и не помнит, когда в последний раз кого-то ел. У Жадеиты было плохое зрение, кстати защищавшее ее от солнечного света, и вязаная кольчуга ручной работы.
Глория, в свою очередь, была изгнана из спорта за ее склонность на угрожающий манер использовать свой топор. Мисс Буттс намекала, что топор – не слишком-то девичье оружие, даже если девушка – гном, но Глория объяснила, что этот топор перешел к ней от бабушки, которая владела им всю жизнь и чистила его каждую субботу, даже если ни разу не воспользовалась им за всю прошедшую неделю. В том, как она сжимала его, было нечто такое, что даже мисс Буттс предпочла сдаться. Демонстрирую добрую волю, Глория отказалась от своего железного шлема и – поскольку в Уставе Школы не содержалось никаких правил относительно бритья бород – обязалась заплетать свою бороду в косу и выкрасить ее в школьные цвета.
Сьюзан чувствовала себе до странности уютно в их компании, чем заслужила осторожную похвалу мисс Буттс. Очень мило с ее стороны проявлять такое дружелюбие, сказала та. Сьюзан была удивлена. Слово «дружелюбие» еще никогда не употреблялось в отношении ее.
Все три плелись с игрового поля по прибрежной дороге.
– Не понимаю я спорт, – сказала Глория, глядя на стаю пыхтящих девушек, носящихся по полю.
– Это такая троллья игра, – объяснила Жадеита. – Называется «ааргруха».
– Как в нее играют? – спросила Сьюзан.
– Э-э-э… Ну, ты отрываешь у человека голову и пинаешь ее специальным ботинком из обсидиана, пока не попадешь в цель или пока она не развалится. Конечно, в нее уже не играют, – добавила она быстро.
– Полагаю, что нет, – сказала Сьюзан.
– Разучились делать такие ботинки, я думаю, – сказала Глория.
– Я подозреваю, что если бы в нее играли сейчас, то кто-нибудь вроде Железной Лили бегал бы вдоль боковой и орал: «Покажите, что у вас есть голова, бабье стадо!».
Некоторое время они шли в молчании.
– Я думаю, – осторожно заметила Глория, – что, вероятно, она бы не стала.
– Я хотела спросить, – сказала Сьюзан. – Вы не замечали в последнее время ничего странного?
– Чего странного? – спросила Глория.
– Ну… например, крыс, – сказала Сьюзан.
– Вообще не видела крыс здесь, в школе, – сказала Глория. – Мне как-то не везло.
– Я имею в виду… Странных крыс, – пояснила Сьюзан.
Девушки поравнялись с конюшнями. Они служили домом двум лошадям, которые возили школьную карету, и временным пристанищем нескольким другим лошадям, принадлежащим девочкам, которых не смогли с ними разлучить. В школе была категория девочек, которых даже под угрозой ножа невозможно было заставить вымыть спальню, но которые яростно отстаивали привилегию сгребать в конюшне навоз. Это было священнодействие, совершенно непонятное Сьюзан. Она ничего не имела против лошадей, но не понимала этой возни с трензелями, уздечками и щетками. А так же зачем их надо измерять «ладонями», когда для этого дела существуют прекрасно понятные всем дюймы. Наблюдая за девушками в бриджах, суетящихся вокруг конюшни, она подумала, что это оттого, что они не могут разобраться с таким сложным механизмом, как линейка.
– Ну хорошо, – сказала она. – А как насчет воронов?
Кто-то заржал ей прямо в ухо.
Она повернулась.
Белая лошадь стояла посреди двора, похожая на скверный спецэффект. Она была слишком яркой. Она сияла. Она казалась единственным реальным существом в мире серых форм. По сравнению с клубнеобразными пони, обыкновенно занимавшими денники, она была гигантской.
Парочка бриджевых девушек суетились около нее. Сьюзан узнала Кассандру Фокс и леди Сару Благодарную, почти идентичных в своей любви к любому четвероногому, которое умеет ржать и в презрении ко всем остальным, в явной способности смотреть на мир зубами и виртуозному умению употреблять как минимум четыре гласных в слове «о».
Белая лошадь нежно заржала, обращаясь к Сьюзан, и принялась обнюхивать ее руку.
«Ты – Бинки, – подумала Сьюзан. – Я тебя знаю. Я на тебе ездила. Ты – моя. Я думаю…»
– Я сказала, – сказала леди Сара. – Кому оуна принадлежит?
Сьюзан оглянулась.
– Что? Мне? – спросила она. – Да. Я предполагаю, что мне.
– Оуаэ? Оуна стоуаяла в деннике сразу за Брауни. Я и не знала, чтоуаэо у тебя есть здесь лоуашадь. Ты должна была получить разрешение мисс Буттс, ты знаешь оуб этом?
– Мне подарил ее, – сказала Сьюзан. – Подарил… кто-то.
Бегемот воспоминания зашевелился в мутной воде сознания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85