ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Так что на этот раз ехал, подготовившись и вооружившись гораздо лучше, чем когда бы то ни было раньше. «По всем предметам получу снова хорошие отметки, дамский комитет не будет иметь оснований лишить меня своих рублей», — размышлял я.
Витебск переменился до неузнаваемости. Повсюду сновали солдаты в грязных шинелях и в ботинках со сбитыми каблуками. По улицам водили пленных австрийцев в рваной и вылинявшей синеватой одежде. Гимназисты бродили с осунувшимися лицами, в заплатанных рубашках и потрепанных фуражках — это беженцы, война их выгнала из разоренных губерний.
- Ломоносов, Ломоносов! — Внезапно за мои мешки схватились чьи-то руки.Ага, Оля! Все еще демократически настроенная Оля и, как всегда, в красивых новых туфлях.— Оля, — запротестовал я, — не трогай мои мешки! Ты можешь скомпрометировать себя в глазах лучшего общества.— Пусть!—ликующе воскликнула она, еще выше вскидывая мешки на свои плечи, и, как бы объясняя, приблизила свое лицо к моему: — Война!
Навстречу шли два прапорщика — ими кишели все улицы Витебска. Эти молодые люди знали Олю и, лихо звякнув шпорами, приложили пальцы к фуражкам. Один вполголоса сказал другому:
— Эксцентричная барышня!
У Оли глаза сверкнули, как у кошки:
— Ты слыхал—эксцентричная барышня! — Потом она вытянула руку: на пальце блестело маленькое колечко.— Целое богатство — бриллиант! Мне его подарил отец в радостный день, когда он получил дна ордена: один наш, а второй — от Франции. Послушай, Ломоносов, война все ж таки принесла с собой свободу. Разве раньше' гимназистка осмелилась бы носить кольцо? Никогда! А теперь наша классная дама, увидев у меня на пальце эту прелесть, только сказала: «Оля, вы оригинальная девочка!» Ну, как тебе нравится? Этим летом многие гимназисты ходили в полосатых и пестрых рубашках. .. Инспектор казенной гимназии только пугает, но к кондуиту больше не притрагивается... Разве не чудесно? Дальше будет еще привольнее. Да, война — это не шутка!.. Ну, адье! — Раскрасневшись, она опустила мои мешки на землю. Затем, отбежав несколько шагов, вернулась обратно. — Послушай, Ломоносов, и ты тоже должен быть другим — ну, таким... более ярким!
Я шел и, усмехаясь, размышлял: как легко сытому быть эксцентричным и оригинальным! Вот попаду в свою комнатку, посижу минут десять И сейчас же отправлюсь к Сергею Николаевичу Уральскому: нельзя мешкать ни одного дня, необходимо раздобыть какие-нибудь уроки. Я должен зарабатывать себе на хлеб и, если останется лишний грош, послать сестренке или отцу. Затем надо разыскать дядю Дависа — не заболел ли он?
Дом, в котором я жил, принадлежал богатому купцу Бозыдину. Во дворе теснились деревянные домишки,
населенные ремесленниками и рабочими. Я очень удивился, увидев на воротах табличку: «Вход посторонним строго воспрещен». Это что за выдумка?
Но каково было мое изумление, когда я пролез в калитку! Во дворе ни одного домика — они словно сквозь землю провалились. Несколько раз протер глаза: не случилось ли чего-нибудь с моим зрением? Вытер со лба пот, начал осматриваться: вон там, около маленькой канавки, была моя комнатка. . . За окном росли чернобыльник, полынь и репей с широкими листьями. Великолепный репей: в вечернем сумраке он казался мне дивным цветком из чужих, неведомых стран. А рядом стояла береза, кривая, но такая милая береза; около нее до поздней зимы чирикали воробьи и синички. У березы надломился сук, и он пел в ветреную погоду, как скрипка.
От всего этого не осталось и следа. Пропали все серые домики с замшелыми крышами и береза тоже... Подумайте, даже березы нет! В одном углу навалены грудами балки, камни и кирпичи. Там возились люди — они что-то копали, обтесывали и распиливали.
Подошел сам Бозыдин — купец с узкой козлиной бородкой и большими волосатыми ушами. Этот верный царский слуга строго следил за тем, чтобы в государственные праздники и в так называемые «царские дни» на каждом домишке развевался трехцветный флаг, хотя всюду царские флаги вывешивались только на домах с улицы. С началом войны, когда производились разные сборы пожертвований, Бозыдин вешал на шею жестяную коробочку и в сопровождении дочери-гимназистки прежде всего обходил жителей своих домишек. Вот и теперь на его шее коробка с намалеванными крестами, копьями и лошадиными головами. Бозыдин сразу узнал меня и, не ожидая моих вопросов, жалобно начал:
— Бог дал, бог взял... Ах, что это было за огненное море... Как во время иллюминации — пламя ревело и рычало. В самую полночь, перед первыми петухами. Ужасное зрелище! Как на фронте, где бьются наши героические полки... Погорело, все сгорело дотла...
Наверное, Бозыдин еще долго скулил бы, но из дома выпорхнула гимназистка в короткой юбочке. В руках она держала щит, к которому булавочками были прикреплены бумажные флажки.
— Ну пойдем, папа!
— Сейчас, котик... — Бозыдин еще ближе придвинулся ко мне: — Господин гимназист, пожертвуйте в пользу наших славных защитников отечества! Какое ужасное лето! Господь ниспослал нам тяжкие испытания. Вы помните весной великолепную демонстрацию в честь занятия Перемышля? Я патриот и говорю: слишком мало мы тогда радовались победам, слишком мало нас участвовало в том священном шествии, Как мало тогда было гимназистов, реалистов, коммерсантов! Пожертвуйте, господин гимназист! Только не бросайте в коробку пуговицы от брюк. Вы знаете, даже гимназисты стали вместо денег опускать в коробку пуговицы. . . Но бог все видит. Он тяжко покарал пас за наши грехи. Помню как сейчас: перед тем пожаром я обошел всех своих жильцов. В тот раз мы собирали пожертвования на аэропланы. И что вы думаете? Сорок восемь копеек и двенадцать брючных пуговиц!
Я вышел на улицу словно после кошмарного сна. Что делать? Куда идти? Несмотря на всю болтливость, Бозыдин так и не мог мне сказать, где сейчас Зайцевы... До самого вечера пробродил в поисках Зайцевых. Потом потащился на другой конец города — к дяде Давису. Но и здесь меня ждало тяжкое разочарование. Какая-то женщина сказала: да, жили, но еще летом выбыли. Куда? Этого она не знала... Я оставил у этой женщины свои мешки с припасами и решил пойти к Сергею Николаевичу. Надо же найти хоть одного близкого человека.
Долго стучался в двери — никто не спешил открывать. У меня голова пошла кругом: что это значит? Ни самого учителя, ни его служанки... Уже собирался спуститься по лестнице вниз, когда послышались шаркающие шаги и кто-то несмело отворил дверь.
— Здравствуйте! А где Сергеи Николаевич? Старая служанка молчала. Тогда я громко повторил вопрос, и тут она словно испугалась:
— Тише, молодой человек, тише... Я ведь вас не узнала. — И, поманив меня поближе, зашептала:—Две недели назад пришла полиция... Всю квартиру перевернули вверх дном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116