У всех жителей острова были курчавые волосы, некоторые посыпали их пыльцой цветов. Нагота их тел скрывалась пальмовыми листьями, свисавшими до колен. В нос и уши были продеты кольца, а остальные украшения были из перьев райских птичек. Когда Амина сидела под сенью деревьев, со стороны казалось, будто она смотрит на пироги, резво снующие в бухте на голубой воде, однако мысли ее были далеки, очень далеки от всего этого — ее терзали думы о муже.
Однажды утром Амина вышла из хижины с сияющим лицом и, как обычно, присела под деревом.
«Благодарю тебя, дорогая мамочка! Спасибо тебе! — мысленно произнесла она.— Ты пришла ко мне во сне и напомнила то волшебство, которое я подзабыла. Ах, если бы я могла поговорить с этими туземцами, я бы давно уже знала, где находится теперь мой Филипп!»
В хижине старой папуаски Амина провела два месяца. За это время к ней вернулась ее прежняя красота. Когда менялы с Тидо-ре появились вновь, они объявили, что им велено доставить в форт найденную на берегу женщину. Торговцы уплатили приличную сумму за хлопоты по уходу за ней и знаком пригласили Амину следовать за ними. Любая смена обстановки была для Амины благом, и она заняла место в пироге, где для нее специально была укреплена скамеечка. А когда Амина поплыла со своими новыми попутчиками по тихой воде бухты, ей вспомнился сон Филиппа о раковине с морской нимфой.
На следующий день пирога прибыла на Тидоре, и Амину отвели в поселение. Слух о ней уже донесся сюда, и все, от коменданта до слуги, высыпали на улицу, чтобы взглянуть на Амину. Ее красота пленила всех, особенно коменданта. Он произнес длинную приветственную речь на португальском языке и был немало удивлен тем, что Амина на нее никак не отреагировала. Но было бы еще удивительнее, если бы Амина ответила — ведь она не знала ни единого слова по-португальски!
Амина знаками дала понять, что ничего не понимает. Предположив, что она англичанка или голландка, комендант послал за переводчиком, через которого Амина объяснила, что она жена капитана голландского судна, потерпевшего крушение, и что ей неизвестно, спасся ли муж со своей командой или нет.
Португальцы возликовали, что голландское судно затонуло, а такая прелестная женщина спаслась. Комендант намекнул ей, что ему приятно ее общество, а ее пребывание у них не будет лишено комфорта. Далее он сообщил, что через три месяца они ожидают прихода корабля из китайских вод, на котором она, если ей захочется, может отправиться на Гоа, где ей не составит труда найти судно, направляющееся на родину. Затем Амину проводили в отведенную ей комнату и приставили к ней маленькую служанку-негритянку.
Комендант был тощим, маленького роста мужчиной, высохшим от многолетнего пребывания под тропическим солнцем. Он носил пышные бакенбарды и длинную шпагу, что прежде всего бросалось в глаза. Он усиленно начал ухаживать за Аминой. В другое время красивая жена капитана Вандердекена высмеяла бы его, но сейчас она боялась, что тогда он будет обращаться с ней, как с пленницей.
Находясь в форте, Амина прилежно стала изучать португальский язык и через несколько недель овладела им настолько, что могла высказать свои желания, а когда покидала Тидоре, то могла уже прилично изъясняться. Стремление выбраться с острова и выяснить, что произошло с мужем, росло с каждым днем, а к концу третьего месяца она неустанно всматривалась в морскую даль, надеясь заметить долгожданный корабль. Наконец на горизонте показались паруса. Когда же судно приблизилось к острову, комендант пал к ногам Амины, стал говорить, как тяжко он страдает, и умолял не уезжать, а соединить ее судьбу с его.
Амина отвечала осторожно, сознавая, что находится во власти этого маленького человечка с длинной шпагой.
— Прежде всего я должна иметь доказательства смерти моего мужа,— отвечала Амина.— А выяснить это я смогу лишь в Гоа. Если я окажусь вдовой, я письменно уведомлю вас.
Такой ответ Амины, как читатель увидит потом, явится для Филиппа источником неимоверных мучений.
Комендант стал уверять, что сможет заполучить эти доказательства, и пообещал, как только они окажутся в его руках, лично доставить в Гоа. Свою речь он закончил пылкими заверениями в любви и верности.
«Глупец!»— подумала Амина, глядя на приближающийся корабль. Через полчаса парусник бросил якорь в бухте и высадил команду на берег. Среди высадившихся Амина заметила священника, который направлялся к форту, и вздрогнула, узнав в нем патера Матео.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Патер Матео был также поражен этой неожиданной встречей. Амина первой произнесла слова приветствия. Казалось, что она забыла о происшествии, которое побудило патера покинуть ее дом, и была рада встретить теперь знакомое лицо.
Патер Матео с холодком принял протянутую руку. Прикоснувшись другой рукой ко лбу молодой женщины, он произнес:
— Благослови тебя Господь, дочь моя! И прости ее, Боже, как это давно уже сделал я!
Это напоминание смутило Амину, и горячий румянец залил ее лицо.
Действительно ли простил ее патер Матео? Будущее покажет!
Но тут он обращался с ней как со своей старой знакомой. Он внимательно выслушал историю гибели корабля и согласился с тем, чтобы она отправилась с ним в Гоа.
Через несколько дней корабль поднял паруса, и Амина покинула португальское поселение и влюбленного коменданта. Без каких-либо происшествий был пройден архипелаг и Бенгальский залив. Все время стояла чудесная погода.
Покинув Тернёзен, патер Матео возвратился в Лиссабон. Длительное безделье вскоре наскучило ему, и он решил поехать миссионером в Индию. И теперь, направляясь с важным поручением к своему руководителю в Гоа, он неожиданно повстречался на Тидоре с Аминой.
Трудно охарактеризовать отношение патера Матео к Амине, поскольку оно было изменчивым. Временами патер вспоминал о гостеприимстве Филиппа, которого глубоко уважал, о многих добродетелях его жены, в которых успел убедиться. Затем его захлестывало чувство обиды, незаслуженной обиды, нанесенной Аминой, и он ломал голову над тем, действительно ли она думала тогда, что он зашел к ней в спальню из низменных побуждений, или же использовала вымышленный мотив в качестве предлога.
Патер все бы простил Амине, будь он убежден, что она стала настоящей католичкой, но подозрения, что она осталась не только неверующей, но и продолжала заниматься богопротивными делами, лишали Амину благосклонности святого отца. Он пристально наблюдал за Аминой и искренне тянулся к ней, если в беседах ею проявлялось истинное религиозное чувство. Но когда у нее с уст срывались слова, доказывавшие, что она поверхностно воспринимает христианское учение, его душа наполнялась негодованием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Однажды утром Амина вышла из хижины с сияющим лицом и, как обычно, присела под деревом.
«Благодарю тебя, дорогая мамочка! Спасибо тебе! — мысленно произнесла она.— Ты пришла ко мне во сне и напомнила то волшебство, которое я подзабыла. Ах, если бы я могла поговорить с этими туземцами, я бы давно уже знала, где находится теперь мой Филипп!»
В хижине старой папуаски Амина провела два месяца. За это время к ней вернулась ее прежняя красота. Когда менялы с Тидо-ре появились вновь, они объявили, что им велено доставить в форт найденную на берегу женщину. Торговцы уплатили приличную сумму за хлопоты по уходу за ней и знаком пригласили Амину следовать за ними. Любая смена обстановки была для Амины благом, и она заняла место в пироге, где для нее специально была укреплена скамеечка. А когда Амина поплыла со своими новыми попутчиками по тихой воде бухты, ей вспомнился сон Филиппа о раковине с морской нимфой.
На следующий день пирога прибыла на Тидоре, и Амину отвели в поселение. Слух о ней уже донесся сюда, и все, от коменданта до слуги, высыпали на улицу, чтобы взглянуть на Амину. Ее красота пленила всех, особенно коменданта. Он произнес длинную приветственную речь на португальском языке и был немало удивлен тем, что Амина на нее никак не отреагировала. Но было бы еще удивительнее, если бы Амина ответила — ведь она не знала ни единого слова по-португальски!
Амина знаками дала понять, что ничего не понимает. Предположив, что она англичанка или голландка, комендант послал за переводчиком, через которого Амина объяснила, что она жена капитана голландского судна, потерпевшего крушение, и что ей неизвестно, спасся ли муж со своей командой или нет.
Португальцы возликовали, что голландское судно затонуло, а такая прелестная женщина спаслась. Комендант намекнул ей, что ему приятно ее общество, а ее пребывание у них не будет лишено комфорта. Далее он сообщил, что через три месяца они ожидают прихода корабля из китайских вод, на котором она, если ей захочется, может отправиться на Гоа, где ей не составит труда найти судно, направляющееся на родину. Затем Амину проводили в отведенную ей комнату и приставили к ней маленькую служанку-негритянку.
Комендант был тощим, маленького роста мужчиной, высохшим от многолетнего пребывания под тропическим солнцем. Он носил пышные бакенбарды и длинную шпагу, что прежде всего бросалось в глаза. Он усиленно начал ухаживать за Аминой. В другое время красивая жена капитана Вандердекена высмеяла бы его, но сейчас она боялась, что тогда он будет обращаться с ней, как с пленницей.
Находясь в форте, Амина прилежно стала изучать португальский язык и через несколько недель овладела им настолько, что могла высказать свои желания, а когда покидала Тидоре, то могла уже прилично изъясняться. Стремление выбраться с острова и выяснить, что произошло с мужем, росло с каждым днем, а к концу третьего месяца она неустанно всматривалась в морскую даль, надеясь заметить долгожданный корабль. Наконец на горизонте показались паруса. Когда же судно приблизилось к острову, комендант пал к ногам Амины, стал говорить, как тяжко он страдает, и умолял не уезжать, а соединить ее судьбу с его.
Амина отвечала осторожно, сознавая, что находится во власти этого маленького человечка с длинной шпагой.
— Прежде всего я должна иметь доказательства смерти моего мужа,— отвечала Амина.— А выяснить это я смогу лишь в Гоа. Если я окажусь вдовой, я письменно уведомлю вас.
Такой ответ Амины, как читатель увидит потом, явится для Филиппа источником неимоверных мучений.
Комендант стал уверять, что сможет заполучить эти доказательства, и пообещал, как только они окажутся в его руках, лично доставить в Гоа. Свою речь он закончил пылкими заверениями в любви и верности.
«Глупец!»— подумала Амина, глядя на приближающийся корабль. Через полчаса парусник бросил якорь в бухте и высадил команду на берег. Среди высадившихся Амина заметила священника, который направлялся к форту, и вздрогнула, узнав в нем патера Матео.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Патер Матео был также поражен этой неожиданной встречей. Амина первой произнесла слова приветствия. Казалось, что она забыла о происшествии, которое побудило патера покинуть ее дом, и была рада встретить теперь знакомое лицо.
Патер Матео с холодком принял протянутую руку. Прикоснувшись другой рукой ко лбу молодой женщины, он произнес:
— Благослови тебя Господь, дочь моя! И прости ее, Боже, как это давно уже сделал я!
Это напоминание смутило Амину, и горячий румянец залил ее лицо.
Действительно ли простил ее патер Матео? Будущее покажет!
Но тут он обращался с ней как со своей старой знакомой. Он внимательно выслушал историю гибели корабля и согласился с тем, чтобы она отправилась с ним в Гоа.
Через несколько дней корабль поднял паруса, и Амина покинула португальское поселение и влюбленного коменданта. Без каких-либо происшествий был пройден архипелаг и Бенгальский залив. Все время стояла чудесная погода.
Покинув Тернёзен, патер Матео возвратился в Лиссабон. Длительное безделье вскоре наскучило ему, и он решил поехать миссионером в Индию. И теперь, направляясь с важным поручением к своему руководителю в Гоа, он неожиданно повстречался на Тидоре с Аминой.
Трудно охарактеризовать отношение патера Матео к Амине, поскольку оно было изменчивым. Временами патер вспоминал о гостеприимстве Филиппа, которого глубоко уважал, о многих добродетелях его жены, в которых успел убедиться. Затем его захлестывало чувство обиды, незаслуженной обиды, нанесенной Аминой, и он ломал голову над тем, действительно ли она думала тогда, что он зашел к ней в спальню из низменных побуждений, или же использовала вымышленный мотив в качестве предлога.
Патер все бы простил Амине, будь он убежден, что она стала настоящей католичкой, но подозрения, что она осталась не только неверующей, но и продолжала заниматься богопротивными делами, лишали Амину благосклонности святого отца. Он пристально наблюдал за Аминой и искренне тянулся к ней, если в беседах ею проявлялось истинное религиозное чувство. Но когда у нее с уст срывались слова, доказывавшие, что она поверхностно воспринимает христианское учение, его душа наполнялась негодованием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84