Можете ознакомиться с записями в судовом журнале. Когда же вас начнет беспокоить морская болезнь, а ею страдает каждый, кто впервые ступает на палубу, обращайтесь ко мне. Чтобы легче перенести ее, я советую вам потуже перетянуть живот платком и прилежно налегать на содержимое бутылочки, которая всегда будет к вашим услугам. А теперь самое время встречать представителя могущественной Компании. Минхер Хиллебрант! Пусть прогрохочут пушки!
Последовали залпы, и едва дым рассеялся, шлюпка, на которой развевался длинный вымпел, пристала к борту. Филипп ждал, когда появится представитель, но тот оставался в шлюпке до тех пор, пока на борт не были подняты все ящики со знаками и гербами Компании, и лишь затем поднялся на палубу и сам.
Суперкарго оказался маленьким, худым, бледнолицым мужчиной в треуголке, обшитой золотой каймой, прикрывавшей парик, завитые локоны которого свисали ниже плеч. Одет он был в куртку из красного бархата с широкими отворотами, жилет из белого шелка с вышитыми пестрыми цветами, который доходил почти до колен, голубые штаны из атласа и белые шелковые чулки. Ботинки и банты на коленях были застегнуты золотыми пряжками. Его руки высовывались из широких манжет. И если сказать еще, что в правой руке он держал посеребренную трость, то читатель получит полное представление о том, как выглядел "минхер Якоб Яне Ван Штруме — представитель могущественной Компании на борту прекрасного корабля «Тер-Шиллинг».
Когда Ван Штруме разглядывал стоявших перед ним на почтительном расстоянии с обнаженными головами капитана, рулевых и остальных членов команды, он был похож на персонаж картины —«Обезьяна, которая посмотрела мир и вернулась к своим лесным сородичам». Однако у матросов не дрогнул ни один мускул на лице, даже при виде его украшенного локонами парика. В то время одежде уделялось особое внимание, и, хотя минхер Ван Штруме не был настоящим моряком, он все же являлся представителем могущественной Компании и одновременно влиятельным человеком. Он принял все знаки внимания, которые были оказаны ему как важной персоне.
Минхер Ван Штруме, казалось, не испытывал большого желания долго задерживаться на палубе. Он попросил показать ему каюту и последовал за капитаном, пробираясь среди свернутых в бухты канатов. Дверь каюты открылась, и суперкарго исчез за ней.
Якорь был выбран и уложен на палубе, когда из каюты, отведенной представителю, раздалось нервное позванивание колокольчика.
— Что бы это могло значить? — спросил, вытаскивая трубку изо рта, минхер Клоотс, который направился было на бак.— Минхер Вандердекен, не соизволите ли справиться об этом?
Филипп прошел на корму. Колокольчик продолжал беспрерывно звенеть. Открыв дверь каюты, Филипп увидел, что представитель сидит на корточках на столе и с перекошенным от страха лицом дергает за шнур колокольчика, свисавшего с потолка. Парика на его голове не было, и голый череп придавал ему очень смешное выражение.
— Что случилось, минхер?— спросил Филипп.
— Что случилось? — возбужденно переспросил Ван Штруме.— Позовите сюда людей с ружьями! Быстрей, я говорю! Разве можно допустить, чтобы меня здесь задушили, разорвали на кусочки и проглотили? Ради Бога, не глядите на меня так, а сделайте хоть что-нибудь! Смотрите, эта бестия уже приближается к столу!
Филипп посмотрел в ту сторону, куда указывал суперкарго, и увидел маленького медвежонка, который развлекался париком, то подбрасывая его лапами, то засовывая в него свою морду. Эта неожиданная встреча вначале тоже напугала Филиппа, однако, поразмыслив мгновение, он подумал, что зверь не опасен, иначе он не разгуливал бы так свободно по судну. Вместе с тем у Филиппа не было и желания приблизиться к нему, ведь он не знал его повадок. Конец этой неловкости положил появившийся в каюте капитан.
— Что с вами, минхер? — спросил Клоотс.— Ах, вон что! Теперь я вижу! Это же Иоанес!—капитан подошел к медведю, поприветствовал его пинком и отобрал парик.— Выйди вон, Иоанес! Ну, выходи же, малыш! — повысил он голос и вытолкал зверя на палубу.— Минхер Ван Штруме! — продолжал он.— Я очень сожалею! Вот ваш парик! Закройте дверь, минхер Вандердекен, медвежонок может прибежать снова, поскольку любит меня сверх всякой меры!
Как только дверь каюты закрылась, минхер Ван Штруме соскользнул со стола на стоявший рядом стул с высокой спинкой, потряс потрепанные локоны парика, прикрыл им свой череп, поправил манжеты, принял вид магистра, стукнул тростью об пол и произнес:
— Минхер Клоотс! Что за неуважение вы позволяете себе по отношению к представителю могущественной Компании?
— О, Боже небесный! — воскликнул тот.— Никакого неуважения! Это лишь медвежонок и, как вы видите, совсем кроткий, даже с незнакомыми! Он принадлежит мне. Я получил его, когда ему не было еще и трех месяцев. Это всего лишь маленькое недоразумение! Старший рулевой, минхер Хиллебрант, запихнул его в каюту, чтобы он не мешался под ногами, когда поднимаются якоря, и совсем забыл про него! Я очень сожалею, минхер Ван Штруме,- но мишка сюда никогда больше не войдет, если вы, конечно, сами не изъявите желания поиграть с ним.
— Поиграть с ним? Мне, представителю Компании, играть с 'медведем? Минхер Клоотс! Эту бестию следует немедленно выбросить за борт!
— Никогда! — отвечал капитан.— Я не могу выбросить за борт зверя, который любит меня и которого люблю я, минхер Ван Штруме!
— Ну, тогда, капитан Клоотс, вы будете иметь дело с Компанией, которой я обо всем вынужден доложить. У вас отберут лицензию, а ваши деньги за фрахт будут конфискованы.
Клоотс, как и большинство голландцев, был находчив, а высокомерие тощего представителя ему — толстяку — пришлось не но душе.
— В лицензии ничего не сказано о том, что я не могу иметь на борту животное,— возразил он.
— По распоряжению Компании,— проговорил Ван Штруме, придавая лицу важное выражение, усаживаясь удобно и закидывая ногу на ногу,— вы обязаны брать на борт редких иностранных животных, которых посылают коронованному семейству губернаторы и владельцы факторий, таких, как львы, тигры, слоны и другие звери Востока. Но капитанам, нанятым по лицензиям, ни в коем случае не разрешается брать по собственному желанию на судно каких-либо зверей, и данный случай следует рассматривать как нарушение запрета на частную торговлю!
— Я не собираюсь продавать своего медведя, минхер Ван Штруме,—снова возразил моряк.
— Но все равно, он должен быть незамедлительно удален с корабля! — настаивал представитель.— Я приказываю убрать его, минхер Клоотс! Иначе ответственность за последствия ляжет на вас!
— Тогда придется отдать якоря, минхер Ван Штруме, и решать вопрос на берегу. Настоит могущественная Компания на том, что зверю не место на судне, то так и будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Последовали залпы, и едва дым рассеялся, шлюпка, на которой развевался длинный вымпел, пристала к борту. Филипп ждал, когда появится представитель, но тот оставался в шлюпке до тех пор, пока на борт не были подняты все ящики со знаками и гербами Компании, и лишь затем поднялся на палубу и сам.
Суперкарго оказался маленьким, худым, бледнолицым мужчиной в треуголке, обшитой золотой каймой, прикрывавшей парик, завитые локоны которого свисали ниже плеч. Одет он был в куртку из красного бархата с широкими отворотами, жилет из белого шелка с вышитыми пестрыми цветами, который доходил почти до колен, голубые штаны из атласа и белые шелковые чулки. Ботинки и банты на коленях были застегнуты золотыми пряжками. Его руки высовывались из широких манжет. И если сказать еще, что в правой руке он держал посеребренную трость, то читатель получит полное представление о том, как выглядел "минхер Якоб Яне Ван Штруме — представитель могущественной Компании на борту прекрасного корабля «Тер-Шиллинг».
Когда Ван Штруме разглядывал стоявших перед ним на почтительном расстоянии с обнаженными головами капитана, рулевых и остальных членов команды, он был похож на персонаж картины —«Обезьяна, которая посмотрела мир и вернулась к своим лесным сородичам». Однако у матросов не дрогнул ни один мускул на лице, даже при виде его украшенного локонами парика. В то время одежде уделялось особое внимание, и, хотя минхер Ван Штруме не был настоящим моряком, он все же являлся представителем могущественной Компании и одновременно влиятельным человеком. Он принял все знаки внимания, которые были оказаны ему как важной персоне.
Минхер Ван Штруме, казалось, не испытывал большого желания долго задерживаться на палубе. Он попросил показать ему каюту и последовал за капитаном, пробираясь среди свернутых в бухты канатов. Дверь каюты открылась, и суперкарго исчез за ней.
Якорь был выбран и уложен на палубе, когда из каюты, отведенной представителю, раздалось нервное позванивание колокольчика.
— Что бы это могло значить? — спросил, вытаскивая трубку изо рта, минхер Клоотс, который направился было на бак.— Минхер Вандердекен, не соизволите ли справиться об этом?
Филипп прошел на корму. Колокольчик продолжал беспрерывно звенеть. Открыв дверь каюты, Филипп увидел, что представитель сидит на корточках на столе и с перекошенным от страха лицом дергает за шнур колокольчика, свисавшего с потолка. Парика на его голове не было, и голый череп придавал ему очень смешное выражение.
— Что случилось, минхер?— спросил Филипп.
— Что случилось? — возбужденно переспросил Ван Штруме.— Позовите сюда людей с ружьями! Быстрей, я говорю! Разве можно допустить, чтобы меня здесь задушили, разорвали на кусочки и проглотили? Ради Бога, не глядите на меня так, а сделайте хоть что-нибудь! Смотрите, эта бестия уже приближается к столу!
Филипп посмотрел в ту сторону, куда указывал суперкарго, и увидел маленького медвежонка, который развлекался париком, то подбрасывая его лапами, то засовывая в него свою морду. Эта неожиданная встреча вначале тоже напугала Филиппа, однако, поразмыслив мгновение, он подумал, что зверь не опасен, иначе он не разгуливал бы так свободно по судну. Вместе с тем у Филиппа не было и желания приблизиться к нему, ведь он не знал его повадок. Конец этой неловкости положил появившийся в каюте капитан.
— Что с вами, минхер? — спросил Клоотс.— Ах, вон что! Теперь я вижу! Это же Иоанес!—капитан подошел к медведю, поприветствовал его пинком и отобрал парик.— Выйди вон, Иоанес! Ну, выходи же, малыш! — повысил он голос и вытолкал зверя на палубу.— Минхер Ван Штруме! — продолжал он.— Я очень сожалею! Вот ваш парик! Закройте дверь, минхер Вандердекен, медвежонок может прибежать снова, поскольку любит меня сверх всякой меры!
Как только дверь каюты закрылась, минхер Ван Штруме соскользнул со стола на стоявший рядом стул с высокой спинкой, потряс потрепанные локоны парика, прикрыл им свой череп, поправил манжеты, принял вид магистра, стукнул тростью об пол и произнес:
— Минхер Клоотс! Что за неуважение вы позволяете себе по отношению к представителю могущественной Компании?
— О, Боже небесный! — воскликнул тот.— Никакого неуважения! Это лишь медвежонок и, как вы видите, совсем кроткий, даже с незнакомыми! Он принадлежит мне. Я получил его, когда ему не было еще и трех месяцев. Это всего лишь маленькое недоразумение! Старший рулевой, минхер Хиллебрант, запихнул его в каюту, чтобы он не мешался под ногами, когда поднимаются якоря, и совсем забыл про него! Я очень сожалею, минхер Ван Штруме,- но мишка сюда никогда больше не войдет, если вы, конечно, сами не изъявите желания поиграть с ним.
— Поиграть с ним? Мне, представителю Компании, играть с 'медведем? Минхер Клоотс! Эту бестию следует немедленно выбросить за борт!
— Никогда! — отвечал капитан.— Я не могу выбросить за борт зверя, который любит меня и которого люблю я, минхер Ван Штруме!
— Ну, тогда, капитан Клоотс, вы будете иметь дело с Компанией, которой я обо всем вынужден доложить. У вас отберут лицензию, а ваши деньги за фрахт будут конфискованы.
Клоотс, как и большинство голландцев, был находчив, а высокомерие тощего представителя ему — толстяку — пришлось не но душе.
— В лицензии ничего не сказано о том, что я не могу иметь на борту животное,— возразил он.
— По распоряжению Компании,— проговорил Ван Штруме, придавая лицу важное выражение, усаживаясь удобно и закидывая ногу на ногу,— вы обязаны брать на борт редких иностранных животных, которых посылают коронованному семейству губернаторы и владельцы факторий, таких, как львы, тигры, слоны и другие звери Востока. Но капитанам, нанятым по лицензиям, ни в коем случае не разрешается брать по собственному желанию на судно каких-либо зверей, и данный случай следует рассматривать как нарушение запрета на частную торговлю!
— Я не собираюсь продавать своего медведя, минхер Ван Штруме,—снова возразил моряк.
— Но все равно, он должен быть незамедлительно удален с корабля! — настаивал представитель.— Я приказываю убрать его, минхер Клоотс! Иначе ответственность за последствия ляжет на вас!
— Тогда придется отдать якоря, минхер Ван Штруме, и решать вопрос на берегу. Настоит могущественная Компания на том, что зверю не место на судне, то так и будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84