Обороной вавельского дракона на будущем сейме? Конечно, понимаю... Нелегка жизнь после рокоша, на котором шляхта носилась не с копьями, а с правами. Не щиты, а попираемые статуты и...
— Не отгадал, — прервал его Алифио. — Передо мной не речь в сейме, а всего лишь вирши...
— Вирши? Санта Мадонна! Ну, это слишком, ей-богу, слишком! Бургграфов в Кракове с десяток, а мыслит обо всем только один. Поистине канцлерская у вас голова.
— Не выношу льстецов, — осадил его канцлер. — Чего тебе надобно?
— Напиться у источника. Жажду...
— Когда-нибудь ты умрешь от болезни, название которой - любопытство, - пробормотал Алифио.
— В таком случае умоляю вылечить больного. Скажите, канцлер! Верно ли, что королева полюбила свадебные пиры? И хоть сетует, что один поляк ест за пятерых итальянцев, снова выписывает на свадьбу дочери южные фрукты и сладости?
— Верно. Ну и как, тебе полегчало?
— Полегчало, только голова побаливает да рот перекосило. Значит, это правда? Изабелла выходит за Заполню? Едет в Венгрию?
— Отгадал. Она будет королевой. Уже заказаны стихи по случаю обручения... Хочешь послушать?
"Вот королева перед нами,
Дана нам на радость от Бога,
Мудрости кладезь, красива, велеречива,
Не высказать, как прекрасна, к тому же благочестива".
— Ну и льстец! — скривился Станьчик. — Прекрасна? Благочестива? Я умолкаю. Стало быть, дочь Ягеллона на венгерском троне? Италийскому дракону не занимать фантазии! Ударом парирует удар. Понесла потери в "петушиной войне"? Ну что ж! Наверстает на новых альянсах. Загребает, что может, и прокладывает пути, где удастся. Только жаль, недооценивает Габсбургов. Спугнут ее велеречивую доченьку из Буды, быстро, быстро. Еще и это на меня свалилось! К королю бежать надобно! Предостеречь от сего супружества.
— Смотри, как бы сам не обжегся, — предупредил канцлер. — Король сыт речами королевы.
— Я подкину совет. Трезвый. Скажу: всемилостивый государь, зачем дочку за Заполню выдаешь? Да ведь любой домишко в Кракове надежней Буды. Дай его принцессе в приданое, чтоб было где поселиться, когда к нам вернется.
— Не скажешь так! Не посмеешь! — обеспокоился Алифио.
— Головой ручаюсь, что мыслите подобно. Но, коли у канцлера королевы смелости не хватает, короля должен предостеречь его шут. Вы и я — равно на службе.
— Подожди! — пытался задержать шута Алифио.
— Не могу, — крикнул Станьчик. — Хочу немедленно стать советником короля. У него их столько... С сегодняшнего дня на одного будет больше!
И выбежал из комнаты.
Торжественный въезд венгерских вельмож в Краков в середине января тридцать девятого года снова собрал на улицах толпы зевак. Они с любопытством глядели, как по городу проносятся сотни мадьярских всадников, напоминавших скорее архангелов, потому что к доспехам их были прикреплены огромные крылья из птичьих перьев. Остальную часть кавалькады Заполия велел нарядить в пестрые турецкие одеяния, словом, было на что поглядеть, хотя заключавшийся здесь брачный союз был пока что женитьбой рег рго-сига. От имени Сигизмунда Старого похвальную речь произнес подканцлер Самуэль Мацеёвский, после чего состоялся свадебный пир и большой турнир во дворе Вавельского замка. На этом турнире Сигизмунд Август, впервые выступив в своих золотых доспехах, сражался с Ильей Острожским и сдержал нелегкую победу, выбив из седла и слегка ранив литовского князя. Пострадавшим занялись придворные медики, а прекрасная Беата Косцелецкая столь часто справлялась о его здоровье, что Илья уехал из Кракова с обручальным кольцом. Юный князь получил кольцо от самой Боны в знак того, что она выполнила обещание, некогда данное его покойному отцу. Но еще более прекрасное кольцо Бона подарила своей приближенной Анне, чтобы она надела его на палец своего избранника. Это случилось в последний день пышных празднеств, когда Анна наряжала королеву перед выходом на прощальный ужин.
— Правда ли, что ты любишь Остою, - спросила Бона, — а ежели да, то что препятствует вашему браку?
Она помнила намеки Марины, утверждавшей, будто Габсбурги щедро платят дочери воеводы за услуги, и теперь ждала ответа, который подтвердил бы правоту этих слов, но Анна, склонив голову, прошептала:
- Поместье у него небольшое, и он боится, что я буду тосковать по Вавелю. Ему хотелось бы, чтоб жена была дома, мать стара, с трудом управляет имением и ждет не дождется помощницы-невестки. Сама подыскала ему такую, да только он меня любит.
- Ничто более не держит тебя на Вавеле? — спросила Бона, пытливо вглядываясь в цветущую, полную сил, но, увы, уже не молодую Анну. Та подняла на нее искренние, полные обожания глаза.
- Ничто, кроме любви к вам, государыня. Это ведь я вывесила в знак рождения Августа из окна алое полотнище, и это я... я...
- Говори, слушаю.
- Стояла у гробика... королевича Ольбрахта, была на его похоронах...
Вдруг Бона поняла: не только Марина завидовала Анне, оповестившей всех о рождении одного из ее сыновей и стоявшей у гроба другого, но она сама, польская королева, с неохотой взирала на каждого, кто видел гробик Ольбрахта, кто мог стоять подле него, тогда как она сама...
Словом... следует дать приданое девушке, которая служила ей верой и правдой, к тому же знает, что Август любит Диану. Она станет госпожой не в маленьком именьице, а в большом, достойном дочери каштеляна поместье. И по-прежнему будет почитать свою госпожу, так как никогда не узнает ни о наветах Марины, ни о купленном для Дианы ди Кордона домике на Флорианской...
Королева велела принести ларец с драгоценными украшениями и из многочисленных прекрасных перстней выбрала самый большой и самый красивый для Анны. Впрочем, она чувствовала, что не может поступить иначе. Она любила быть справедливой... разумеется, когда это не составляло труда.
Получив большое и богатое приданое, о каком Ядвига не могла и мечтать, королева Изабелла в сопровождении мадьяр отправилась в Венгрию к своему супругу; мать, прощаясь с ней, еще раз напомнила о коварстве Фердинанда и советовала не верить ему ни в чем.
В феврале в Секешфехерваре состоялись пышные торжества, и юная королева еще не успела написать матери письма о своем счастливом замужестве, как на Вавеле появился нарочный с неожиданной и неприятной вестью — Янош Заполия тяжко занемог.
Королева направила в Венгрию своих гонцов, а также попросила каштеляна Петра Опалинского, не раз выполнявшего различные дипломатические поручения при европейских дворах и в Турции, поехать, все разузнать и поддержать советом одинокую в чужой стране Изабеллу.
Памятуя о первородной дочери, Бона ни на минуту не забывала об Августе. Он по-прежнему проводил у нее долгие часы во время завтраков, однако вечерами ускользал на Флорианскую, а если в чем-нибудь был не согласен с королевой, подобно отцу замыкался в молчании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
— Не отгадал, — прервал его Алифио. — Передо мной не речь в сейме, а всего лишь вирши...
— Вирши? Санта Мадонна! Ну, это слишком, ей-богу, слишком! Бургграфов в Кракове с десяток, а мыслит обо всем только один. Поистине канцлерская у вас голова.
— Не выношу льстецов, — осадил его канцлер. — Чего тебе надобно?
— Напиться у источника. Жажду...
— Когда-нибудь ты умрешь от болезни, название которой - любопытство, - пробормотал Алифио.
— В таком случае умоляю вылечить больного. Скажите, канцлер! Верно ли, что королева полюбила свадебные пиры? И хоть сетует, что один поляк ест за пятерых итальянцев, снова выписывает на свадьбу дочери южные фрукты и сладости?
— Верно. Ну и как, тебе полегчало?
— Полегчало, только голова побаливает да рот перекосило. Значит, это правда? Изабелла выходит за Заполню? Едет в Венгрию?
— Отгадал. Она будет королевой. Уже заказаны стихи по случаю обручения... Хочешь послушать?
"Вот королева перед нами,
Дана нам на радость от Бога,
Мудрости кладезь, красива, велеречива,
Не высказать, как прекрасна, к тому же благочестива".
— Ну и льстец! — скривился Станьчик. — Прекрасна? Благочестива? Я умолкаю. Стало быть, дочь Ягеллона на венгерском троне? Италийскому дракону не занимать фантазии! Ударом парирует удар. Понесла потери в "петушиной войне"? Ну что ж! Наверстает на новых альянсах. Загребает, что может, и прокладывает пути, где удастся. Только жаль, недооценивает Габсбургов. Спугнут ее велеречивую доченьку из Буды, быстро, быстро. Еще и это на меня свалилось! К королю бежать надобно! Предостеречь от сего супружества.
— Смотри, как бы сам не обжегся, — предупредил канцлер. — Король сыт речами королевы.
— Я подкину совет. Трезвый. Скажу: всемилостивый государь, зачем дочку за Заполню выдаешь? Да ведь любой домишко в Кракове надежней Буды. Дай его принцессе в приданое, чтоб было где поселиться, когда к нам вернется.
— Не скажешь так! Не посмеешь! — обеспокоился Алифио.
— Головой ручаюсь, что мыслите подобно. Но, коли у канцлера королевы смелости не хватает, короля должен предостеречь его шут. Вы и я — равно на службе.
— Подожди! — пытался задержать шута Алифио.
— Не могу, — крикнул Станьчик. — Хочу немедленно стать советником короля. У него их столько... С сегодняшнего дня на одного будет больше!
И выбежал из комнаты.
Торжественный въезд венгерских вельмож в Краков в середине января тридцать девятого года снова собрал на улицах толпы зевак. Они с любопытством глядели, как по городу проносятся сотни мадьярских всадников, напоминавших скорее архангелов, потому что к доспехам их были прикреплены огромные крылья из птичьих перьев. Остальную часть кавалькады Заполия велел нарядить в пестрые турецкие одеяния, словом, было на что поглядеть, хотя заключавшийся здесь брачный союз был пока что женитьбой рег рго-сига. От имени Сигизмунда Старого похвальную речь произнес подканцлер Самуэль Мацеёвский, после чего состоялся свадебный пир и большой турнир во дворе Вавельского замка. На этом турнире Сигизмунд Август, впервые выступив в своих золотых доспехах, сражался с Ильей Острожским и сдержал нелегкую победу, выбив из седла и слегка ранив литовского князя. Пострадавшим занялись придворные медики, а прекрасная Беата Косцелецкая столь часто справлялась о его здоровье, что Илья уехал из Кракова с обручальным кольцом. Юный князь получил кольцо от самой Боны в знак того, что она выполнила обещание, некогда данное его покойному отцу. Но еще более прекрасное кольцо Бона подарила своей приближенной Анне, чтобы она надела его на палец своего избранника. Это случилось в последний день пышных празднеств, когда Анна наряжала королеву перед выходом на прощальный ужин.
— Правда ли, что ты любишь Остою, - спросила Бона, — а ежели да, то что препятствует вашему браку?
Она помнила намеки Марины, утверждавшей, будто Габсбурги щедро платят дочери воеводы за услуги, и теперь ждала ответа, который подтвердил бы правоту этих слов, но Анна, склонив голову, прошептала:
- Поместье у него небольшое, и он боится, что я буду тосковать по Вавелю. Ему хотелось бы, чтоб жена была дома, мать стара, с трудом управляет имением и ждет не дождется помощницы-невестки. Сама подыскала ему такую, да только он меня любит.
- Ничто более не держит тебя на Вавеле? — спросила Бона, пытливо вглядываясь в цветущую, полную сил, но, увы, уже не молодую Анну. Та подняла на нее искренние, полные обожания глаза.
- Ничто, кроме любви к вам, государыня. Это ведь я вывесила в знак рождения Августа из окна алое полотнище, и это я... я...
- Говори, слушаю.
- Стояла у гробика... королевича Ольбрахта, была на его похоронах...
Вдруг Бона поняла: не только Марина завидовала Анне, оповестившей всех о рождении одного из ее сыновей и стоявшей у гроба другого, но она сама, польская королева, с неохотой взирала на каждого, кто видел гробик Ольбрахта, кто мог стоять подле него, тогда как она сама...
Словом... следует дать приданое девушке, которая служила ей верой и правдой, к тому же знает, что Август любит Диану. Она станет госпожой не в маленьком именьице, а в большом, достойном дочери каштеляна поместье. И по-прежнему будет почитать свою госпожу, так как никогда не узнает ни о наветах Марины, ни о купленном для Дианы ди Кордона домике на Флорианской...
Королева велела принести ларец с драгоценными украшениями и из многочисленных прекрасных перстней выбрала самый большой и самый красивый для Анны. Впрочем, она чувствовала, что не может поступить иначе. Она любила быть справедливой... разумеется, когда это не составляло труда.
Получив большое и богатое приданое, о каком Ядвига не могла и мечтать, королева Изабелла в сопровождении мадьяр отправилась в Венгрию к своему супругу; мать, прощаясь с ней, еще раз напомнила о коварстве Фердинанда и советовала не верить ему ни в чем.
В феврале в Секешфехерваре состоялись пышные торжества, и юная королева еще не успела написать матери письма о своем счастливом замужестве, как на Вавеле появился нарочный с неожиданной и неприятной вестью — Янош Заполия тяжко занемог.
Королева направила в Венгрию своих гонцов, а также попросила каштеляна Петра Опалинского, не раз выполнявшего различные дипломатические поручения при европейских дворах и в Турции, поехать, все разузнать и поддержать советом одинокую в чужой стране Изабеллу.
Памятуя о первородной дочери, Бона ни на минуту не забывала об Августе. Он по-прежнему проводил у нее долгие часы во время завтраков, однако вечерами ускользал на Флорианскую, а если в чем-нибудь был не согласен с королевой, подобно отцу замыкался в молчании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155