..
— Кто знает, не держит ли ее при дворе и кое-что иное, — добавила ехидно Марина.
— Что же?
— Не знаю, ничего не знаю... Но слышала, что покойный канцлер шидловецкий брал дукаты от Габсбургов. А дочка Зарембы небось бедна как церковная крыса...
— Бредни! — возмутилась Бона. — Ее недавно умерший отец был каштеляном.
— Простите, госпожа, но ведь я предупреждала: не знаю, ей-богу, ничего не знаю...
Она ушла, а королева в свою очередь стала присматриваться теперь и к Анне, танцевавшей с Остоей. Она выглядела молодо, привлекательно, могла давно выйти замуж. Какова же причина, заставлявшая ее быть столь добродетельной и оставаться в девичестве? А может... Может, Марина завидует этой польке за то, что ее приблизили ко двору? Хуже то, что Анна знает... Если ее, королеву, обвинят в том, что она потворствует разврату совсем еще юного сына, станут сравнивать Августа с чешским Людвиком, она может утверждать, что ни о чем не знала и никогда не допустила бы такого. Но Анна знает. Как это нехорошо, как это скверно...
Двор вернулся в Краков осенью, и тотчас же начались приготовления к свадебным торжествам. Первым попросил королеву об аудиенции маршал Кмита и был благосклонно ею принят.
— Я знаю, что вы пожелали меня видеть. Он склонился в низком поклоне.
— Я безмерно счастлив, что всемилостивая государыня, прибыв на свадьбу, снова находится среди нас, в Кракове, — произнес он.
Бона расхохоталась.
— И вы не могли сказать этого при всех? Или же мне принять эти слова как выражение тайно питаемых вами чувств?
— Наияснейшая госпожа, вы шутите... слишком жестоко. Тогда она спросила с оттенком нежности в голосе:
— Неужто?
— Уже столько лет... С давних пор... Еще в Неполоми-цах... — взволнованно стал говорить Кмита.
— Довольно!.. — прервала она его. — Поговорим о чем-нибудь ином. С чем еще вы пожаловали ко мне?
— Государыня! С горечью и сожалением вынужден заметить, чинится мне великая обида. Уже долгое время дожидаюсь я должности краковского старосты. Это звание надлежит мне и по возрасту, и в признание заслуг моих, перечислять которые не стану. А меж тем король откладывает назначение, подыскивает иного старосту. Неужто владелец замка в Висниче для Кракова недостаточно хорош?
— Вы знаете короля, — спокойно ответила Бона, — он не любит, чтобы его торопили. Но попытаюсь узнать и дать вам надлежащий ответ. Тогда и продолжим нашу беседу.
— Государыня, вы готовы мне помочь?..
— Да. О да! Краковский староста — это защитник замкового града. А на Вавеле живут два дракона. Оборона будет поистине нелегка. И их, и замка... Разве не так, ваше преосвященство? — добавила она, увидев входящего примаса Кшицкого.
— Говорю "да", потому что вижу ваше величество веселой. Впервые с того дня, как объявлено бракосочетание королевны Ядвиги.
— Садитесь, прошу вас... Должна признать, что нашла Краков сильно изменившимся. Я не чувствую себя здесь столь уверенно, как прежде. Отовсюду слышу о внесенной якобы мною в Литве сумятице. Будто королева не должна ни управлять страной, ни вмешиваться в заграничные альянсы.
— Трудно найти льстецов по убеждениям, — заметил при мае. — Но платных...
— Да, да. Это я знаю. Но на сей раз речь идет о чем-то большем, нежели подкупленные сторонники, особенно теперь, когда мы столь близко породнились с курфюрстом, мне надобно иметь верных сторонников при дворе.
— На меня, как и на примаса, вы можете полагаться полностью, ваше величество, - заверил ее Кмита.
Я сумею оценить это. Однако я на нашу беседу пригласила и епископа из Пшемысля...
— Гамрата?
— Да. Он много лет провел в Италии. Обучался там искус ству правления. С некоторых пор разумно и достойно управ ляет королевскими угодьями в Мазовии. Приняв сан Краковского епископа, он вместе с нами составил бы сильную партию, которая нам столь необходима.
— Вы полностью доверяете ему, ваше величество? — спросил Кшицкий.
— Как себе самой. Герцогу Альбрехту не удалось его подкупить в споре о прусско-мазовецкой границе. Помимо того, он покровительствует гуманистам, известен как большой ценитель книг и различных искусств.
— Одним словом — само совершенство, — пошутил по ста рой привычке поэт и священнослужитель.
— Епископ пшемысльский Гамрат, — доложил слуга
— А вот и он сам! Мы говорили тут о вас, почтеннейший епископ. И можем сразу же приступить к существу дела. Но, возможно, у вас есть какие-нибудь вопросы?
— Да. Первое: на ком, собственно, вы, ваше королевское величество, намерены опираться в своем правлении?
— В свое время нашего Августа возвели на трон магнаты...
— Вот именно. Много лет назад. Ныне, государыня, вы в ссоре с Тарновским и не перестаете судиться с литвинами. Я слышал, что Радзивиллы...
— Знаю. Но они незаконно владели многими королевскими землями в Подлясье. Это правда, обвиняла их я, но судил — сам король.
— Несмотря на это... Значит, не они. У вас, ваше величество, были одни цели со шляхтой: отнять земли у магнатов. Но сейчас и самой шляхте не по вкусу все эти обмеры, выкорчевка леса, дерзость крестьян.
— Крестьяне называют госпожу нашу "доброй государыней", - запротестовал Кмита.
— Это вы о простонародье? Оно не в счет... - вздохнул Гамрат.
— Стало быть, - заметила королева, - после стольких лет усилий и трудов мне не на кого опереться?
— Ну, отчего же... Есть еще шляхта, требующая совершенствования Речи Посполитой. Есть также Фрич...
— Он давно выступает за исполнение законов,-вставил Кмита, - за введение справедливых кар за убийство. Я говорил с ним, но...
— Но и он, как все, за назначение на высшие должности только... скажем прямо - только по повелению короля. Вы это хотели сказать? — смело спросил Гамрат.
— Любопытно, — вмешалась Бона, — что только по повелению короля... А вот сейчас как раз вакантен епископский престол в Кракове. И у меня было намерение... Я думала...
Она смотрела на Гамрата, но отозвался Кшицкий.
— Мы собрались здесь, дабы вести речь о сильной партии при дворе. Ни о чем ином.
— Разумеется, — тотчас же ретировалась она, не будучи уверена в приязни Кшицкого к Гамрату. - Давайте поговорим!
Им казалось, что все происходит втайне, но у двери, плотно прижавшись к ней, подслушивал Паппакода. Проходивший мимо Станьчик спросил:
— Постучать... или лучше забренчать бубенцами?
— Тсс... - шепнул Паппакода. — Вечно вы являетесь некстати...
— Такова привилегия шутов. Скажите, что это? - показал он на свой нос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
— Кто знает, не держит ли ее при дворе и кое-что иное, — добавила ехидно Марина.
— Что же?
— Не знаю, ничего не знаю... Но слышала, что покойный канцлер шидловецкий брал дукаты от Габсбургов. А дочка Зарембы небось бедна как церковная крыса...
— Бредни! — возмутилась Бона. — Ее недавно умерший отец был каштеляном.
— Простите, госпожа, но ведь я предупреждала: не знаю, ей-богу, ничего не знаю...
Она ушла, а королева в свою очередь стала присматриваться теперь и к Анне, танцевавшей с Остоей. Она выглядела молодо, привлекательно, могла давно выйти замуж. Какова же причина, заставлявшая ее быть столь добродетельной и оставаться в девичестве? А может... Может, Марина завидует этой польке за то, что ее приблизили ко двору? Хуже то, что Анна знает... Если ее, королеву, обвинят в том, что она потворствует разврату совсем еще юного сына, станут сравнивать Августа с чешским Людвиком, она может утверждать, что ни о чем не знала и никогда не допустила бы такого. Но Анна знает. Как это нехорошо, как это скверно...
Двор вернулся в Краков осенью, и тотчас же начались приготовления к свадебным торжествам. Первым попросил королеву об аудиенции маршал Кмита и был благосклонно ею принят.
— Я знаю, что вы пожелали меня видеть. Он склонился в низком поклоне.
— Я безмерно счастлив, что всемилостивая государыня, прибыв на свадьбу, снова находится среди нас, в Кракове, — произнес он.
Бона расхохоталась.
— И вы не могли сказать этого при всех? Или же мне принять эти слова как выражение тайно питаемых вами чувств?
— Наияснейшая госпожа, вы шутите... слишком жестоко. Тогда она спросила с оттенком нежности в голосе:
— Неужто?
— Уже столько лет... С давних пор... Еще в Неполоми-цах... — взволнованно стал говорить Кмита.
— Довольно!.. — прервала она его. — Поговорим о чем-нибудь ином. С чем еще вы пожаловали ко мне?
— Государыня! С горечью и сожалением вынужден заметить, чинится мне великая обида. Уже долгое время дожидаюсь я должности краковского старосты. Это звание надлежит мне и по возрасту, и в признание заслуг моих, перечислять которые не стану. А меж тем король откладывает назначение, подыскивает иного старосту. Неужто владелец замка в Висниче для Кракова недостаточно хорош?
— Вы знаете короля, — спокойно ответила Бона, — он не любит, чтобы его торопили. Но попытаюсь узнать и дать вам надлежащий ответ. Тогда и продолжим нашу беседу.
— Государыня, вы готовы мне помочь?..
— Да. О да! Краковский староста — это защитник замкового града. А на Вавеле живут два дракона. Оборона будет поистине нелегка. И их, и замка... Разве не так, ваше преосвященство? — добавила она, увидев входящего примаса Кшицкого.
— Говорю "да", потому что вижу ваше величество веселой. Впервые с того дня, как объявлено бракосочетание королевны Ядвиги.
— Садитесь, прошу вас... Должна признать, что нашла Краков сильно изменившимся. Я не чувствую себя здесь столь уверенно, как прежде. Отовсюду слышу о внесенной якобы мною в Литве сумятице. Будто королева не должна ни управлять страной, ни вмешиваться в заграничные альянсы.
— Трудно найти льстецов по убеждениям, — заметил при мае. — Но платных...
— Да, да. Это я знаю. Но на сей раз речь идет о чем-то большем, нежели подкупленные сторонники, особенно теперь, когда мы столь близко породнились с курфюрстом, мне надобно иметь верных сторонников при дворе.
— На меня, как и на примаса, вы можете полагаться полностью, ваше величество, - заверил ее Кмита.
Я сумею оценить это. Однако я на нашу беседу пригласила и епископа из Пшемысля...
— Гамрата?
— Да. Он много лет провел в Италии. Обучался там искус ству правления. С некоторых пор разумно и достойно управ ляет королевскими угодьями в Мазовии. Приняв сан Краковского епископа, он вместе с нами составил бы сильную партию, которая нам столь необходима.
— Вы полностью доверяете ему, ваше величество? — спросил Кшицкий.
— Как себе самой. Герцогу Альбрехту не удалось его подкупить в споре о прусско-мазовецкой границе. Помимо того, он покровительствует гуманистам, известен как большой ценитель книг и различных искусств.
— Одним словом — само совершенство, — пошутил по ста рой привычке поэт и священнослужитель.
— Епископ пшемысльский Гамрат, — доложил слуга
— А вот и он сам! Мы говорили тут о вас, почтеннейший епископ. И можем сразу же приступить к существу дела. Но, возможно, у вас есть какие-нибудь вопросы?
— Да. Первое: на ком, собственно, вы, ваше королевское величество, намерены опираться в своем правлении?
— В свое время нашего Августа возвели на трон магнаты...
— Вот именно. Много лет назад. Ныне, государыня, вы в ссоре с Тарновским и не перестаете судиться с литвинами. Я слышал, что Радзивиллы...
— Знаю. Но они незаконно владели многими королевскими землями в Подлясье. Это правда, обвиняла их я, но судил — сам король.
— Несмотря на это... Значит, не они. У вас, ваше величество, были одни цели со шляхтой: отнять земли у магнатов. Но сейчас и самой шляхте не по вкусу все эти обмеры, выкорчевка леса, дерзость крестьян.
— Крестьяне называют госпожу нашу "доброй государыней", - запротестовал Кмита.
— Это вы о простонародье? Оно не в счет... - вздохнул Гамрат.
— Стало быть, - заметила королева, - после стольких лет усилий и трудов мне не на кого опереться?
— Ну, отчего же... Есть еще шляхта, требующая совершенствования Речи Посполитой. Есть также Фрич...
— Он давно выступает за исполнение законов,-вставил Кмита, - за введение справедливых кар за убийство. Я говорил с ним, но...
— Но и он, как все, за назначение на высшие должности только... скажем прямо - только по повелению короля. Вы это хотели сказать? — смело спросил Гамрат.
— Любопытно, — вмешалась Бона, — что только по повелению короля... А вот сейчас как раз вакантен епископский престол в Кракове. И у меня было намерение... Я думала...
Она смотрела на Гамрата, но отозвался Кшицкий.
— Мы собрались здесь, дабы вести речь о сильной партии при дворе. Ни о чем ином.
— Разумеется, — тотчас же ретировалась она, не будучи уверена в приязни Кшицкого к Гамрату. - Давайте поговорим!
Им казалось, что все происходит втайне, но у двери, плотно прижавшись к ней, подслушивал Паппакода. Проходивший мимо Станьчик спросил:
— Постучать... или лучше забренчать бубенцами?
— Тсс... - шепнул Паппакода. — Вечно вы являетесь некстати...
— Такова привилегия шутов. Скажите, что это? - показал он на свой нос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155