.. О своих планах Бона решила написать сыну, она уже давно искала повода для примирения с ним, но Паппакода уверил ее, что король, поглощенный борьбой за признание Барбары, сожжет и ее письмо, как сжигал все анонимные письма и листки, которые постоянно ему подбрасывали.
— Ну и как, в письмах по-прежнему клянут Барбару? — спросила Бона.
-Клянут, но куда меньше. Станислав Ожеховский никак не может остановиться в своем негодовании, но Кмита назвал его сутягой и смутьяном.
- Кмита так говорит? Вот как... — прошептала Бона, но Августу отправлять письмо не стала.
Известие о сговоре Августа с Габсбургами, намеренно распространяемое наперсниками и придворными короля, кого-то возмутило, у кого-то отбило охоту с ним спорить. У шляхты не было желания затевать драку и междоусобицы лишь для того, чтобы воспрепятствовать коронации Барбары. Даже сенаторы и епископы во главе с примасом Дзежговским, казалось, забыли о том, какое небрежение оказал сенату король, вступив в тайный брак. Воевода Ра-фал Лещинский предпочитал не вспоминать об оскорблении, нанесенном при всех на сейме в Петрокове маршалу Кмите, да и сам Кмита не собирал больше у себя в Висниче шляхтичей, не поил и не подзуживал их.
В мае, почти два года спустя, в Петрокове собрался наконец-то новый сейм, ничем не похожий на предшествующий. Сенат не скрывал, что на этот раз не окажет поддержки нижней палате. На заседания в качестве гостей прибыли послы Габсбургов из Вены, не скрывая того, что в случае нужды станут стеной на защиту дружественного их королю монарха. Маршал Кмита предупредил крикунов, что на выигрыш надежды нет и следует держаться поскромнее, шляхтичам удалось настоять лишь на одном: чтобы впредь перед заключением новых браков король заручался согласием Совета, на что он легко согласился, потому что не сомневался, что союз с Барбарой и любовь к ней будут вечными.
Через несколько недель заседания были закончены, послы разъехались, испытывая досаду и горечь поражения, король же, напротив, открыто радовался своей победе. Она и в самом деле была столь велика, что королеве Боне, ждавшей в Гомолине развязки, просто не верилось, что все обошлось даже без мелких стычек и столкновений.
— Не верю! — закричала она, когда Паппакода повторил ей донесение Остои. — И не поверю, пока не услышу от самого Кмиты.
А в это время надменный маршал вместе со всею свитой сопровождал короля в Краков и лишь раз позволил себе сказать каштеляну Гурке колкость:
- У вас в Великопольше коли начнут стараться, так уж и меры не знают.
- Меры не знают? Что это вам вдруг померещилось, почтеннейший маршал?
— Стремя. Подумать только, вы, каштелян познанский, придерживали королю стремя, когда он на коня садился!
Гурка побледнел, но в эту минуту к нему галопом под-
скочил Лясота и от имени его величества пригласил в первые ряды свиты. Вдали уже видны были очертания Кракова, а король желал въехать в столицу с триумфом, в окружении самых высших своих сановников. Каштелян заколебался на мгновение, но, видя, что Кмита не удостоен такой чести, поскакал вперед. Кмита же, щурясь, как разъяренный барс, зло глядел ему вслед. Злость его была недолгой, потому что в голову ему пришла мысль: ведь он, хозяин Виснича, может устроить еще один роскошный пир, на этот раз в честь королевской четы, и Август, для того чтобы расположить к себе сторонника матери, наверняка не откажется от такого приглашения, самое же главное — на этом торжестве не будет... Гурки. Познанское каштелянство тот получил без году неделя а он, коронный маршал, возведен в каштеляны давно, лет двадцать назад, и у себя в замке принимал еще Сигизмунда Старого с королевой Боной, да род его древнее рода Сфорца. Но он никогда никому, даже самому королю, не держал стремени, когда тот садился на лошадь...
Торжественный, пышный въезд на Вавель стал подлинным триумфом королевской четы. Барбара, при молчаливом согласии сейма признанная законной супругой короля, благодарила Августа за верность, постоянство и отвагу. Братья давно твердили ей, сколь трудна была его борьба, сколь тяжелы были препятствия, которые пришлось ему одолеть и какой дорогой ценой заплатил он за одержанную победу. Скрыв свое недомогание, Барбара в день торжества нарядилась в одно из лучших своих платьев, переливавшееся жемчугами и драгоценными каменьями. Когда супруги остались вдвоем, уже не Август, а она прошептала:
— Наконец-то!
Король обнял ее и, подхватив на руки, осыпал поцелуями.
— Мы победили! Выиграли! Окончательно! — восклицал
он. — Но сколько надобно было сил... Море крови, горы золота...
— Но в сей победоносной баталии, как в зеркале, отразилась неизменная любовь ваша... — отвечала Барбара.
Король бережно опустил Барбару на пол, на мягкий ковер.
— Я увезу вас отсюда! Мы уедем в Неполомице, будем там одни... Хотя Черный и советует...
— Чтобы мы никогда не разлучались?
— О нет. Он говорит, что следует... ковать железо, пока горячо... За коронацию придется сражаться. Ну а крикунов у нас довольно...
— И мы не поедем в Неполомице?..
— Быть может, потом, немного погодя... Ваша коронация сейчас важнее всего...
— Но любые невзгоды мне покажутся легче, если я разделю их вместе с вами здесь, в этих стенах... — она прижалась к нему крепче.
— Как это чудесно, гша сага, что вы не боитесь драконов! — рассмеялся король. — Блаженны те, что не ведают...
— Но любят...
— Поэтому ради них стоит продолжить битву. И выиграть ее...
Как когда-то в Геранонах, они смотрели друг другу в глаза долго и нежно. Время для них остановилось.
— Нет ли вестей из Кракова? — все чаще спрашивала Бона Паппакоду.
— Есть. Сначала они поехали в Неполомице. А теперь государь все время в разъездах, о коронации хлопочет. Маршал Кмита побывал на Вавеле, пригласил королевскую чету в гости.
У Боны перехватило дыхание.
— И они приняли приглашение?
— Соизволили выразить согласие и в конце августа посетили замок в Висниче.
— Довольно, — прервала она сердито. — Остальное доскажешь вечером. А сейчас я хочу побыть одна.
Паппакода вышел, понимая, какая буря поднялась в ее душе. Кмита — верный, многолетний союзник... А теперь?
Предатель! — шептала она самой себе. — Боже, каков лицемер!
Но когда он лицемерил? Теперь, когда, желая удержаться при дворе, поддерживал политику короля, или прежде, когда с ним боролся, угадывая каждое ее желание, дарил неизменной заботой и вместе с тем почитал, как недоступное божество? Теперь не она, а Барбара сидела за праздничным столом у него в замке, для нее танцевала молодежь, для нее играли музыканты. Может быть, в ее честь на большом дворе устроили и рыцарский турнир? Может, и Барбару маршал одарил бесценными подарками, как когда-то одаривал Бону, супругу Сигизмунда Старого?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
— Ну и как, в письмах по-прежнему клянут Барбару? — спросила Бона.
-Клянут, но куда меньше. Станислав Ожеховский никак не может остановиться в своем негодовании, но Кмита назвал его сутягой и смутьяном.
- Кмита так говорит? Вот как... — прошептала Бона, но Августу отправлять письмо не стала.
Известие о сговоре Августа с Габсбургами, намеренно распространяемое наперсниками и придворными короля, кого-то возмутило, у кого-то отбило охоту с ним спорить. У шляхты не было желания затевать драку и междоусобицы лишь для того, чтобы воспрепятствовать коронации Барбары. Даже сенаторы и епископы во главе с примасом Дзежговским, казалось, забыли о том, какое небрежение оказал сенату король, вступив в тайный брак. Воевода Ра-фал Лещинский предпочитал не вспоминать об оскорблении, нанесенном при всех на сейме в Петрокове маршалу Кмите, да и сам Кмита не собирал больше у себя в Висниче шляхтичей, не поил и не подзуживал их.
В мае, почти два года спустя, в Петрокове собрался наконец-то новый сейм, ничем не похожий на предшествующий. Сенат не скрывал, что на этот раз не окажет поддержки нижней палате. На заседания в качестве гостей прибыли послы Габсбургов из Вены, не скрывая того, что в случае нужды станут стеной на защиту дружественного их королю монарха. Маршал Кмита предупредил крикунов, что на выигрыш надежды нет и следует держаться поскромнее, шляхтичам удалось настоять лишь на одном: чтобы впредь перед заключением новых браков король заручался согласием Совета, на что он легко согласился, потому что не сомневался, что союз с Барбарой и любовь к ней будут вечными.
Через несколько недель заседания были закончены, послы разъехались, испытывая досаду и горечь поражения, король же, напротив, открыто радовался своей победе. Она и в самом деле была столь велика, что королеве Боне, ждавшей в Гомолине развязки, просто не верилось, что все обошлось даже без мелких стычек и столкновений.
— Не верю! — закричала она, когда Паппакода повторил ей донесение Остои. — И не поверю, пока не услышу от самого Кмиты.
А в это время надменный маршал вместе со всею свитой сопровождал короля в Краков и лишь раз позволил себе сказать каштеляну Гурке колкость:
- У вас в Великопольше коли начнут стараться, так уж и меры не знают.
- Меры не знают? Что это вам вдруг померещилось, почтеннейший маршал?
— Стремя. Подумать только, вы, каштелян познанский, придерживали королю стремя, когда он на коня садился!
Гурка побледнел, но в эту минуту к нему галопом под-
скочил Лясота и от имени его величества пригласил в первые ряды свиты. Вдали уже видны были очертания Кракова, а король желал въехать в столицу с триумфом, в окружении самых высших своих сановников. Каштелян заколебался на мгновение, но, видя, что Кмита не удостоен такой чести, поскакал вперед. Кмита же, щурясь, как разъяренный барс, зло глядел ему вслед. Злость его была недолгой, потому что в голову ему пришла мысль: ведь он, хозяин Виснича, может устроить еще один роскошный пир, на этот раз в честь королевской четы, и Август, для того чтобы расположить к себе сторонника матери, наверняка не откажется от такого приглашения, самое же главное — на этом торжестве не будет... Гурки. Познанское каштелянство тот получил без году неделя а он, коронный маршал, возведен в каштеляны давно, лет двадцать назад, и у себя в замке принимал еще Сигизмунда Старого с королевой Боной, да род его древнее рода Сфорца. Но он никогда никому, даже самому королю, не держал стремени, когда тот садился на лошадь...
Торжественный, пышный въезд на Вавель стал подлинным триумфом королевской четы. Барбара, при молчаливом согласии сейма признанная законной супругой короля, благодарила Августа за верность, постоянство и отвагу. Братья давно твердили ей, сколь трудна была его борьба, сколь тяжелы были препятствия, которые пришлось ему одолеть и какой дорогой ценой заплатил он за одержанную победу. Скрыв свое недомогание, Барбара в день торжества нарядилась в одно из лучших своих платьев, переливавшееся жемчугами и драгоценными каменьями. Когда супруги остались вдвоем, уже не Август, а она прошептала:
— Наконец-то!
Король обнял ее и, подхватив на руки, осыпал поцелуями.
— Мы победили! Выиграли! Окончательно! — восклицал
он. — Но сколько надобно было сил... Море крови, горы золота...
— Но в сей победоносной баталии, как в зеркале, отразилась неизменная любовь ваша... — отвечала Барбара.
Король бережно опустил Барбару на пол, на мягкий ковер.
— Я увезу вас отсюда! Мы уедем в Неполомице, будем там одни... Хотя Черный и советует...
— Чтобы мы никогда не разлучались?
— О нет. Он говорит, что следует... ковать железо, пока горячо... За коронацию придется сражаться. Ну а крикунов у нас довольно...
— И мы не поедем в Неполомице?..
— Быть может, потом, немного погодя... Ваша коронация сейчас важнее всего...
— Но любые невзгоды мне покажутся легче, если я разделю их вместе с вами здесь, в этих стенах... — она прижалась к нему крепче.
— Как это чудесно, гша сага, что вы не боитесь драконов! — рассмеялся король. — Блаженны те, что не ведают...
— Но любят...
— Поэтому ради них стоит продолжить битву. И выиграть ее...
Как когда-то в Геранонах, они смотрели друг другу в глаза долго и нежно. Время для них остановилось.
— Нет ли вестей из Кракова? — все чаще спрашивала Бона Паппакоду.
— Есть. Сначала они поехали в Неполомице. А теперь государь все время в разъездах, о коронации хлопочет. Маршал Кмита побывал на Вавеле, пригласил королевскую чету в гости.
У Боны перехватило дыхание.
— И они приняли приглашение?
— Соизволили выразить согласие и в конце августа посетили замок в Висниче.
— Довольно, — прервала она сердито. — Остальное доскажешь вечером. А сейчас я хочу побыть одна.
Паппакода вышел, понимая, какая буря поднялась в ее душе. Кмита — верный, многолетний союзник... А теперь?
Предатель! — шептала она самой себе. — Боже, каков лицемер!
Но когда он лицемерил? Теперь, когда, желая удержаться при дворе, поддерживал политику короля, или прежде, когда с ним боролся, угадывая каждое ее желание, дарил неизменной заботой и вместе с тем почитал, как недоступное божество? Теперь не она, а Барбара сидела за праздничным столом у него в замке, для нее танцевала молодежь, для нее играли музыканты. Может быть, в ее честь на большом дворе устроили и рыцарский турнир? Может, и Барбару маршал одарил бесценными подарками, как когда-то одаривал Бону, супругу Сигизмунда Старого?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155