В конце концов, мы не сделали ничего такого, чего следовало бы стыдиться.
– Позвольте! – заявила Колетта, поджав губы. – Если бы Джулия не сунула нос не в свое дело, Эдуард, возможно, так никогда и не заговорил бы об этом. Правильно?
Эдуард взглянул на свою супругу. Лицо его выражало презрение, а голос был холоден как лед.
– Колетта, отец взял с меня слово, что я никогда и никому не расскажу о том, что случилось. С величайшим трудом мне удавалось выполнять его волю целых шестьдесят лет. Но теперь я рад тому, что вы знаете обо всем. Тому, что я могу разделить свою ношу с вами, пусть даже это кое-кому не по нраву.
– Хвала Господу, Mam?, ни о чем не подозревает, – лицемерно вздохнула Колетта, поправляя прическу.
– О, вы ошибаетесь, бабушка все знает, – подала голос Зоя.
Щеки у нее покраснели, как маков цвет, но она храбро обвела взглядом лица собравшихся.
– Она сама рассказала мне о том, что случилось. Я ничего не знала о маленьком мальчике, наверное, мама не хотела, чтобы я услышала эту историю. Но Mam? рассказала мне все. – Воодушевившись, Зоя продолжала: – Она знала обо всем с того момента, как это случилось. Concierge рассказала ей, что Сара вернулась. И еще она сказала, что дедушку мучили кошмары, ему снился мертвый мальчик в комнате. Она сказала, что это было ужасно – знать о том, что случилось, и не иметь возможности поговорить об этом с мужем, с сыном, со всей семьей. Она сказала, что эта история изменила моего прадедушку. Она сказала, что он стал другим. С ним произошло что-то такое, о чем он не мог говорить даже с ней.
Я перевела взгляд на свекра. Он, не веря своим ушам, смотрел на мою дочь.
– Зоя, она знала? Она знала об этом все эти годы и молчала?
Зоя кивнула.
– Mam? сказала, что ей пришлось хранить эту ужасную тайну, что она все время думала о той маленькой девочке. И еще она добавила, что очень рада, что теперь и я знаю обо всем. Бабушка сказала, что нам следовало поговорить об этом намного раньше, что мы должны были поступить так, как сделала мама, и что мы не должны были ждать так долго. Мы должны были найти семью этой маленькой девочки. Мы были не правы, храня все это в тайне. Вот что она мне сказала. Как раз перед тем, как у нее случился удар.
В комнате повисла долгая, мучительная тишина.
Зоя выпрямилась. Поочередно посмотрела на Колетту, на Эдуарда, на своих теток, на отца. На меня.
– Есть еще кое-что, что я хочу сказать вам, – добавила она, легко переходя с французского на английский и намеренно подчеркивая свой американский акцент. – Мне плевать на то, что думает кое-кто из вас. Мне плевать, что вы думаете, будто мама поступила неправильно и сделала глупость. А я по-настоящему горжусь ее поступком. Я горжусь тем, что она отыскала Уильяма и рассказала ему все. Вы и понятия не имеете, чего ей это стоило и что это значило для нее. И что это значит для меня. И, скорее всего, что это значит для него. И знаете что? Когда я вырасту, я хочу быть похожей на нее. Я хочу быть такой матерью, которой могли бы гордиться мои дети. Bonne-nuit.
Она отвесила всем смешной маленький поклон, вышла из комнаты и тихо притворила за собой дверь.
После ее ухода мы долго сидели молча. Я заметила, что выражение лица Колетты стало каменным, почти жестким. Лаура рассматривала себя в карманном зеркальце, проверяя макияж. Сесиль оцепенела, она явно растерялась и не знала, как себя вести.
Бертран не проронил ни слова. Он смотрел в окно, заложив руки за спину. Он ни разу не взглянул на меня. Или на кого-нибудь из нас.
Эдуард поднялся и ласково, по-отечески погладил меня по голове. Он подмигнул мне, лукаво глядя на меня своими выцветшими голубыми глазами, а потом склонился к моему уху и прошептал кое-что по-французски.
– Ты все сделала правильно. Ты все сделала, как надо. Спасибо.
Но потом, уже лежа одна в постели, будучи не в состоянии читать или думать, вообще делать что-либо, кроме как лежать и смотреть в потолок, я усомнилась в этом.
Я вспомнила Уильяма. Где бы он сейчас ни был, он наверняка пытается склеить заново свою разбитую на кусочки прежнюю жизнь.
Я подумала о семействе Тезаков, которое наконец-то высунуло нос из своей норы. Ведь членам семьи пришлось общаться между собой из-за печальной и мрачной тайны, которая выплыла на белый свет.
Tu as fait се qu'il fallait. Tu as bien fait.
Был ли Эдуард прав? Не знаю. Сама я в этом сомневалась.
Зоя открыла дверь, потихоньку забралась ко мне в постель, как маленький заблудившийся щеночек, и прижалась ко мне всем телом. Она взяла мою руку, нежно поцеловала ее, а потом положила голову мне на плечо.
Я слушала приглушенный шум уличного движения на бульваре дю Монпарнас. Было уже поздно. Бертран наверняка вернулся в объятия Амели. Он теперь так далеко от меня и стал совсем чужим, как иностранец. Как посторонний человек, которого я совсем не знала.
Две семьи, которые я сегодня свела вместе, пусть даже на один день. Две семьи, которые уже никогда не станут прежними.
Правильно ли я поступила?
Я не знала, что и думать. И не знала, во что верить.
Лежащая рядом Зоя заснула, и ее спокойное дыхание щекотало мне щеку. Я подумала о ребенке, который должен скоро появиться на свет, и ощутила нечто вроде умиротворения. Чувство покоя, которое позволило мне свободно вздохнуть и расслабиться, пусть даже ненадолго.
Но боль и тоска не проходили.
Нью-Йорк, 2005 год
– Зоя! – крикнула я. – Ради Бога, возьми сестру за руку, не то она свалится с этой штуки и свернет себе шею!
Моя длинноногая старшая дочь скорчила рожицу.
– Мама, ты ведешь себя как параноик.
Она схватила малышку за пухленькую ручку и усадила на трехколесный велосипед. Та яростно заработала маленькими ножками, велосипед покатился по гаревой дорожке, и Зоя вприпрыжку пустилась следом. Малышка повизгивала от восторга, отчаянно выгибая шейку назад, чтобы убедиться, что я смотрю на нее, со всем тщеславием, присущим двухлетнему ребенку.
Центральный парк и первое по-настоящему многообещающее дуновение весны. Блаженствуя, я вытянула ноги и подставила лицо солнечным лучам.
Мужчина, сидевший рядом, ласково погладил меня по щеке.
Нейл. Мой приятель. Немного старше меня. Адвокат. Разведен. Живет в районе Флэт-Айрон с двумя сыновьями-подростками. Меня познакомила с ним сестра. Он мне нравился. Нет, я не была в него влюблена, но мне нравилось его общество. Он был интеллигентным, воспитанным человеком. Он не собирался жениться на мне, хвала Господу, и даже время от времени мирился с моими дочерьми.
С тех пор как мы переехали сюда, у меня сменилось несколько приятелей. Ничего серьезного. Ничего особенно важного. Зоя называла их моими поклонниками, а Чарла – кавалерами, в духе Скарлет О'Хары. Моего предыдущего поклонника, который был до Нейла, звали Питером. Он являлся обладателем картинной галереи, роскошной плеши на затылке, которая причиняла ему нешуточные страдания, и продуваемой всеми ветрами мансардной мастерской-квартирки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
– Позвольте! – заявила Колетта, поджав губы. – Если бы Джулия не сунула нос не в свое дело, Эдуард, возможно, так никогда и не заговорил бы об этом. Правильно?
Эдуард взглянул на свою супругу. Лицо его выражало презрение, а голос был холоден как лед.
– Колетта, отец взял с меня слово, что я никогда и никому не расскажу о том, что случилось. С величайшим трудом мне удавалось выполнять его волю целых шестьдесят лет. Но теперь я рад тому, что вы знаете обо всем. Тому, что я могу разделить свою ношу с вами, пусть даже это кое-кому не по нраву.
– Хвала Господу, Mam?, ни о чем не подозревает, – лицемерно вздохнула Колетта, поправляя прическу.
– О, вы ошибаетесь, бабушка все знает, – подала голос Зоя.
Щеки у нее покраснели, как маков цвет, но она храбро обвела взглядом лица собравшихся.
– Она сама рассказала мне о том, что случилось. Я ничего не знала о маленьком мальчике, наверное, мама не хотела, чтобы я услышала эту историю. Но Mam? рассказала мне все. – Воодушевившись, Зоя продолжала: – Она знала обо всем с того момента, как это случилось. Concierge рассказала ей, что Сара вернулась. И еще она сказала, что дедушку мучили кошмары, ему снился мертвый мальчик в комнате. Она сказала, что это было ужасно – знать о том, что случилось, и не иметь возможности поговорить об этом с мужем, с сыном, со всей семьей. Она сказала, что эта история изменила моего прадедушку. Она сказала, что он стал другим. С ним произошло что-то такое, о чем он не мог говорить даже с ней.
Я перевела взгляд на свекра. Он, не веря своим ушам, смотрел на мою дочь.
– Зоя, она знала? Она знала об этом все эти годы и молчала?
Зоя кивнула.
– Mam? сказала, что ей пришлось хранить эту ужасную тайну, что она все время думала о той маленькой девочке. И еще она добавила, что очень рада, что теперь и я знаю обо всем. Бабушка сказала, что нам следовало поговорить об этом намного раньше, что мы должны были поступить так, как сделала мама, и что мы не должны были ждать так долго. Мы должны были найти семью этой маленькой девочки. Мы были не правы, храня все это в тайне. Вот что она мне сказала. Как раз перед тем, как у нее случился удар.
В комнате повисла долгая, мучительная тишина.
Зоя выпрямилась. Поочередно посмотрела на Колетту, на Эдуарда, на своих теток, на отца. На меня.
– Есть еще кое-что, что я хочу сказать вам, – добавила она, легко переходя с французского на английский и намеренно подчеркивая свой американский акцент. – Мне плевать на то, что думает кое-кто из вас. Мне плевать, что вы думаете, будто мама поступила неправильно и сделала глупость. А я по-настоящему горжусь ее поступком. Я горжусь тем, что она отыскала Уильяма и рассказала ему все. Вы и понятия не имеете, чего ей это стоило и что это значило для нее. И что это значит для меня. И, скорее всего, что это значит для него. И знаете что? Когда я вырасту, я хочу быть похожей на нее. Я хочу быть такой матерью, которой могли бы гордиться мои дети. Bonne-nuit.
Она отвесила всем смешной маленький поклон, вышла из комнаты и тихо притворила за собой дверь.
После ее ухода мы долго сидели молча. Я заметила, что выражение лица Колетты стало каменным, почти жестким. Лаура рассматривала себя в карманном зеркальце, проверяя макияж. Сесиль оцепенела, она явно растерялась и не знала, как себя вести.
Бертран не проронил ни слова. Он смотрел в окно, заложив руки за спину. Он ни разу не взглянул на меня. Или на кого-нибудь из нас.
Эдуард поднялся и ласково, по-отечески погладил меня по голове. Он подмигнул мне, лукаво глядя на меня своими выцветшими голубыми глазами, а потом склонился к моему уху и прошептал кое-что по-французски.
– Ты все сделала правильно. Ты все сделала, как надо. Спасибо.
Но потом, уже лежа одна в постели, будучи не в состоянии читать или думать, вообще делать что-либо, кроме как лежать и смотреть в потолок, я усомнилась в этом.
Я вспомнила Уильяма. Где бы он сейчас ни был, он наверняка пытается склеить заново свою разбитую на кусочки прежнюю жизнь.
Я подумала о семействе Тезаков, которое наконец-то высунуло нос из своей норы. Ведь членам семьи пришлось общаться между собой из-за печальной и мрачной тайны, которая выплыла на белый свет.
Tu as fait се qu'il fallait. Tu as bien fait.
Был ли Эдуард прав? Не знаю. Сама я в этом сомневалась.
Зоя открыла дверь, потихоньку забралась ко мне в постель, как маленький заблудившийся щеночек, и прижалась ко мне всем телом. Она взяла мою руку, нежно поцеловала ее, а потом положила голову мне на плечо.
Я слушала приглушенный шум уличного движения на бульваре дю Монпарнас. Было уже поздно. Бертран наверняка вернулся в объятия Амели. Он теперь так далеко от меня и стал совсем чужим, как иностранец. Как посторонний человек, которого я совсем не знала.
Две семьи, которые я сегодня свела вместе, пусть даже на один день. Две семьи, которые уже никогда не станут прежними.
Правильно ли я поступила?
Я не знала, что и думать. И не знала, во что верить.
Лежащая рядом Зоя заснула, и ее спокойное дыхание щекотало мне щеку. Я подумала о ребенке, который должен скоро появиться на свет, и ощутила нечто вроде умиротворения. Чувство покоя, которое позволило мне свободно вздохнуть и расслабиться, пусть даже ненадолго.
Но боль и тоска не проходили.
Нью-Йорк, 2005 год
– Зоя! – крикнула я. – Ради Бога, возьми сестру за руку, не то она свалится с этой штуки и свернет себе шею!
Моя длинноногая старшая дочь скорчила рожицу.
– Мама, ты ведешь себя как параноик.
Она схватила малышку за пухленькую ручку и усадила на трехколесный велосипед. Та яростно заработала маленькими ножками, велосипед покатился по гаревой дорожке, и Зоя вприпрыжку пустилась следом. Малышка повизгивала от восторга, отчаянно выгибая шейку назад, чтобы убедиться, что я смотрю на нее, со всем тщеславием, присущим двухлетнему ребенку.
Центральный парк и первое по-настоящему многообещающее дуновение весны. Блаженствуя, я вытянула ноги и подставила лицо солнечным лучам.
Мужчина, сидевший рядом, ласково погладил меня по щеке.
Нейл. Мой приятель. Немного старше меня. Адвокат. Разведен. Живет в районе Флэт-Айрон с двумя сыновьями-подростками. Меня познакомила с ним сестра. Он мне нравился. Нет, я не была в него влюблена, но мне нравилось его общество. Он был интеллигентным, воспитанным человеком. Он не собирался жениться на мне, хвала Господу, и даже время от времени мирился с моими дочерьми.
С тех пор как мы переехали сюда, у меня сменилось несколько приятелей. Ничего серьезного. Ничего особенно важного. Зоя называла их моими поклонниками, а Чарла – кавалерами, в духе Скарлет О'Хары. Моего предыдущего поклонника, который был до Нейла, звали Питером. Он являлся обладателем картинной галереи, роскошной плеши на затылке, которая причиняла ему нешуточные страдания, и продуваемой всеми ветрами мансардной мастерской-квартирки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82