На нем не было никакого адреса.
– Откройте его, – попросил он.
Я вынула из конверта тонкий, ветхий блокнот, выцветший рисунок и длинный латунный ключ, который с лязгом упал на пол. Он наклонился, поднял его и положил на ладонь, чтобы я видела.
– Что это? – устало поинтересовалась я.
– Когда вы уехали из Лукки, я был в шоке. Я все никак не мог забыть эту фотографию. Я все время думал о ней.
– Да, – протянула я, чувствуя, как в груди у меня учащенно забилось сердце.
– Я полетел в Роксбери, чтобы повидаться с отцом. Он очень болен, как вам, должно быть, известно. Он умирает от рака и больше не может разговаривать. Я позволил себе осмотреться, скажем так, и в его письменном столе нашел вот этот конверт. Он сохранил его, даже спустя столько лет. Мне он его никогда не показывал.
– Зачем вы приехали? – прошептала я.
В его глазах таилась боль, боль и страх.
– Потому что я хочу, чтобы вы рассказали мне о том, что произошло. О том, что случилось с моей матерью, когда она была маленькой. Я должен знать все. И вы – единственный человек, который может мне в этом помочь.
Я взглянула на ключ, который он держал в руке. Потом посмотрела на рисунок. На нем был неумело изображен маленький кудрявый мальчуган. Мне показалось, что он сидел в тесном шкафу, держа на коленях книгу, а рядом с ним лежал плюшевый медвежонок. На обороте выцветшими чернилами было написано: «Мишель. Рю де Сантонь, 26». Я перевернула несколько страниц в блокноте. Никаких дат и чисел. Короткие предложения на французском, написанные в форме стихотворения, неразборчивые и уже почти неразличимые. В глаза мне бросились отдельные слова: «концентрационный лагерь», «ключ», «не забуду никогда», «смерть».
– Вы читали это? – спросила я.
– Пытался. Я не очень силен во французском. Так что смог понять далеко не все.
В кармане у меня зазвонил телефон, и мы оба вздрогнули. Я нащупала трубку ставшими вдруг чужими пальцами. Это был Эдуард.
– Где вы, Джулия? – мягко спросил он. – Ей стало хуже. Она хочет вас видеть.
– Еду, – ответила я.
Уильям Рейнсферд поглядел на меня сверху вниз.
– Вам надо уходить?
– Да. Неотложное семейное дело. Бабушка моего мужа… У нее случился удар.
– Простите.
Он заколебался, потом положил мне руку на плечо.
– Когда я могу вновь увидеться с вами? Чтобы поговорить?
Я открыла входную дверь, повернулась, посмотрела на его руку у себя на плече. Было странно и трогательно видеть его на пороге этой квартиры, того самого места, которое принесло его матери столько боли и печали. И при этом понимать, что он еще ничего не знает, ничего не знает о том, что случилось здесь, случилось с его семьей, с его бабушкой и дедушкой, с его дядей.
– Вы едете со мной, – ответила я. – Я хочу, чтобы вы познакомились кое с кем.
* * *
Усталое, осунувшееся лицо Mam?. Кажется, она спала. Я заговорила с нею, но не была уверена, что она меня слышит. Потом я почувствовала, как ее пальцы сжали мою руку. Она не отпускала меня. Она знала, что я здесь.
Позади меня, вокруг кровати, столпилось семейство Тезаков. Бертран. Его мать Колетта. Эдуард. Лаура и Сесиль. А позади них, в коридоре, не решаясь войти, переминался с ноги на ногу Уильям Рейнсферд. Бертран, озадаченный, метнул на него непонимающий взгляд. Наверное, он подумал, что это мой новый кавалер. В другое время я бы только посмеялась. Эдуард тоже несколько раз взглянул на него. Его явно разбирало любопытство, он даже прищурился, что-то припоминая, потом посмотрел на меня.
И только позже, когда мы выходили из дома престарелых, я взяла свекра под руку. Доктор Роше заверил нас, что состояние Mam? стабилизировалось. Но она все еще была очень слаба. Никто не мог с уверенностью сказать, чего следует ожидать. Мы должны быть готовы ко всему, заявил он. Мы должны были убедить друг друга в том, что это конец.
– Мне так жаль, Эдуард, – пробормотала я.
Он погладил меня по щеке.
– Моя мать любит вас, Джулия. Она очень любит вас.
Показался Бертран, выражение лица у него было угрюмым и печальным. Я взглянула на него, мимоходом вспомнив об Амели и размышляя над тем, а не сказать ли мне что-нибудь обидное, что причинило бы ему нешуточную боль, но потом решила не унижать ни себя, ни его. В конце концов, у нас еще будет время поговорить об этом. А сейчас это не имело никакого значения. В данный момент я могла думать только о Mam? и о высоком человеке, поджидавшем меня в коридоре.
– Джулия, – обратился ко мне Эдуард, оглядываясь через плечо, – кто это?
– Сын Сары.
Ошеломленный, Эдуард несколько минут молча разглядывал незнакомца.
– Это вы ему позвонили?
– Нет. Совсем недавно он обнаружил кое-какие бумаги, которые его отец втайне от него хранил все эти годы. И какие-то записи Сары. Он здесь, потому что хочет услышать всю историю. Он приехал только сегодня.
– Мне бы хотелось поговорить с ним, – заявил Эдуард.
Я отправилась за Уильямом и сообщила ему, что с ним хочет поговорить мой свекор. Он покорно последовал за мной, и в его присутствии Бертран и Эдуард, Колетта и ее дочери выглядели карликами.
Эдуард Тезак поднял на него глаза. Его лицо было спокойным и собранным, но в глазах блестела предательская влага.
Он протянул руку. Уильям пожал ее. Момент был очень волнующий и напряженный. Все молчали.
– Сын Сары Старжински… – пробормотал Эдуард.
Я бросила быстрый взгляд на Колетту с Лаурой и Сесиль. Они во все глаза следили за происходящим, на их лицах было написано любопытство и вежливое недоумение. Они никак не могли взять в толк, что здесь происходит. Только Бертран понимал, в чем дело, только ему была известна вся история, хотя он не заговаривал об этом с того вечера, когда обнаружил в моей сумочке красную папку с надписью «Сара». Он избегал касаться этой темы даже после того, как пару месяцев назад столкнулся в нашей квартире с Дюфэрами.
Эдуард неторопливо откашлялся. Мужчины по-прежнему пожимали друг другу руки. Он заговорил на английском языке. На весьма приличном английском, хотя и с сильным французским акцентом.
– Меня зовут Эдуард Тезак. Мы встретились с вами в трудную минуту. Моя мать умирает.
– Да, я знаю. Мне очень жаль, – откликнулся Уильям.
– Джулия подробно расскажет вам обо всем. Но ваша мать, Сара…
Эдуард умолк. Голос у него сорвался. Супруга и дочери с удивлением смотрели на него.
– Что здесь происходит? – озабоченно пробормотала Колетта. – Кто такая эта Сара?
– Речь идет о том, что случилось шестьдесят лет назад, – сказал Эдуард, изо всех сил стараясь, чтобы у него не дрожал голос.
Меня охватило неудержимое желание подойти к нему и обнять. Эдуард глубоко вздохнул, и лицо его понемногу обрело нормальный цвет. Он улыбнулся Уильяму робкой, застенчивой улыбкой, которой я никогда не видела у него раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
– Откройте его, – попросил он.
Я вынула из конверта тонкий, ветхий блокнот, выцветший рисунок и длинный латунный ключ, который с лязгом упал на пол. Он наклонился, поднял его и положил на ладонь, чтобы я видела.
– Что это? – устало поинтересовалась я.
– Когда вы уехали из Лукки, я был в шоке. Я все никак не мог забыть эту фотографию. Я все время думал о ней.
– Да, – протянула я, чувствуя, как в груди у меня учащенно забилось сердце.
– Я полетел в Роксбери, чтобы повидаться с отцом. Он очень болен, как вам, должно быть, известно. Он умирает от рака и больше не может разговаривать. Я позволил себе осмотреться, скажем так, и в его письменном столе нашел вот этот конверт. Он сохранил его, даже спустя столько лет. Мне он его никогда не показывал.
– Зачем вы приехали? – прошептала я.
В его глазах таилась боль, боль и страх.
– Потому что я хочу, чтобы вы рассказали мне о том, что произошло. О том, что случилось с моей матерью, когда она была маленькой. Я должен знать все. И вы – единственный человек, который может мне в этом помочь.
Я взглянула на ключ, который он держал в руке. Потом посмотрела на рисунок. На нем был неумело изображен маленький кудрявый мальчуган. Мне показалось, что он сидел в тесном шкафу, держа на коленях книгу, а рядом с ним лежал плюшевый медвежонок. На обороте выцветшими чернилами было написано: «Мишель. Рю де Сантонь, 26». Я перевернула несколько страниц в блокноте. Никаких дат и чисел. Короткие предложения на французском, написанные в форме стихотворения, неразборчивые и уже почти неразличимые. В глаза мне бросились отдельные слова: «концентрационный лагерь», «ключ», «не забуду никогда», «смерть».
– Вы читали это? – спросила я.
– Пытался. Я не очень силен во французском. Так что смог понять далеко не все.
В кармане у меня зазвонил телефон, и мы оба вздрогнули. Я нащупала трубку ставшими вдруг чужими пальцами. Это был Эдуард.
– Где вы, Джулия? – мягко спросил он. – Ей стало хуже. Она хочет вас видеть.
– Еду, – ответила я.
Уильям Рейнсферд поглядел на меня сверху вниз.
– Вам надо уходить?
– Да. Неотложное семейное дело. Бабушка моего мужа… У нее случился удар.
– Простите.
Он заколебался, потом положил мне руку на плечо.
– Когда я могу вновь увидеться с вами? Чтобы поговорить?
Я открыла входную дверь, повернулась, посмотрела на его руку у себя на плече. Было странно и трогательно видеть его на пороге этой квартиры, того самого места, которое принесло его матери столько боли и печали. И при этом понимать, что он еще ничего не знает, ничего не знает о том, что случилось здесь, случилось с его семьей, с его бабушкой и дедушкой, с его дядей.
– Вы едете со мной, – ответила я. – Я хочу, чтобы вы познакомились кое с кем.
* * *
Усталое, осунувшееся лицо Mam?. Кажется, она спала. Я заговорила с нею, но не была уверена, что она меня слышит. Потом я почувствовала, как ее пальцы сжали мою руку. Она не отпускала меня. Она знала, что я здесь.
Позади меня, вокруг кровати, столпилось семейство Тезаков. Бертран. Его мать Колетта. Эдуард. Лаура и Сесиль. А позади них, в коридоре, не решаясь войти, переминался с ноги на ногу Уильям Рейнсферд. Бертран, озадаченный, метнул на него непонимающий взгляд. Наверное, он подумал, что это мой новый кавалер. В другое время я бы только посмеялась. Эдуард тоже несколько раз взглянул на него. Его явно разбирало любопытство, он даже прищурился, что-то припоминая, потом посмотрел на меня.
И только позже, когда мы выходили из дома престарелых, я взяла свекра под руку. Доктор Роше заверил нас, что состояние Mam? стабилизировалось. Но она все еще была очень слаба. Никто не мог с уверенностью сказать, чего следует ожидать. Мы должны быть готовы ко всему, заявил он. Мы должны были убедить друг друга в том, что это конец.
– Мне так жаль, Эдуард, – пробормотала я.
Он погладил меня по щеке.
– Моя мать любит вас, Джулия. Она очень любит вас.
Показался Бертран, выражение лица у него было угрюмым и печальным. Я взглянула на него, мимоходом вспомнив об Амели и размышляя над тем, а не сказать ли мне что-нибудь обидное, что причинило бы ему нешуточную боль, но потом решила не унижать ни себя, ни его. В конце концов, у нас еще будет время поговорить об этом. А сейчас это не имело никакого значения. В данный момент я могла думать только о Mam? и о высоком человеке, поджидавшем меня в коридоре.
– Джулия, – обратился ко мне Эдуард, оглядываясь через плечо, – кто это?
– Сын Сары.
Ошеломленный, Эдуард несколько минут молча разглядывал незнакомца.
– Это вы ему позвонили?
– Нет. Совсем недавно он обнаружил кое-какие бумаги, которые его отец втайне от него хранил все эти годы. И какие-то записи Сары. Он здесь, потому что хочет услышать всю историю. Он приехал только сегодня.
– Мне бы хотелось поговорить с ним, – заявил Эдуард.
Я отправилась за Уильямом и сообщила ему, что с ним хочет поговорить мой свекор. Он покорно последовал за мной, и в его присутствии Бертран и Эдуард, Колетта и ее дочери выглядели карликами.
Эдуард Тезак поднял на него глаза. Его лицо было спокойным и собранным, но в глазах блестела предательская влага.
Он протянул руку. Уильям пожал ее. Момент был очень волнующий и напряженный. Все молчали.
– Сын Сары Старжински… – пробормотал Эдуард.
Я бросила быстрый взгляд на Колетту с Лаурой и Сесиль. Они во все глаза следили за происходящим, на их лицах было написано любопытство и вежливое недоумение. Они никак не могли взять в толк, что здесь происходит. Только Бертран понимал, в чем дело, только ему была известна вся история, хотя он не заговаривал об этом с того вечера, когда обнаружил в моей сумочке красную папку с надписью «Сара». Он избегал касаться этой темы даже после того, как пару месяцев назад столкнулся в нашей квартире с Дюфэрами.
Эдуард неторопливо откашлялся. Мужчины по-прежнему пожимали друг другу руки. Он заговорил на английском языке. На весьма приличном английском, хотя и с сильным французским акцентом.
– Меня зовут Эдуард Тезак. Мы встретились с вами в трудную минуту. Моя мать умирает.
– Да, я знаю. Мне очень жаль, – откликнулся Уильям.
– Джулия подробно расскажет вам обо всем. Но ваша мать, Сара…
Эдуард умолк. Голос у него сорвался. Супруга и дочери с удивлением смотрели на него.
– Что здесь происходит? – озабоченно пробормотала Колетта. – Кто такая эта Сара?
– Речь идет о том, что случилось шестьдесят лет назад, – сказал Эдуард, изо всех сил стараясь, чтобы у него не дрожал голос.
Меня охватило неудержимое желание подойти к нему и обнять. Эдуард глубоко вздохнул, и лицо его понемногу обрело нормальный цвет. Он улыбнулся Уильяму робкой, застенчивой улыбкой, которой я никогда не видела у него раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82