- Тебе придется ее выпрямить. Если ты этого не сделаешь, я останусь калекой на всю жизнь!
Звездный Пророк взглянул на брата с усиливающимся чувством беспомощности. Но в глазах Кита он увидел такую боль, что понял: у него нет выбора.
- Будет больно, - предупредил он, и Кит молча кивнул, скрипнув зубами.
Осторожно Ситас взял в руки распухшую ногу, ощупал рану и нашел место, где была сломана кость: Кит-Канан громко вскрикнул, задыхаясь от боли и хватая ртом воздух, а Ситас потянул его за ногу.
Кит снова вскрикнул, затем впал в милосердное забытье. Ситас отчаянно заставлял себя тянуть, зная, что причиняет Кит-Канаиу невыносимую боль.
Наконец, он почувствовал, что кости скользнули на место.
- Клянусь Квенести Па, мне очень жаль, Кит, - прошептал Ситас, глядя в смертельно бледное лицо брата.
Квенести Па, богиня исцеления! Призыв к милостивой богине заставил его вспомнить о маленьком пузырьке, который мать дала ему перед отъездом. От Мирителисины, сказала она, главной жрицы Квенести Па. Ситас яростно принялся копаться в седельной сумке и наконец, нашел запечатанный кувшинчик.
Хлопнув пробкой, он открыл сосуд и отшатнулся от резкого запаха. Размазав немного бальзама на пальцах, он откинул плащ и нанес лекарство на ногу Кита, повыше и пониже перелома. После этого он снова укрыл брата одеялами, сел, прислонившись к скале, и стал ждать.
Кит-Канан не приходил в сознание весь долгий вечер; солнце путешествовало по бледно-голубому небу и наконец, исчезло за западным хребтом. Но раненый по-прежнему не шевелился. Даже казалось, что ему стало хуже.
Ситас плотнее завернул брата во все одеяла и лег рядом.
Он так и уснул, и хотя много раз просыпался за эту ужасно холодную ночь, но оставался рядом с Кит-Кананом, пока рассвет не озарил их долину.
Кит-Канан не подавал признаков жизни. Осмотрев ногу брата, Ситас в смятении увидел красную полосу, тянувшуюся от колена выше, к бедру. Что же теперь делать? Он никогда не видел такой раны. В отличие от Кит-Канана, он не сталкивался с ужасами войны и необходимостью самому заботиться о себе, живя в диких местах.
Эльф торопливо достал остатки бальзама жрицы и намазал рану. Он знал достаточно о заражении крови, чтобы понять: если смертельную инфекцию не остановить, брат его приговорен. Ситас ничем не мог помочь Кит-Канану, и ему оставалось лишь молиться.
Вода в мехах снова замерзла, и ему пришлось совершить нелегкий спуск по узкой тропе в долину. Рытвина в снегу, которую он оставил вчера, осталась нетронутой - ветер, на его счастье, утих. Таким образом, он смог подобраться к ямке в снегу быстрее, чем в прошлый раз.
Но здесь он встретился с новым препятствием: ночью, во время жестокого мороза, замерз даже быстрый ручей. Эльф рубил и крошил лед мечом, пока не добрался до струйки воды глубиной менее двух дюймов. Лишь растянувшись во весь рост на снегу, погрузив руку в ледяную воду, он смог набрать достаточно воды.
Поднявшись на ноги, Ситас заметил следы, ведущие прочь от ручья, и вспомнил о могучих баранах. Внезапно на него снизошло вдохновение. Он подумал о луках и стрелах, которые остались на уступе, рядом с Кит-Кананом. Где же ему укрыться поближе, чтобы стрелять наверняка? В отличие от брата, он не был искусным стрелком - необходимо, чтобы цель была как можно ближе.
Оставив размышления, он поспешил обратно на уступ. Он обнаружил Кит-Канана в прежнем состоянии, и все, чем он мог ему помочь, - это влить в рот несколько капель воды.
После этого Ситас натянул тетиву на свой лук, осмотрел его гладкую поверхность в поисках трещин, а тетиву - в поисках узлов или потертостей. Как только он покончил с этим, послышалось цоканье копыт, и сердце его забилось от волнения. Горные овцы следом за гордым вожаком спустились по склону по ту сторону долины и направились к узкому ручейку, затем по очереди принялись пить, а баран стоял на страже.
Оглядывая обрыв, где неподвижно застыли Ситас и Кит-Канан, вожак встревожился. Ситас уже решил, что его заметили, и едва не поддался побуждению немедленно натянуть тетиву и выстрелить в отчаянной надежде попасть в кого-нибудь.
Но он заставил себя не шевелиться, и, в конце концов, баран отвел взгляд. Ситас вздыхал и скрежетал зубами от досады, глядя, как животные разворачиваются и отправляются в обратный путь через сугробы, в свою горную твердыню. Пушистый снег доходил огромному барану до плеч, овцы спотыкались и шли с трудом, пока не достигли более удобного для ходьбы каменистого склона.
Остаток дня прошел в вялом однообразии. Ночь выдалась необычайно морозной, и Ситас не мог уснуть - так сильно он дрожал от холода. Он был бы рад хоть малейшему признаку жизни в теле брата; но Кит-Канан оставался неподвижным и безжизненным.
Наутро после четвертой ночи, проведенной на скале, Ситас едва смог заставить себя выкарабкаться из-под кучи одеял и одежды. Солнце показалось над восточным хребтом, а он по-прежнему лежал без движения.
Затем сознание необходимости действовать вернулось к нему, и он в панике поднялся. Инстинктивно он почувствовал, что сегодня им предоставляется последний шанс. Если он не сможет добыть пищи для себя и брата, то до следующего рассвета они не доживут.
Ситас схватил лук и стрелы, привязал к поясу меч и позволил себе роскошь укутаться в еще один шерстяной плащ из тех, что укрывали Кит-Канана. В спешке он устремился в долину и лишь после того, как чуть не сорвался вниз с высоты пятидесяти футов, заставил себя двигаться осторожнее.
Он пробирался к ручью, чувствуя, что ноги и руки снова слушаются его, а сердце застывает от напряженного ожидания. Наконец он остановился напротив того места, куда приходили на водопой овцы. Он не позволял себе задумываться о том, что будет, если овцы сегодня не придут. Если так, его брат умрет. Это было ясно.
Ситас немедленно принялся выкапывать небольшую яму в снегу, в страхе, что животные, уже, возможно, идут сюда. Он оглядывался на южный склон, с которого вчера и позавчера спускались овцы, но не замечал никакого движения.
За несколько минут Ситас вырыл яму нужного размера. Снова быстрый взгляд: никакого признака овец. Дрожа от напряжения, он извлек лук и стрелы и положил их в снег перед собой. Затем он опустился на колени, придавливая ногами мягкий снег. Он взял принесенный плащ и расстелил его перед собой, прежде чем растянуться на земле лицом вниз.
Теперь предстояла самая трудная задача. Он подгребал снег со всех сторон, закалывая ноги и спину и оставляя открытыми лишь плечи, руки и голову.
Чувствуя, как холод пробирает его до костей, он глубже вжался в снежное ложе и, переворачиваясь с боку на бок, набросал на себя еще снега. Лук и стрелы, лежащие наготове, он тоже слегка присыпал снегом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81