Из
вашего сновидения была бы недурная книга."
Альсид: "чего вы хотите? Надо же как-нибудь провести ночь.
Но послушайте дальше. Продолжение уже будет действительностью.
Когда я стал приходить в себя от этого грозного приступа
болезни, я почувствовал себя немного легче, но угнетение духа
усилилось. Около моей кровати сидели три молодые женщины,
одетые в простые белые пеньюары. Я подумал, что у меня
продолжается головокружение, но мне тотчас же сказали, что врач,
поняв причину моей болезни, решил применить единственное
лекарство, которое мне нужно...
Я тотчас же схватил упругую белую руку, осыпал ее поцелуями и
в ответ на это свежие цветущие губы примкнули к моим губам. Это
сладкое прикосновение меня наэлектризовало и я загорелся бешеным
пламенем...
"Прекрасные подруги - воскликнул я, - я хочу счастья через
край! Я хочу умереть в ваших об'ятиях! Отдайтесь моему
восторгу, моему безумию!"
Тотчас же я отбросил в сторону все, что меня прикрывало и
вытянулся на постели. Подушка, положенная мне под бедра, дала
мне самое выгодное положение. Выпрямился высокомерно мой
ликующий кинжал ..." Ну вот ты, пленительная рыжеволосая девушка
с такой упругой белой грудью, сядь лицом к моему изголовью и
раздвинь ноги . Восхитительно ! Ах, до чего она сладострастная
... Светлокудрая, голубоглазая, ко мне! Ты будешь моей
царицей! Ну, иди садись ко мне на трон... Возьми в руки мой
пылающий скипетр, спрячь его целиком в своей империи... У...
Не так быстро. Постой! Будь медленна, качайся в такт, будто
едешь мелкой рысью... Продлим удовольствие. А ты, рослая
красавица с темными волосами и восхитительными формами, обхвати
ноги вот здесь, сверху моей головы. Чудесно, догадалась с
полуслова. Раздвинь бедра шире... Еще... Еще... Так, чтобы я
мог видеть тебя, а мой рот будет пожирать тебя, чтобы мой язык
мог влезть куда захочет. Зачем ты стоишь так прямо." "Ко мне
нагнись, ко мне," - закричала ей рыжеволосая, маня ее своим
заостренным язычком, тонким как венецианский стилет. Ох
сладострастница, подвинься, чтобы я могла лизать твои губы и
видеть твои глаза... Так... Тихо... Тихо.
И вот каждый из нас задвигался, подстрекая друг друга и
добиваясь своего наслаждения. Я поедал глазами эту сцену,
полную воодушевления, эти соблазнительные движения, эти
сумасбродные позы. Скоро огонь пробежал по жилам... Я
вздрогнул всем телом. Обеими руками я ударил по чьей-то шее,
корчась от сладострастия. Потом губы сменяли руки, я жадно
всасывал их тело, грыз, кусался. Мне кричали, чтобы я
остановился, что это убийство, но я только удваивал силы. Эта
чрезмерность меня утомила: голова тяжело опустилась, я лишился
сил.
"Довольно, довольно, - кричал я - ох! Ноги! Какая сладкая
щекотка! Ну мне же больно, судорога сводит мне ноги... О, о,
о."
Я чувствовал, что меня забирает высшее наслаждение. Я толкал
со страстью, но мои красотки сразу потонули и лишились чувства.
Я снимал их бесчувственных на последнем издыхании и утонул в
собственных излияниях...
Была ли это радость неба или наслаждение ада? Это было
огненное истечение не имевшее конца...
Гамиани:- "какую сладость вы вкусили, Альсид! О как я этому
завидую.
Фанни бесчувственная! Она , кажется, спит?!"
Фанни: "оставьте меня, Гамиани. Слышите? Снимите вашу
руку. Она меня давит. Я подавлена. Боже мой, я мертвая.
Боже, какая ночь! Давайте спать.
Бедное дитя закрылось, перевернулось на другой бок и заснуло,
маленькая и слабая в углу кровати. Я хотел привлечь ее к себе,
но графиня сделала знак.
Гамиани: "нет, нет! Я понимаю что она испытывает. Что же
касается меня, то я обладаю совершенно другим характером, нежели
она. Я чувствую страшное раздражение. Я мучаюсь, я хочу! Ах,
взгляните. Мне хочется до смерти. Ваши два тела своими
соприкосновениями, да к тому же ваши рассказы, ваша ярость - все
это выводит меня из себя. Я чувствую яд в душе и огонь в теле,
я не знаю что мне изобрести. Страсть моя не знает меры!"
Альсид: "что делаете, Гамиани? Зачем вы встаете?"
Гамиани: "я не выдержу больше, я горю, я хотела бы... Да
утолите же меня наконец! Я хочу, чтобы меня давили, чтобы меня
били. О... О... Дайте мне насладиться!"
Зубы графини сильно стучали, глаза вращались в орбитах. Все
в ней двигалось конвульсивно, так, что страшно было смотреть.
Фанни поднялась, охваченная ужасом. Что касается меня, то я
ожидал припадка. Тщетно я покрывал поцелуями нежнейшие частицы
ее тела, руки устали в попытках удержать и успокоить эту
неукротимую фурию. Семенные каналы были закрыты, от полного
истощения сочилась кровь, но восторг к ней не приходил.
Гамиани: "спите, я оставлю вас."
С этими словами Гамиани выскользнула из постели, распахнула
дверь и исчезла.
Альсид: "чего она хочет? Вы понимаете, Фанни?"
Фанни: "тише, Альсид! ! Слышите крики. Она убивает себя.
Боже мой! Дверь заперта. Ах, она в комнате Юлии. Постойте,
тут есть стеклянная рама. Мы можем увидеть все через нее.
Придвиньте диван! Вот два стула, влезайте!"
Какое зрелище предстало перед нашими глазами! При свете
ночника графиня каталась по широкому ковру из кошачьей шерсти с
пеной на губах, вращая странно глазами и шевеля бедрами,
запачканными семенем и кровью. /Как известно, кошачья кошачья
шерсть сильно возбуждает, благодаря содержанию в ней
электричества. Женщины лесбоса всегда пользовались ею на
сатурналиях. - Прим. Автора/.
Ее бедра терлись о меховую поверхность с бесподобной
ловкостью. Минутами графиня вскидывала ноги в воздух, выставляя
нашему взору всю спину, чтобы снова тотчас же повалиться с
ужасающим смехом.
Гамиани: "Юлия, ко мне! У меня кружится голова... Ах,
осужденная на безумие, я тебя искусаю!" И вот, Юлия, такая же
голая, сильная и молодая, схватила графиню за руки, связала их
вместе, потом то же сделала с ногами.
Когда припадок страсти достиг величайшего напряжения,
судороги Гамиани меня напугали. Юлия же не высказывала ни
малейшего удивления: танцевала, прыгала, как сумасшедшая,
пострекая себя к сладострастию, и почти без сознания упала в
кресло.
Графиня следила взором за ее движениями. Бессилие испытать
ту же самую ярость, вкусить того же опьяняющего плода, удваивало
ее страсть. Это была самка прометея, раздираемая сотней
коршунов сразу.
Гамиани: "медор! Медор, возьми меня! Возьми меня!"
На этот крик из чулана выбежала огромная собака, бросилась на
графиню, весело и послушно принялась лизать пылким языком
воспаленный клитор, красный конец которого высовывался наружу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
вашего сновидения была бы недурная книга."
Альсид: "чего вы хотите? Надо же как-нибудь провести ночь.
Но послушайте дальше. Продолжение уже будет действительностью.
Когда я стал приходить в себя от этого грозного приступа
болезни, я почувствовал себя немного легче, но угнетение духа
усилилось. Около моей кровати сидели три молодые женщины,
одетые в простые белые пеньюары. Я подумал, что у меня
продолжается головокружение, но мне тотчас же сказали, что врач,
поняв причину моей болезни, решил применить единственное
лекарство, которое мне нужно...
Я тотчас же схватил упругую белую руку, осыпал ее поцелуями и
в ответ на это свежие цветущие губы примкнули к моим губам. Это
сладкое прикосновение меня наэлектризовало и я загорелся бешеным
пламенем...
"Прекрасные подруги - воскликнул я, - я хочу счастья через
край! Я хочу умереть в ваших об'ятиях! Отдайтесь моему
восторгу, моему безумию!"
Тотчас же я отбросил в сторону все, что меня прикрывало и
вытянулся на постели. Подушка, положенная мне под бедра, дала
мне самое выгодное положение. Выпрямился высокомерно мой
ликующий кинжал ..." Ну вот ты, пленительная рыжеволосая девушка
с такой упругой белой грудью, сядь лицом к моему изголовью и
раздвинь ноги . Восхитительно ! Ах, до чего она сладострастная
... Светлокудрая, голубоглазая, ко мне! Ты будешь моей
царицей! Ну, иди садись ко мне на трон... Возьми в руки мой
пылающий скипетр, спрячь его целиком в своей империи... У...
Не так быстро. Постой! Будь медленна, качайся в такт, будто
едешь мелкой рысью... Продлим удовольствие. А ты, рослая
красавица с темными волосами и восхитительными формами, обхвати
ноги вот здесь, сверху моей головы. Чудесно, догадалась с
полуслова. Раздвинь бедра шире... Еще... Еще... Так, чтобы я
мог видеть тебя, а мой рот будет пожирать тебя, чтобы мой язык
мог влезть куда захочет. Зачем ты стоишь так прямо." "Ко мне
нагнись, ко мне," - закричала ей рыжеволосая, маня ее своим
заостренным язычком, тонким как венецианский стилет. Ох
сладострастница, подвинься, чтобы я могла лизать твои губы и
видеть твои глаза... Так... Тихо... Тихо.
И вот каждый из нас задвигался, подстрекая друг друга и
добиваясь своего наслаждения. Я поедал глазами эту сцену,
полную воодушевления, эти соблазнительные движения, эти
сумасбродные позы. Скоро огонь пробежал по жилам... Я
вздрогнул всем телом. Обеими руками я ударил по чьей-то шее,
корчась от сладострастия. Потом губы сменяли руки, я жадно
всасывал их тело, грыз, кусался. Мне кричали, чтобы я
остановился, что это убийство, но я только удваивал силы. Эта
чрезмерность меня утомила: голова тяжело опустилась, я лишился
сил.
"Довольно, довольно, - кричал я - ох! Ноги! Какая сладкая
щекотка! Ну мне же больно, судорога сводит мне ноги... О, о,
о."
Я чувствовал, что меня забирает высшее наслаждение. Я толкал
со страстью, но мои красотки сразу потонули и лишились чувства.
Я снимал их бесчувственных на последнем издыхании и утонул в
собственных излияниях...
Была ли это радость неба или наслаждение ада? Это было
огненное истечение не имевшее конца...
Гамиани:- "какую сладость вы вкусили, Альсид! О как я этому
завидую.
Фанни бесчувственная! Она , кажется, спит?!"
Фанни: "оставьте меня, Гамиани. Слышите? Снимите вашу
руку. Она меня давит. Я подавлена. Боже мой, я мертвая.
Боже, какая ночь! Давайте спать.
Бедное дитя закрылось, перевернулось на другой бок и заснуло,
маленькая и слабая в углу кровати. Я хотел привлечь ее к себе,
но графиня сделала знак.
Гамиани: "нет, нет! Я понимаю что она испытывает. Что же
касается меня, то я обладаю совершенно другим характером, нежели
она. Я чувствую страшное раздражение. Я мучаюсь, я хочу! Ах,
взгляните. Мне хочется до смерти. Ваши два тела своими
соприкосновениями, да к тому же ваши рассказы, ваша ярость - все
это выводит меня из себя. Я чувствую яд в душе и огонь в теле,
я не знаю что мне изобрести. Страсть моя не знает меры!"
Альсид: "что делаете, Гамиани? Зачем вы встаете?"
Гамиани: "я не выдержу больше, я горю, я хотела бы... Да
утолите же меня наконец! Я хочу, чтобы меня давили, чтобы меня
били. О... О... Дайте мне насладиться!"
Зубы графини сильно стучали, глаза вращались в орбитах. Все
в ней двигалось конвульсивно, так, что страшно было смотреть.
Фанни поднялась, охваченная ужасом. Что касается меня, то я
ожидал припадка. Тщетно я покрывал поцелуями нежнейшие частицы
ее тела, руки устали в попытках удержать и успокоить эту
неукротимую фурию. Семенные каналы были закрыты, от полного
истощения сочилась кровь, но восторг к ней не приходил.
Гамиани: "спите, я оставлю вас."
С этими словами Гамиани выскользнула из постели, распахнула
дверь и исчезла.
Альсид: "чего она хочет? Вы понимаете, Фанни?"
Фанни: "тише, Альсид! ! Слышите крики. Она убивает себя.
Боже мой! Дверь заперта. Ах, она в комнате Юлии. Постойте,
тут есть стеклянная рама. Мы можем увидеть все через нее.
Придвиньте диван! Вот два стула, влезайте!"
Какое зрелище предстало перед нашими глазами! При свете
ночника графиня каталась по широкому ковру из кошачьей шерсти с
пеной на губах, вращая странно глазами и шевеля бедрами,
запачканными семенем и кровью. /Как известно, кошачья кошачья
шерсть сильно возбуждает, благодаря содержанию в ней
электричества. Женщины лесбоса всегда пользовались ею на
сатурналиях. - Прим. Автора/.
Ее бедра терлись о меховую поверхность с бесподобной
ловкостью. Минутами графиня вскидывала ноги в воздух, выставляя
нашему взору всю спину, чтобы снова тотчас же повалиться с
ужасающим смехом.
Гамиани: "Юлия, ко мне! У меня кружится голова... Ах,
осужденная на безумие, я тебя искусаю!" И вот, Юлия, такая же
голая, сильная и молодая, схватила графиню за руки, связала их
вместе, потом то же сделала с ногами.
Когда припадок страсти достиг величайшего напряжения,
судороги Гамиани меня напугали. Юлия же не высказывала ни
малейшего удивления: танцевала, прыгала, как сумасшедшая,
пострекая себя к сладострастию, и почти без сознания упала в
кресло.
Графиня следила взором за ее движениями. Бессилие испытать
ту же самую ярость, вкусить того же опьяняющего плода, удваивало
ее страсть. Это была самка прометея, раздираемая сотней
коршунов сразу.
Гамиани: "медор! Медор, возьми меня! Возьми меня!"
На этот крик из чулана выбежала огромная собака, бросилась на
графиню, весело и послушно принялась лизать пылким языком
воспаленный клитор, красный конец которого высовывался наружу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14