"
Альсид: "о, Фанни! Это признание переполняет меня счастьем.
Мой друг прими же доказательство моей любви. Гамиани!
Подстрекайте же меня, чтобы я налил этот юный цветок небесной
росой!"
Гамиани: "какой огонь! Какая пламенность! Фанни, ты уже
обмираешь... О... О... Она наслаждается. Она наслаждается,
Альсид. Я расстаюсь с душой... Я... - И сладкая страсть
бросила нас в об'ятия. Мы все унеслись в небо... После
минутного отдыха, когда чувство волнения утихло, я начал свой
рассказ так: "мое детство было счастливо. К тринадцати годам я
был почти мужчиной. Волнение в крови и вожделения живо давали
себя чувствовать. Предназначенный к принятию священного сана,
воспитанный во всей строгости начал целомудрия, я всеми силами
подавлял в себе чувственные вожделения, но телесная жажда
пробудилась, раз'ярилась могучая, могучая повелительница, и я
безнадежно стремился к ее утолению. Я обрек себя строжайшему
посту. Ночью, во сне, природа добивалась облегчения, а я боялся
этого, как нарушения правил, в которых я сам был виноват. Я
удвоил воздержание и старался изгнать всякую пагубную мысль.
Это противодействие, эта внутренняя борьба привела к тому что я
отупел и стал похож на слаьоумного. Вынужденное воздержание
внесло в мои чувства такую сильную ужасную восприимчивость,
какую я никогда прежде не испытывал. Я часто страдал
головокружениями, мне казалось, что предметы кружатся и я вместе
с ними. Когда мне случайно встречалась молодая женщина, то она
казалась живосветящейся, источающей огонь, подобный
электрическим искрам. Разгоряченная кровь приливала к голове
все сильнее и сильнее, снопы огня, наполняющие мою голову словно
иглы, жгли мои глазницы, вызывая перед моими глазами
обольстительные видения.
Это состояние длилось несколько месяцев, когда однажды утром
я внезапно почувствовал, что мне сводит судорогой все члены. Я
при этом испытывал невероятное напряжение и конвульсию, как во
время приступов падучей болезни. Яркое видение вернулось ко мне
с небывалой силой... Мне виделся какой-то четкий круг, быстро
вращающийся передо мной, увеличивающийся и, наконец, ставший
невообразимым. Живой и острый свет заструился из оси круга и
осветил все пространство передо мной бесконечный кругозор,
беспредельные воспламенения небес, прорезаемые тысячью ракет,
которые не спадали, а изливались золотым дождем сапфировых
искр...
Огонь погас. Голубоватый и мягкий день пришел к нему
навстречу. Мне казалось, что я плавал в ярком и приятном свете,
сладостном, как бледный свет луны.
Мне казались, какваай золотых воздушных мотыльков,
туманновоздушные бесконечные мириады нагих девушек, ослепляющих
своей свежестью и прозрачные, как алебастровые статуи. Я
стремился к своим сильфидам, но они шаловливо смеялись и
ускользали. Их прелестные руки в одно мгновение ускользали в
лазурь и снова приближались еще более живо, более радостно.
Чарующие гирлянды восхитительных тел дарили меня улыбкой ласки,
лукавым взглядом, полным соблазна. Мало помалу видение девичьих
гирлянд исчезло. Тогда ко мне подошли женщины в возрасте любви
и нежных страстей. Одни пылали страстью со жгучими глазами и
трепетной грудью, другие, бледные и поникшие, как девы османа.
Их хрупкие, легкие тела были затянуты в легкие ткани. Казалось
они умирают от истомы и ожидания. Они открывали мне свои
об'ятия и постоянно убегали от меня.
Мучимый вожделениями, я суетился на постели, поднимался на
ноги, а руки мои сотрясали мой высокомерный приал. Я бредил
любовью, наслаждаясь в самых непристойных позах. Впечатления,
сохранившиеся от знания мифологии, смешивались теперь с
видениями: я видел юпитера в огне и юону, хватающую его за
пенис/перуи/ в бешенном разгуле и в странной перемешке фигур.
Затем я присутствовал при оргии, при адской вакханалии в темной
и глубокой пещере, освещенной зловониями факелов. Красноватый
свет и отблески, синие и зеленые, отражались на телах сотен
д'яволов с козлинными фигурами, со смешанными, причудливыми,
страшными формами. Они качались на качелях, держа "орудие"
наготове и, налетев на раскинувшуюся женщину, сразу вонзали свое
копье между ног, доставляя ей и себе судороги быстрого и
внезапного наслаждения другие, опрокинув монахиню вниз головой,
с сумашедшим смехом кувалдой всаживали ей великолепный огненный
приал и вызывали в ней с каждым ударом пароксизмы неистового
наслаждения. Третьи с фитилем в руках, зажигали орудие,
стреляющее пылающим членом, который бестрашно принимала в мишень
своих раздвинутых бедер бешенная дьяволица. А самые злобные из
шайки связали мессалину и у нее на глазах предавались
всевозможным играм в напряженном и остром наслаждении.
Злосчастная извивалась в бешенстве с пеной у рта, стремясь к
наслаждению для нее не доступному. Там и сям тысячи дьяволят,
один резвее другого, бродили, бегали, присасывались, кусались,
танцуя кругами смешивались в груды. Повсюду слышалось хихиканье
и хохот, исступленные крики, вздохи и обмороки сладострастия...
В промежутке, когда настроение поднималось, дьяволы старшего
чина игриво развлекались, пародируя таинства нашей веры.
Совершенно голая монахиня распростерлась со взором, блаженно
устремленным на белое причастие, протянутое на конце весьма
изрядного кропила огромным железноносцем в мирте, одетой шиворот
на выворот. Поодаль дьяволица принимала себе на лицо жидкое
крещение, в то время как другая, прикидываясь умирающей,
напутствовалась страшным изобилием священного предсмертного
причастия. Страшный дьявол, которого четверо несли на плечах,
гордо раскачивал мощное орудие своего сатанинского любовного
наслаждения и когда его совсем разобрало, волнами полил потоки
своей жертвенной жизни. Всякий падал ниц при его приближении.
Это было издевательское подражание процесии святых тайн.
И вот бьет час! Тот час, когда все дьяволы созывают друг
друга, берутся за руки и образуют огненный круг. Начинается
хоровод. Они вертятся, носятся, летают как молнии. Слабые
валились под ноги в этом быстром кружении, в этом быстром
скакании. Их падения опрокидывали других. Это было жуткое
месиво - дикая смесь, самых причудливых сплетений тела с телом,
постыдных совокуплений, грязный хаос поверженных тел, до предела
охваченных омерзительной похотью...
Гамиани: "вы приукрашиваете на диво, милый Альсид.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14