– С тех пор как вы купили этот череп, – продолжала она, – вы все очень изменились, хотя сами того не заметили. Перемена произошла не в один день, но те, кто наблюдал за вами со стороны, не могли не обратить на нее внимания. Встреча с новым миром, о существовании которого вы раньше даже не подозревали, подтолкнула вас к усердным поискам и к попытке играть по правилам, навязанным этим миром. И вскоре вы, в силу собственный неопытности, превратились в своих поисках из охотников в жертв.
– Ада, прошу прощения, – перебил Пол, – но ты так и не ответила на вопрос. Что ты делала на собрании братства карбонариев?
Глаза профессора Канали с надеждой впились в ее лицо, весь он обратился в зрение и слух: вот-вот должен был прозвучать ответ на самый главный для него вопрос. В конце концов, все остальные детали и подробности ее рассказа можно было интерпретировать по-разному – в зависимости от того, что она скажет о своем знакомстве с коломбиной и о том, что объединяет этих двух женщин.
– Никакого братства не существует, – четко и категорично проговорила Ада Маргарет Слиммернау, – это всего лишь пьеса, затянувшийся спектакль, в котором все мы играем определенные роли. Твоя клятва – только эпизод в большом театральном представлении, которое продолжается вот уже несколько веков.
Федерико отказывался верить своим ушам. Внутренне он был убежден, что женщина пытается скрыть от него правду и навести на ложный след. Но он не сдавался и продолжал настойчиво расспрашивать:
– Даже если это так, мой вопрос остается в силе. Ты была там. Ответь же наконец: что ты там делала?
– Играла, – не задумываясь ответила Ада, – исполняла свою роль, как я делаю всякий раз, когда меня об этом просят. Мы, актеры, – вечные рабы своего ремесла, и нам не дано свободы выбора собственной жизни и собственных поступков. Меня пригласили на собрание, чтобы я познакомилась с тобой. Было решено, что пора нам всем постепенно познакомиться друг с другом. Когда я ехала туда, я понятия не имела, с кем именно мне предстоит встретиться. Но, увидев тебя, я тотчас же вспомнила все, что рассказывал о тебе Марк. Так что узнать тебя было нетрудно. Ну а потом я поняла, какая опасность тебе грозит: ты ведь попал в жадные лапы «садовников», как молоденький росток, к которому со всех сторон тянутся морды голодной домашней скотины.
Ада еще долго говорила об опасностях, навязчивых идеях, алчности и прочих отвлеченных вещах. Федерико не слишком хорошо понимал ее, а главное – не мог побороть в себе недоверия к ее словам. Она не сказала, была ли знакома с Коломбиной и общались ли обе женщины после того, как у них завязались интимные отношения с двумя друзьями. Столь же загадочной оставалась для него и роль старого Винченцо, который, судя по всему, являлся в актерском братстве довольно важной фигурой. Он вполне мог быть одним из ассистентов режиссеров – невидимых и неведомых, по крайней мере до поры до времени. С его подачи актеры могли разыгрывать одну за другой забытые старинные пьесы, ставившиеся когда-то на сценах разных городов и стран. Вдруг его внимание сосредоточилось на одной детали, которая до сих пор не казалась ему важной.
– Но ведь ты… ты не профессиональная актриса, – сказал он уверенным тоном.
– Нет, я актриса, – возразила она столь же уверенно, – актриса от рождения. Я никогда не работала в театре, не играла в обычных спектаклях, не демонстрировала свой талант на публике. Но можешь не сомневаться – я самая настоящая актриса.
У Федерико вспотели ладони; он чувствовал, что усталость и растерянность свели на нет его способность отличать правду от лжи. Ада казалась ему каким-то чудовищем, от которого Марк должен был бы бежать без оглядки, если бы понял, что происходит. Сейчас нетрудно было представить себе эту женщину исполняющей любую предложенную ей роль – от любящей жены до безжалостной ведьмы. Каждый из этих образов был бы абсолютно реальным и убедительным. Как ведьма, так и жена вполне могли бы привести его друга на грань безумия. Оставшееся время разговора было потрачено практически впустую. Федерико не удалось вытянуть из Ады больше никакой информации – ничего, что помогло бы ему разобраться в хитросплетениях человеческих страстей и отношений, которые так или иначе были связаны с носатым черепом. Эта проклятая костяная игрушка притягивала к себе все эксцентричные натуры, они жаждали обладать ею так, словно кусок кости с необычным отростком был сокровищем необычайной ценности. И все же какая связь могла существовать между этой жаждой обладания и заговором против него и его друзей, судя по всему, имевшим целью погубить их всех?
Коломбина, его милая «садовница», также затащила его в свои сети и очаровала настолько, что он перестал замечать, что происходит. Оказывается, никому были не нужны ни его клятвы, ни обеты. Все было затеяно лишь для того, чтобы подчинить его разум и чувства чьей-то чужой воле. Вероятно, и любовь Коломбины вспыхнула не сама по себе, а была зажжена специально – с целью вызнать у возлюбленного самый главный его секрет, играть его рассудком и эмоциями. Марк погиб именно из-за этого, он не выдержал напряжения, которое испытывал, как актер-дебютант, пытающийся на равных участвовать в спектакле, который разыгрывают опытные мастера. Они создают один придуманный мир за другим, эти миры вспыхивают как звезды и бесследно исчезают в непроглядной темноте Вселенной. У этого спектакля нет ни конца, ни начала. Мертвые и живые вместе произносят слова, написанные рукой неведомого драматурга. Вот и наследница Гая Фокса научилась у своего далекого предка изображать боль, не чувствуя ее. Что же за чудовища встретились на пути бедного Пиноккио? В какую борьбу вступил он, исполняя свою роль деревянной игрушки, и какой ценой ему удалось добиться, чтобы у него не отобрали роль человека? Смерть Пиноккио на тонущем корабле, будь то у берегов Гаити, в зеркале или в мраморных мозаиках во флорентийском дворце, являлась составной частью крушения какого-то огромного пустого здания. Сатис-хаус, о котором постоянно вспоминал Марк, возможно, и был фрагментом той сцены, где действовали все привидения и призраки театра, где они собирались, чтобы разыграть новый, еще не исполнявшийся эпизод бесконечной пьесы – сцену воскрешения деревянной куклы.
В самолете, по пути во Флоренцию, Федерико наконец смог немного поспать. Усталость и печаль настолько глубоко проникли в его тело, что он фактически перестал воспринимать окружающую действительность. Думать о чем бы то ни было, задавать себе все новые вопросы у него тоже не было сил. Ада призналась ему в том, кто она такая, но это признание ни в коей мере не могло помочь решить навалившиеся на него проблемы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132